Берсерк - Григорьева Ольга - Страница 74

— Уведите словенку! — крикнула она. — В яму ее! Завтра я решу, как с ней поступать.

Смерть Тюрка развязала мой язык. Грек подсказал мне выход. Все-таки он был очень умен, этот вечный раб…

— Я не виновата! — почти веря в то, что говорю, закричала я. — Не виновата! Я всего лишь подала чашу!

— Уберите ее, — отмахнулась урманка. Один из стражников обхватил мои плечи, но я вырвалась и кинулась к столу, где лежал берсерк:

— Я не… Страшный удар прервал мои объяснения. Все вокруг потемнело, закружилось и стало сужаться в маленькое светлое пятнышко. Последним, что я увидела, было лицо Хаки. В длинных глазах берсерка застыли удивление и гнев. Он знал, кто хотел его убить. Отныне мне оставалось лишь молить богов, чтоб он прожил как можно меньше…

Рассказывает Хаки

Пир был в самом разгаре, когда Трор вдруг схватился руками за грудь и захрипел. «Опять перебрал пива!» — поморщилась Свейнхильд, но потом ее лицо вытянулось, а глаза стали похожи на плошки для масла.

Она первой подбежала к падающему Трору и подхватила его голову к себе на колени. Изо рта викинга текла какая-то бурая пена и пачкала ей платье, но Свейнхильд не замечала.

— Беги в Уппсалу! — крикнула она застывшему с приоткрытым ртом рабу. — Зови Финна!

Я знал Финна. Уппсальцы верили, что он умеет разговаривать с духами, поэтому звали старого колдуна на все праздники и свадьбы. Бондам не хотелось, чтоб столь опасный человек затаил злобу на их род.

Мальчишка-раб выскочил, а я опустился на колени рядом со Свейнхильд. Трор открыл глаза и попробовал заговорить, но из могучей груди вырывались только протяжные булькающие звуки.

— Он хочет сказать что-то важное, — шепнула Лисица, и, расслышав ее слова, Трор судорожно задергал губами. Что он мог пожелать на пороге смерти? Подумав, я вытащил из ножен меч и вложил его в руку Черного. Тот разжал пальцы и захрипел. Не то… Глаза умирающего потянулись к столу.

— Чаша! — вскрикнула Свейнхильд. — Он говорит о чаше!

Лисий ум куда быстрее волчьего, и опасность он распознает лучше-.

Чашу схватили сразу несколько рук, но я вырвал ее и заглянул внутрь. Там на самом дне плескалась мутно-зеленая жижа. Не пиво.

— Яд! — шепнула Свейнхильд. Она говорила очень тихо, но Трор услышал. Его ослабевшая рука медленно поднялась к моему лицу.

— Ты тоже… — Он забился в судорогах, выплюнул на колени Лисицы кроваво-зеленый сгусток, дернулся еще раз и затих. Я смотрел на его побледневшие губы и проклинал слепоту судьбы. Тысячу раз Трору угрожали пенные сети Ран-Похитительницы, вражеские мечи и каленые стрелы, но одолела какая-то жалкая отрава. Щепотка яда…

Свейнхильд укачивала на коленях его голову и стонала. Ее стоны гулко отдавались в ушах. У-ух — у-ух — ух… «Берегись!» — шепнуло что-то внутри, и в тот же миг ударила острая и безжалостная, как вражеский меч, боль. Казалось, ей не будет конца. Она пропорола мой .живот и рассыпалась в нем сотнями тонких игл. На глазах выступили слезы, язык вспух, а колени дрогнули и подогнулись. Падая, я увидел испуганные глаза Свейнхильд и улыбнулся. Я не боялся смерти. Ульф рассказывал, что под ее черным покрывалом скрывается огромное море света, над которым качается сотканный из радуги мост Бельверст. По этой хрупкой дороге великие воины попадают в обиталище небесной дружины Одина — священную Вальхаллу.

— Прощай, — сказал я Лисице и шагнул в темноту. Сначала она была плотной, а потом рассеялась и превратилась в безбрежную серую даль. Прямо из-под моих ног выбегала разноцветная лента моста, выгибалась дугой и тянулась так далеко, как видел глаз. Великий Один не оставил меня! Я поднял меч и двинулся по сияющему пути. Там в конце меня ждут высокие золотые стены и крепкие ворота, возле которых стоит страж богов Хеймдалль[88]. Он улыбнется…

Но я ошибся. Вместо чертогов Вальхаллы впереди выросла усиженная воронами груда серых камней. Бельверст упирался в нее и пропадал. Это было неправильно, несправедливо! Будто насмехаясь, вороны пронзительно закаркали.

