Бродяга и фея (сборник) - Булыга Сергей Алексеевич - Страница 25

А назавтра, едва рассвело, турнир был продолжен. Гремели фанфары, рукоплескали зрители, кричали разносчики сладостей и сплетен, а на ристалище сражались славнейшие лэйны из двенадцати королевств. Одни из них летели в пыль, другие же раскланивались перед почтеннейшей публикой и вновь съезжались – победители с победителями. Звенели мечи, трещали копья, латы, шлемы, кости. Зрители то и дело вскакивали с мест и бились об заклад – кто уцелеет к вечеру, кому достанутся главные почести: венок багрового безлистника и три сокровенных желания. Предполагали всякое, однако общее мнение склонялось к тому, что победит вон тот, который в латах Черного Пустынника. Скажите… Ах, да что там! Вы лучше посмотрите, как он ловко справился с пришельцем из Стеклянных Гор! Пришелец на крылатой лошади, а сам закован в панцирь черепахи; ну и что?! Вот его как черепаху и разделали! Да и не только его одного! И публика раз за разом оглушительно рукоплескала победителю, а белокурая красавица бросала на ристалище розу за розой.

Да, что и говорить, успех был всеобщий. А когда обладатель доспехов Черного Пустынника усмирил, взнуздал и оседлал Огненного Многонога, то тут даже стражники, поставленные для поддержания порядка, и те забыли обо всем. Засмотревшись на захватывающее единоборство, они не заметили, как на ристалище проскользнул рыжий, маленький, лохматый, корноухий шелудивый пес. Пес – на ристалище! Какое безобразие! Огненный Многоног брезгливо шарахнулся в сторону, обладатель черных лат отбросил копье и схватился за луку седла, фанфары сбились с мелодии, почтенная публика возмущенно затопала ногами, белокурая красавица побледнела и закусила губу… А шелудивый пес молча, по-волчьи, бросился к Многоногу, подпрыгнул, впился ему в круп, перескочил на черные латы…

Но тут его содрали алебардами, прижали к земле и стали бить ногами. Стражники били метко, не щадя, и зрители их дружно подбадривали.

Потом, когда всем это надоело, пса перебросили через ограду, и турнир был продолжен. Любимец публики и белокурой дамы оправился от недоразумения, поверг Многонога наземь, с живого содрал с него шкуру и был увенчан венком багрового безлистника. Три желания, высказанные им, были записаны на золоченом пергаменте и с почетным эскортом отправлены на утверждение королю. Победитель раскланялся на все четыре стороны и уехал, так и не подняв забрала. Белокурая дама последовала за победителем.

Публика, покидая ристалище, гадала, почему это на сей раз отважный лэйн не пожелал открыть свое лицо. Предполагали всякое, однако по-настоящему убедительной причины так никто и не назвал, и тогда сошлись на том, что победители имеют право на причуды.

А шелудивый пес тем временем валялся за оградой и, весь побитый, тяжело дышал. Порой он поднимал ободранную голову и пристально смотрел на тонкое кольцо, сокрытое на его правом переднем безымянном пальце… Нет, теперь это был уже не палец, а просто собачья култышка. Проклятие! Его не только превратили в зверя, но к тому же еще и обобрали! Негодный юный кавалер, по наущению белокурой ведьмы, надел его волшебные доспехи и победил на турнире в то время, когда он…

А, что теперь! Пес кое-как поднялся, отряхнулся и медленно побрел прочь. Зайдя за угол какого-то дома, он лег на брюхо стал грызть безымянную култышку на передней правой лапе. Вцепившись острыми зубами в тонкое кольцо, пес думал: вот еще немного, он перегрызет култышку, освободится от злодейских чар, вновь превратится в человека и вернется в замок, поцелует госпожу… Нет, он больше уже не посмеет ее целовать! Он изменил ей; поначалу только в мыслях, а затем… На палец, предназначенный единственно для обручального кольца, он возжелал надеть другое. И после этого пытаться избежать возмездия? Нет, ни за что! Такой позор! Пусть даже никто об этом позоре так и не узнает, но ведь сам-то он его никогда не сможет забыть! А посему… Да, вот так: отныне он так и останется псом и будет носить шелудивую шкуру, его будут дразнить, в него будут швырять камнями. И пусть! Он все снесет, он будет лишь надеяться – до самой… самой… до той самой ночи, когда голодный, старый, всеми забытый и никому не нужный, он сойдет в обочину, зароется в репейник… и всё.

