Бремя императора: Скрытое пророчество - Эльтеррус Иар - Страница 40

Наверное, так Элиа и продолжала бы жить, бессмысленно и бесполезно, если бы не случайная встреча с Леком ар Сантеном на приеме в честь совершеннолетия наследника рода ар Инвах. Эта встреча перевернула всю ее жизнь, изменила бесповоротно, навсегда. Затем была беседа с Ланигом ар Вортоном, собственное прозрение, поход на исповедь, во время которой исповедник предложил ей отравить человека, ставшего дорогим, что сразу убило наивную детскую веру. И император. Этот невероятный человек восхищал Элиа до глубины души. Как он может быть таким всепонимающим, таким добрым и одновременно таким жестким? Как его на все хватает? И на всех?!

Осознав, что любит Лека ар Сантена, девушка готова была отдать любимому тело и душу, сделать для него все. Однако, прежде всего, горца требовалось сохранить живым и хотя бы относительно невредимым. Церковь ведь не оставит юношу в покое, раз уж приговорила к смерти. Император предложил обмануть святош, но Элиа посчитала, что этого недостаточно, и предложила свой план. Маран удивился, но принял ее предложение. Подключил к делу Ланига ар Вортона, и интрига начала раскручиваться.

Больно было обманывать любимого, но девушка сделала это ради его же блага. После его мнимых похорон Элиа снова пошла в церковь при епископате. Приход баронессы ар Сарах, которая уже два дня как должна была быть мертва, вызвал немалый переполох. Исповедник с елейным голосом долго выспрашивал девушку о подробностях происшедшего. Затем ей принесли воды, в которой чувствовался привкус того самого яда, от которого «умер» Лек. Спасибо его величеству, наложившему на Элиа заклятие, после которого ей стали не страшны любые яды.

Переполох в епископате набирал обороты. Особенно перепугались святые отцы после того, как из стакана, недопитого девушкой, заставили отхлебнуть какого-то служку. Бедняга к утру помер, а с баронессой не произошло ровным счетом ничего: она сладко проспала несколько часов в выделенной ей келье.

Ошеломленный епископ Равитар принялся травить ее самыми разными ядами, но Элиа их просто не замечала. Поняв, что столкнулся с чем-то необъяснимым, Равитар решил использовать девушку. По распоряжению будущего куратора баронесса приняла первый постриг, став послушницей. Во время торжественно обставленной церемонии она тихо посмеивалась: клятвы, данные врагу – ложь во спасение родины и любимого.

Для проверки куратор поручил новой послушнице убрать одного из церковных чинов, давно мешавшего Равитару. Девушка проделала это быстро, красиво и без малейших сомнений. Покойный обожал красивых женщин и, встретив прелестную послушницу, лукаво стрелявшую глазами по сторонам, не устоял, приказав идти за ним. Элиа, ласково улыбаясь, заколола сластолюбца тонким стилетом, вынутым из волос, и отправилась к епископу Равитару докладывать о выполнении задания. Тот был восхищен откровенным цинизмом девушки, решив, что перед ним зверь его породы. Она не стала разубеждать куратора, сыграть хладнокровную эгоистку вовсе несложно…

С тех пор отношение к баронессе изменилось, она стала в епископате своей. Относительно, конечно, своей, всего лишь инструментом для устранения неугодных, но все-таки.

Немного освоившись в новой среде обитания, девушка начала приводить в действие свой план. Подбросив кое-кому тщательно сфабрикованные доказательства, стравила две влиятельные клики, уже больше сотни лет пребывавшие в состоянии хрупкого нейтралитета. В результате больше десяти самых опасных для императора «святых отцов» покинули сию юдоль скорби. Одно это уже оправдывало присутствие девушки в змеином кубле.

Однако куратор, епископ Равитар, так и остался для Элиа загадкой. Чем на самом деле занят этот неопрятный толстяк, любитель красивых мальчиков и эля в непомерных количествах? Внешность обманчива, Равитар оказался куда опаснее архиепископа, которому вскоре представил девушку.

Поручив послушнице устранить двух надоевших до зубной боли противников, его преосвященство пришел в восторг: Элиа обставила смерть епископов с ледяной элегантностью, они просто уснули в своих постелях и не проснулись. Целители разводили руками – сердечная недостаточность, ничего не поделаешь. Конечно, на самом деле убирали неугодных тайные стражи, но об этом никто не подозревал. С тех пор архиепископ называл баронессу «Дитя мое». Дитя ласково улыбалось в ответ и, не торопясь, рыло «благодетелю» глубокую яму.

