Стихотворения и поэмы. Том 1 - Белый Андрей - Страница 6

6

1903

В полях

Солнца контур старинный, золотой, огневой, апельсинный и винный над червонной рекой. От воздушного пьянства онемела земля. Золотые пространства, золотые поля. Озаренный лучом, я спускаюсь в овраг. Чернопыльные комья замедляют мой шаг, От всего золотого к ручейку убегу — холод ветра ночного на зеленом лугу. Солнца контур старинный, золотой, огневой, апельсинный и винный убежал на покой. Убежал в неизвестность, Над полями легла, заливая окрестность, бледно-синяя мгла. Жизнь в безвременье мчится пересохшим ключом: все земное нам снится утомительным сном.

1904

Священный рыцарь

Посвящается «бедным рыцарям»

Я нарезал алмазным мечом себе полосы солнечных бликов. Я броню из них сделал потом и восстал среди криков. Да избавит Царица меня от руки палачей! Золотая кольчуга моя из горячих, воздушных лучей. Белых тучек нарвал средь лазури, приковал к мирозлатному шлему. Пели ясные бури из пространств дорогую поэму. Вызывал я на бой ослепленных заразой неверья. Холодеющий вихрь, золотой, затрепал мои белые перья.

1903

Душа мира

Вечной тучкой несется, улыбкой беспечной, улыбкой зыбкой смеется. Грядой серебристой летит над водою — – лучисто — волнистой грядою. Чистая, словно мир, вся лучистая — золотая заря, мировая душа. За тобою бежишь, весь горя, как на пир, как на пир спеша. Травой шелестишь: «Я здесь, где цветы… Мир вам…» И бежишь, как на пир, но ты — Там… Пронесясь ветерком, ты зелень чуть тронешь, ты пахнешь холодком и смеясь вмиг в лазури утонешь, улетишь на крыльях стрекозовых. С гвоздик малиновых, с бледно-розовых кашек — ты рубиновых гонишь букашек.

1902

Прежде и теперь

Опала

Посвящается А. А. Блоку

Блестящие ходят персоны, повсюду фаянс и фарфор, расписаны нежно плафоны, музыка приветствует с хор. А в окнах для взора угодный, прилежно разбитый цветник. В своем кабинете дородный и статный сидит временщик. В расшитом камзоле, при шпаге, в андреевском ордене он. Придворный, принесший бумаги, отвесил глубокий поклон, — Приветливый, ясный, речистый, отдавшийся важным делам. Сановник платочек душистый кусает, прижавши к устам. Докладам внимает он мудро, Вдруг перстнем ударил о стол. И с буклей посыпалась пудра на золотом шитый камзол. «Для вас, государь мой, не тайна, что можете вы пострадать: и вот я прошу чрезвычайно сию неисправность изъять…» Лицо утонуло средь кружев. Кричит, раскрасневшись: «Ну что ж!.. Татищев, Шувалов, Бестужев — у нас есть немало вельмож — Коль вы не исправны, законы блюсти я доверю другим… Повсюду, повсюду препоны моим начинаньям благим!..» И, гневно поднявшись, отваги исполненный, быстро исчез. Блеснул его перстень и шпаги украшенный пышно эфес. Идет побледневший придворный… Напудренный щеголь в лорнет глядит – любопытный, притворный: «Что с вами? Лица на вас нет… В опале?.. Назначен Бестужев?» Главу опустил – и молчит. Вкруг море камзолов и кружев, волнуясь, докучно шумит. Блестящие ходят персоны, музыка приветствует с хор, окраскою нежной плафоны ласкают пресыщенный взор.

Апрель 1903

Москва

Объяснение в любви

Посвящается дорогой матери

Сияет роса на листочках. И солнце над прудом горит. Красавица с мушкой на щечках, как пышная роза, сидит. Любезная сердцу картина! Вся в белых, сквозных кружевах, мечтает под звук клавесина… Горит в золотистых лучах под вешнею лаской фортуны и хмелью обвитый карниз, и стены. Прекрасный и юный, пред нею склонился маркиз в привычно заученной роли, в волнисто-седом парике, в лазурно-атласном камзоле, с малиновой розой в руке. «Я вас обожаю, кузина! Извольте цветок сей принять…» Смеется под звук клавесина и хочет кузину обнять. Уже вдоль газонов росистых туман бледно-белый ползет. В волнах фиолетово-мглистых луна золотая плывет.