— Я предупреждал тебя, Волчонок, — сказал чей-то знакомый голос.

Хеймдалль? Нет, это был Ульф. Он стоял на самой вершине кручи и держал огромный рог.

— О чем? — спросил я.

Он улыбнулся и покачал головой:

— Что у тебя есть враг.

— Ты не назвал его имени.

— Неужели сам не догадался? Значит, я плохо учил тебя. Такому ученику нет места в Вальхалле.

— Не смей мешать мне! — Я попытался взобраться на кручу, но камни выскальзывали из-под ног, скатывались по склону и беззвучно пропадали в пустоте, а на вершине появлялись новые.

Ульф засмеялся и указал мне на рог.

— Смею. Я призван охранять вход в жилище богов

— Это дело Хеймдалля! — крикнул я.

— Почему ты так решил? — не скрывая презрения захохотал Ульф. — Потому, что об этом рассказывали те кто никогда не достигал жилища Асов?!

Хватит насмешек и пустых пререканий! Нужно идти вперед, к заветным чертогам!

Собравшись с силами, я оттолкнулся и прыгнул. Воронье сорвалось с насиженных мест. Черная вопящая туча рухнула на меня и сбила в пропасть. Перед глазами мелькнул светлый краешек Бельверста. В последнее мгновение пальцы зацепились за него, но подтянуться я уже не смог. Вороны кружились рядом, били крыльями по голове и клевали мою спину. Ульф не пытался отогнать их, просто стоял и с улыбкой смотрел, как крепкие крылья птиц пытаются сбросить меня в царство синекожей Хель.

— Ульф! — отчаянно выкрикнул я, и он перестал смеяться. Морщинистое лицо Круглоглазого стало сердитым, а пальцы отпустили загубник рога.

— Вернись и найди своего врага, — глухо сказал он. — Твой враг воздвиг эту преграду. Он созвал летучих слуг смерти на твой путь, и только ему дано отогнать их. Пока этого не случится, для тебя нет дороги в Вальхаллу!

От этих слов мне стало холодно и страшно. Огромный ворон уселся на мои пальцы и принялся долбить их острым черным клювом.

— Хватит! — крикнул я и полетел в пустоту, все дальше и дальше от жилища Одина. Теперь никакие подвиги, никакие победы не помогут мне достичь его. Прежде нужно найти неведомого врага и заставить его снять заклятие. Но какого врага?!

Я застонал и очнулся. Закопченные стены, глаза Свейнхильд… Что-то отвратительное подкатило к горлу, заставило перевернуться на живот и хлынуло изо рта в подставленный Финном котел. Значит, Финн все-таки пришел и вернул меня к жизни?

— Он спасен, — сказал старик.

Ах, колдун! Кто же называет спасенным отверженного? Я сплюнул в котел остатки отравы и откинулся на спину. Враг, враг, враг… Кто же этот враг?!

— Уберите девку, — громко приказала Свейнхильд. Какую девку? Я повернул голову. Слуги Лисицы тащили к дверям рабыню-словенку. Она упиралась и не сводила с меня настороженного взгляда. Так смотрела… Великий Один! Конечно же, это была она! Девчонка-рабыня из сожженного печища Гардарики! Тогда она еще не понравилась Орму. «Убей словенку, — твердил он. — Ее проклятия не пустые слова», а я не послушался. Как давно это было…

— Но это не я! — вдруг звонко выкрикнула она.

— Ты, — беззвучно шевельнулись мои губы, и она поняла. Глаза словенки стали пустыми, словно у потерявшегося щенка, а руки повисли вдоль тела. Ее поспешно вытолкали вон.

— Хаки! — склонилась Свейнхильд, но я лишь махнул рукой:

— Уходи.

Мне нужно было подумать. Ульф назвал эту словенку моим самым опасным врагом… Значит, она и есть тот самый загадочный враг? Забавно и нелепо. Но как заставить эту словенскую упрямицу снять заклятие? По всему видно, что сила тут не поможет…

— Выпей-ка…

Я оттолкнул трясущуюся руку колдуна и, преодолевая слабость, сел на столе. Финн помешал варево и упрямо протянул миску к моему носу:

— Пей!

Не отстанет… Я отхлебнул и поморщился:

88

В скандинавской мифологии страж небесного жилища богов, Асгарда.