Элиа досадливо постучала пальцами по подоконнику. Епископ Равитар куда-то уехал, его не было уже две недели. Судя по последним событиям, святоши готовятся к чему-то страшному. Проклятие, а она так и не сумела выяснить – к чему именно! Предупредила императора, конечно, пусть тайная стража и невидимки будут наготове, но это не слишком-то поможет в случае беды. Нужно знать, к чему готовиться, а вот этого как раз никто и не знал.

Похоже, загадочное дело вел как раз ее куратор, но даже намеков не делал, как обычно, – похвастаться Равитар любил, следовало только надавить своевременно на нужные точки. Однако на сей раз обычный метод не сработал, куратор только загадочно улыбался, говоря, что до победы остался один шаг, что надо всего лишь немного подождать. Какой победы?! Над кем? Над его величеством? Этого нельзя допустить. Архиепископ вообще ничего не знал о тайнах своего ближайшего помощника, что вовсе неудивительно. Он был всего лишь щукой, тогда как Равитар – акулой, успешно притворившейся безобидным окуньком.

Еще одно вызывало беспокойство. С тех пор как в епископате стало известно, что Лек ар Сантен жив, ей перестали доверять. Элиа не раз замечала подозрительные взгляды, направленные в ее сторону. Похоже, вскоре придется уходить, все возможное здесь она уже сделала. Арват перемещения император вживил ей в один из зубов, достаточно надавить на него определенным образом, чтобы оказаться в элиандарском кабинете его величества.

После отъезда куратора девушку спровадили в этот монастырь, и она даже не знала, что произошло за это время в епископате. От церковников можно ждать чего угодно, их единственная цель – власть, ради нее они способны сотворить самое чудовищное преступление. Нужно что-то делать, но что? Нарушать приказ куратора нельзя, если хочет остаться полезной императору в этом гадюшнике. Проклятье! Его величество тоже приказал сидеть тихо и не высовываться. Элиа молча бесилась, бездействие выводило ее из себя.

Келья, выделенная послушнице, находилась на самом верху южной башни, под кровлей. Порой слышно было, как по крыше ходят и воркуют голуби. Обстановка очень скромная – узкая жесткая кровать, покрытая серым колючим одеялом, столик у окна, шкафчик для одежды, книжная полка с трудами святого Даонира. И молитвенный коврик в углу, на котором полагалось проводить не менее десяти часов в день.

За Элиа никто не следил, слежку она научилась чувствовать очень хорошо. Еду ей приносили в келью. По утрам приходил наставник, обучавший разбираться в ядах, противоядиях и способах их применения. По вечерам – настоятель с душещипательными беседами, которые надоели девушке до тошноты. Странно все-таки. Разве стали бы ее обучать чему-нибудь, если планируют убрать? Кто их знает, церковники мыслили каким-то вывернутым, непонятным образом. Впрочем, надавить на арват Элиа всяко успеет, а там пусть ищут, сколько хотят, – скоро Церковь расколется, и епископам станет не до сбежавшей послушницы.

Стемнело. Элиа все так же сидела у окна, погрузившись в свои мысли. Она ни о чем не жалела, понимая, что будет работать на императора до самой смерти – Элиа преклонялась перед этим человеком. Кроме того, девушка ощущала себя в своей стихии: ей всегда недоставало большого дела, дела жизни. Этим делом для нее стало сохранение империи. «Высший свет», в котором она прежде вращалась, оказался всего лишь накипью, ничего не решающей и ни на что не пригодной. Прикосновение к тайнам боевого братства и его величества заставляло восторженно ежиться. Она хотела быть с теми, кто делает реальное дело, помогает людям жить по-человечески.

Что-то мелькнуло в небе, и в воздухе перед окном повис радостно улыбающийся Лек. За спиной молодого горца бились полупрозрачные черные крылья. Значит, правда – он и в самом деле умеет летать. Опасаясь, что кто-нибудь заметит любимого, Элиа отступила внутрь, приглашающе махнув рукой. Юноша ловко скользнул в узкое окно, крылья исчезли, будто их никогда и не было.