Категория трудности - Шатаев Владимир Николаевич - Страница 26

– чтобы сохранить свою цельность. Сильные альпинисты движутся группой, и все-таки каждый идет сам по себе. Он замыкается на своем ощущении гор, переживании трудностей маршрута, побед и неудач. Он держит в себе эти чувства, не испытывая ни малейшего желание с кем-либо поделиться ими… Да зачем я вам все это говорю, будто вы не знаете, что настоящий восходитель связывается веревкой с партнерами только по крайней необходимости?! Что отсюда – явление одиночек?! И что большинство из нас идут в коллективах не по зову души, а по велению разума?! Вам не хуже, чем мне известно: хождение в группе – сложное, тонкое искусство. Умение во всех случаях оставаться хорошим, честным товарищем – признак высокой альпинистской зрелости.

Но это не дает вам права считать, что альпинизм – маленькая модель коммунизма.

– Все это признаки индивидуальности. Индивидуализм – совсем другое. Нельзя путать эти понятия. К тому же зря ты так смело говоришь за всех альпинистов мира. Я действительно люблю переваривать горы уединенно. Но я же и люблю ходить в них компанией. Я ни за что бы не пошел одиночкой, даже если б это было совсем безопасно. Все это сложно и не может быть однозначным. И вообще… по-твоему, выходит, что на альпинизме не может оставаться какой-либо национальный или социальный отпечаток. Получается, он не подвержен национальному влиянию?

– Подвержен. Но не в главном. В главном наоборот: это он образует особую международную общность – альпинистов.

– Вот и вернемся к нашим баранам. Мы ведь и не говорим о главном. Разве вопрос, как относиться к чужому крюку, – главное в альпинизме?

– Ну хватит! – вмешался я. – А то этому конца не будет.

Я оставался в стороне от беседы. Мне не до разговоров. Мне сейчас хватало своих переживаний, своих размышлений. И весьма драматичных. Тех, что привели меня к очень удобному, но отторжимому душою выводу: ладно, проживу и без альпинизма. Виснер, видно заметил мое настроение, понял, о чем я думаю, и сказал:

– Не надо расстраиваться, Володя. Ваш авторитет от этого николько не упал. Мы считаем вас сильными альпинистами и высоко ценим советскую восходительскую школу. Смотри, сколько там народу наблюдает, уверен, все они в восторге от вас. А крюк – это маленькая оплошность Я досадовал… мне хотелось, чтобы все прошло идеально К тому же по-своему ты поступил правильно. У вас другой альпинизм, поэтому другие правила. Ты сказал: в случае необходимости идете по чужим следам и знаете, что никто вас в этом не упрекнет – ни в душе, ни вслух, и я подумал: ваш альпинизм то и дело ставит людей в условия, когда игра кончается, когда не до спорта – начинается борьба за жизнь. И тут условности не имеют никакого значения. Этот фактор очень влияет на все ваше альпинистское мировоззрение У нас тоже есть такой альпинизм. Но представлен всего лишь одной горой – Мак-Кинли, на Аляске.

Разумное объяснение. В целом. Тяжелых для меня частностей Виснер не знал… И все-таки меня радовало уже то, что он сам до этого дошел – не пришлось оправдываться. Я несколько ободрился, хотя в душе оставался свинцовый осадок. Вечером в номер ко мне зашел Непомнящий и снова завел разговор о злосчастном крюке.

– Если разобраться, – сказал он, – в упреке Виснера ничего нового. Хоть и нет такого правила, но и у нас использование чужого крюка не доблесть. Только не бери все на себя. Я себя укоряю. Сделал бы то же самое – не задумываясь подвесился бы на эту железку. По-моему, все мы не в ту тональность попали – что-то вроде экскурсионного настроения. Еще встреча такая: «представители», «делегаты»! Словно не работать приехали, а для осмотра экзотики.

Я молчал. Он пришел, чтобы меня успокоить, и наивно думал, будто мне это непонятно.

– А почему мы расслабились? – продолжал Анатолий. – Может, потому, что свысока смотрим на нравственность? Они, мол, здесь за лучший кусок в глотку друг другу готовы вцепиться. Если у нас такой поступок не осуждается, то здесь тем более? Немного подзабыли, что имеем дело с альпинистами!

