Стихотворения и поэмы. Том 1 - Белый Андрей - Страница 12

12

Май 1900

Москва

Поединок

Посвящается Эллису

1

Из дали грозной Тор воинственный грохочет в тучах. Пронес огонь – огонь таинственный на сизых кручах. Согбенный викинг встал над скатами, над темным бором, горел сияющими латами и спорил с Тором. Бродил по облачному городу, трубил тревогу. Вцепился в огненную бороду он Тору-богу. И ухнул Тор громовым молотом, по латам медным, обсыпав шлем пернатый золотом воздушно-бледным: «Швырну расплавленные гири я с туманных башен…» Вот мчится в пламени валькирия. Ей бой не страшен. На бедрах острый меч нащупала. С протяжным криком помчалась с облачного купола, сияя ликом.

2

Ослепший викинг встал над скалами, спаленный богом. Трубит печально над провалами загнутым рогом. Сердитый Тор за белым глетчером укрылся в туче. Леса пылают ясным вечером на дальней круче. Извивы лапчатого пламени, танцуя, блещут: так клочья палевого знамени в лазури плещут.

Октябрь 1903

Москва

Битва

В лазури проходит толпа исполинов на битву. Ужасен их облик, всклокоченный, каменно-белый. Сурово поют исполины седые молитву. Бросают по воздуху красно-пурпурные стрелы. Порою товарищ, всплеснув мировыми руками, бессильно шатается, дружеских ищет объятий: порою, закрывшись от стрел дымовыми плащами, над телом склоняются медленно гибнущих братий!..

…………………………

Дрожала в испуге земля от тяжелых ударов. Метались в лазури бород снегоблещущих клоки – и нет их. пронизанный тканью червонных пожаров, плывет многобашенный город, туманно-далекий.

Июль 1903

Серебряный Колодезь

Пригвожденный ужас

Давно я здесь в лесу – искатель счастья. В душе моей столетние печали. Я весь исполнен ужасом ненастья. На холм взошел, чтоб лучше видеть дали. Глядит с руин в пурпурном карлик вещий с худым лицом, обросшим белым мохом. Торчит изломом горб его зловещий. Сложив уста, он ветру вторит вздохом. Так горестно, так жалобно взывает: «Усни, мечтатель жалкий, – поздно, поздно»… Вампир пищит, как ласточка, шныряет вокруг него безжизненно и грозно. Ревут вершины в ликованье бурном. Погасли в тучах горние пожары. Горбун торчит во мгле пятном пурпурным. На горб к нему уселся филин старый… Молился я… И сердце билось, билось. С вампирным карлом бой казался труден… Был час четвертый Небо просветилось. И горизонт стал бледно-изумруден. Я заклинал, и верил я заклятью. Молил творца о счастии безбурном. Увидел вдруг – к высокому распятью был пригвожден седой вампир в пурпурном. Я возопил восторженно и страстно: «Заря, заря!… Вновь ужас обессилен!..» И мне внимал распятый безучастно. Вцепившись в крест, заплакал старый филин.

1903

На горах

Горы в брачных венцах. Я в восторге и молод. У меня на торах очистительный холод. Вот ко мне на утес притащился горбун седовласый. Мне в подарок принес из подземных теплиц ананасы. Он в малиново-ярком плясал, прославляя лазурь. Бородою взметал вихрь метельно-серебряных бурь. Голосил низким басом. В небеса запустил ананасом. И, дугу описав, озаряя окрестность, ананас ниспадал, просияв, в неизвестность, золотую росу излучая столбами червонца. Говорили внизу: «Это – диск пламезарного солнца…» Низвергались, звеня, омывали утесы золотые фонтаны огня — хрусталя заалевшего росы. Я в бокалы вина нацедил и, подкравшися боком, горбуна окатил светопенным потоком.

1903

Москва

Вечность

Шумит, шумит знакомым перезвоном далекий зов, из Вечности возникший. Безмирнобледная, увитая хитоном воздушночерным, с головой поникшей и с урной на плечах, глухим порывом она скользит бесстрашно над обрывом. Поток вспененный мчится серебряной каймой. И ей все то же снится над бездной роковой. Провалы, кручи, гроты недвижимы, как сон. Суровые пролеты тоскующих времен. Все ближе голос Вечности сердитой… Оцепенев, с улыбкою безбурной, с душой больной над жизнию разбитой — над старой, опрокинутою урной — она стоит у пропасти туманной виденьем черным, сказкою обманной.