Прошла неделя, вторая, третья. Горожане стали замечать, что на соборной площади им все чаще попадается на глаза облезлый шелудивый пес. Пес этот держался особняком от прочих бродячих собак и, в отличие от них, вел себя с достоинством: он не скулил и не вилял хвостом, он не выпрашивал подачек и даже не уступал людям дороги, хоть и нельзя было сказать, будто шелудивый путается под ногами. Где и чем он кормился, никто не знал. Никто не слышал его голоса, зато всякий, кто бы ни пожелал, мог посмотреть ему в глаза… и встретить грустный, усталый и в то же время весьма независимый взгляд. Обычно пес расхаживал по площади, а перед службой, когда горожане спешили в храм, он садился на паперти и внимательно рассматривал прохожих. Говорили, что он ждет хозяина. А еще кое-кто утверждал, будто на одной из лап у шелудивого надето желтое блестящее кольцо. Так что, возможно, здесь не обошлось без черных сил, и, значит, лучше пса не трогать. Его и не трогали. А он тем временем быстро сдавал. Взгляд у него затуманился, память заметно притупилась. И вдруг…

За день до Поминовения он встретил госпожу. Госпожа выходила из собора. Пес замер. Сел, скосил глаза. Неудержимо захотелось заскулить, взмахнуть хвостом – сдержался. Действительно, к чему теперь все это?! Все в прошлом. Пес опустил глаза. А Госпожа… Нет, точнее, хозяйка…

Вдруг подошла к нему! Остановилась. Прищурила глаза. Подумала…

Пес заскулил и стыдливо поджал под себя переднюю правую лапу…

Хозяйка круто развернулась и пошла – все быстрей и быстрей. А с ней уходила надежда! Пес испуганно взвыл, вскочил и бросился следом за ней. В глазах метались и камин, и зала для приемов, ужасный шторм, дракон, венчание, застолье…

Вернувшись в свой фамильный замок, пес быстро подобрел и покруглел. Ну, еще бы! Хозяйка по два раза в день кормила его наваристой бобовой похлебкой, а на Поминовение, Трех Страждущих и день св. Микла ему подавалась еще и миска доброго шипучего с перцем, чему шелудивый бывал очень рад. Да и чего греха таить – хозяйка баловала пса. По вечерам, управившись с заботами о хлебе насущном, она приходила в залу для приемов, растапливала камин и садилась к вязанию. Шелудивый, лежа у огня, смотрел на хозяйку и думал.

Поначалу он думал о том, что вот сейчас она отложит вязание, подойдет к нему, возьмет его за правую переднюю лапу, увидит кольцо, снимет его… Почти так и бывало. Хозяйка брала его за лапу, трогала проклятое кольцо… улыбалась и возвращалась к вязанию. Что думала она: желала наказать его или боялась потерять, и потому не возвращала лэйну его исконное обличье? Кто знает!

Ну а потом, примерно на втором году, когда хозяйка перестала подходить к нему, пес впервые подумал: а зачем снимать? Что ему, плохо живется? Да ведь если задуматься, так ничего в их жизни не изменилось: она стара, а он… он верен слову, предан, за что она его и любит. Однако лишь только начинала догорать свеча, лишь только пробегали по гобелену первые неверные тени, как хозяйка роняла вязание, закрывала лицо руками и тихо просила:

– Уйди, пожалуйста!

Пес уходил за дверь. Возможно, ему нужно было уходить совсем, через подъемный мост и к городу, однако пес ложился на пороге и терпеливо ждал. И не зря. Наутро хозяйка опять наливала ему полную миску похлебки, трепала за ухом и шептала что-то необидное. Пес в ответ благодарно урчал и думал, что нет на свете никого прекрасней его госпожи и хозяйки.

А вечером все начиналось сначала.

Говорят, они живут так и поныне. Время, говорят, обходит те края стороной. Известное дело – Страна Говорящих Болот…

Весьма похвально

В достославные древние времена в одном известном университете обитал один весьма способный сколяр…

Простите, я запамятовал, сколяров тогда еще не было. Как, впрочем, и профессоров. Дело в том, что в те достославные, но, к сожалению, наивные времена науки находились еще в таком младенческом состоянии, что никто не брал на себя смелость учить кого-либо чему-либо. В наш просвещенный век трудно даже представить себе, что всего каких-то двести лет тому назад физика, астрология, хиромантия и медицина еще не были признаны досконально изученными, завершенными и пересмотру не подлежащими. Справедливость данного догмата для нас ясна и очевидна, а ведь когда-то он вызывал горячие, а порою и кровопролитные споры. Однако, хвала Создателю, теперь всё это в прошлом. Скажи мне, любезный читатель, что еще можно, например, добавить к алхимии, тригонометрии или географии? Философский камень получен, тангенс прямого угла вычислен с точностью до последнего знака, окружность земного диска измерена, поделана между государями и даже, строго по границам, окрашена в соответствующие цвета владеющих ею держав. А посему, в связи с вышеизложенным, совсем неудивительно, что на наши университетские кафедры восходят профессоры – то есть те, которые всё знают, а потому и обучают, а в аудиториях восседают сколяры – то есть те, которые ничего не знают, а потому и изучают, однако каждый из них по прошествии шести лет обучения может сказать… Алхимик скажет: я постиг алхимию всю без остатка. Медик скажет: я постиг медицину, я ведаю все те болезни, кои признаны излечимыми, а также и те недуги, от коих нет спасения. Теолог скажет…