Американская пресса, понятно, не обошла нас вниманием. Отражала визит советских весьма подробно. Мы постоянно глядели на свое отражение и пришли к выводу: утомительная это штука, зеркало. Особенно если оно не слишком точное. Случалось, правда, и так что приходилось говорить себе: «Нечего на зеркало пенять…» Но так бывало редко, поскольку нас все-таки больше хвалили.

В первые же дни газеты поместили отчеты о наших тренировках в Шавангуке. Много говорили о необычайной скорости прохождения маршрутов, ничуть не жалея превосходных степеней. Пришлось, однако, проглотить весьма ощутимую ложку дегтя – «чужой крюк» не ускользнул от внимания репортеров. Был юмор по поводу галош Сережи Бершова и Славы Онищенко. Были и некоторая торопливость в оценке и толковании фактов. Кто-то из журналистов, услыхав звон, не дал себе труда разобраться, где он, и выдал «уличающие» строчки броским аншлагом: «Русские приехали без снаряжения!» В этом подобии правды не содержалось ни полправды, ни четверть правды. Наша федерация договорилась с ААК: мы берем только легкое снаряжение (крюки, карабины, закладки); пуховыми мешками, палатками, веревками, ледорубами нас снабдят на месте. На тех же условиях в следующем году должен пройти и ответный визит американцев. Это вызвано ограничением перевозки грузов на самолете. Но… вероятно, соблазн уличить советских в нищенстве оказался сильнее чем забота о репутации своего печатного органа. Но, повторяю, это были лишь мелкие пятнышки на общем фоне доброжелательства. …Началась наконец истинно деловая часть нашей поездки. Мы сели в самолет и полетели с востока на запад, в центр страны, штат Вайоминг. Здесь в Тетонских горах нас ожидал популярный в Штатах массив Гранд-Тетон. Ночь провели в Джексоне, небольшом городке неподалеку от Гранд-Тетона, и на другой день отправились в район восхождения.

Утро оказалось не слишком добрым. Накануне весь вечер готовились к выходу – паковали рюкзаки, проверяли веревки, карабины… Но, пробудившись, увидели сырые, унылые окна. Шел дождь, способный вызывать юмор разве что у людей, которым все равно сидеть дома. Мы красноречиво посмотрели на нашу альпинистскую совесть – Виталия Михайловича, – и суровый, несгибаемый Абалаков ответил:

– Куда же, к черту, в такую погоду?! Сидите уж. Может, к обеду пройдет… Протеста это, понятно, не вызвало хотя бы уж потому, что выпал случай поспать лишних пару часов. Однако… В дверь постучали. Вошел местный гид, знакомивший нас с достопримечательностями района. Сейчас он прибыл, чтобы доставить нас на исходную точку маршрута.

– Одевайтесь, пошли! – сказал он.

– Куда?!

– На маршрут.

– Но дождь?!

Губы его искривились в усмешку:

– У вас нет снаряжения на случай дождя?! По-моему, вы просто плохие альпинисты. Непонятно, за.что вас хвалят? – сказал он не моргнув глазом.

Фигурального смысла в его ответе не содержалось, доброй иронии тоже. «Плохие альпинисты» значит плохие альпинисты. По лицу его было видно, что он и навсегда сделал вывод о нашей квалификации.

Настроение было испорчено. И дело не в грубости гида. Это, как говорят, факт его биографии – ему и расстраиваться. Но он и впрямь попал в болевую точку. У меня нет здесь возможности подробно рассматривать положение с альпинистским инвентарем. Повторю лишь то, о чем неоднократно говорилось в нашей спортивной периодике: проблема эта далека от решения. Сейчас нас заставили краснеть, ибо мы и в самом деле не имели горной одежды от дождя.

У подножия стены нас ожидал Роберт Уоллес – двадцатишестилетний профессионал, совершивший с клиентами не один десяток подъемов на эту гору. Роберт занимается некоторыми восходительскими исследованиями. Его волнуют проблемы питания и досуга в горах. У него приветливое лицо и вместе с тем цепкий, пристальный взгляд.

Когда сопровождающий оставил нас одних, Уоллес сказал:

– Я, по правде говоря, не думал, что вы пойдете в такую погоду.

– Мы бы не пошли, – ответил Непомнящий, – но нам сказали… – Толя повторил «глубокомыслие» нашего гида и добавил: –Честно говоря, нас это несколько удивило.