Ладога - Григорьева Ольга - Страница 91

– Жив, жив, но…

Я не успела узнать – что но? От темного, полузасыпанного снегом Олегова драккара отделились несколько фигур, быстро побежали навстречу.

– Где он? – снова спросила я. – Кто эти люди?

– Они помогут тебе. – Гундрольф оглянулся. За нами пустынными берегами вздымался Новый Город, над головой набирала силу метель, а впереди неслись лыжники, и я не узнавала ни одного лица. Хотя, нет! Все они были чем-то схожи… Где же я видела эти горящие глаза, эти тонкие губы, эти костлявые руки? Ядун! Еще не понимая опасности, но уже ясно почуяв ее, я дернулась обратно. Ноги увязали в сугробах, котомка за плечами мешала бежать. Я отбросила ее в сторону. Гундрольф, расхохотавшись, легко нагнал меня, вцепился в плечо:

– Попалась!

– Сволочь! – Я развернулась и со всей силы укусила держащую меня руку. Викинг взвизгнул, отпустил. Я вновь побежала. Впереди появился одинокий лыжник. Спасение! Я закричала. Лыжник приближался, легко преодолевая сугробы. Если потороплюсь, он встретит меня раньше, чем догонят Темные… Я уже перестала что-либо разбирать – пот застилал глаза, ноги вязли в снегу, только чувствовала – лыжник все ближе, ближе… Еще немного… Спасена! Я ткнулась в грудь незнакомца, вскинула на него благодарные глаза, и крик замер в горле. Ухмыляясь, на меня смотрел Темный.

– Ядуну красавицы по сердцу! – сказал он, ловко зажимая узкой ладонью в меховой рукавице мой рот.

Подоспели остальные, скрутили так, что и шевельнуться не могла.

– Быстрее! – поторапливал Ядун.

У меня не было страха, видно, не успела испугаться как следует, занятая битвой со снежными сугробами, но обидно было до боли. Почему поверила Гундрольфу? Знала же – не доверяет ему Эрик… Почему ничего не сказала болотникам? Обиделась… А как же Эрик? Что будет с ним, когда не найдет меня дома? Что смогут сказать ему болотники? Что выгнали меня и я пропала? Что же наделала моя глупость и гордость! Хоть бы кто вышел на берег, увидел, как тащат меня чужие люди…

– Быстрее. – Ядун нервничал, спешил. – И так слишком долго возились с девкой!

Его помощники быстро соорудили из кожи волокушу, бросили меня на нее, укрыли сверху шкурами. Неужели все это взаправду со мной происходит? Но почему я не боюсь?

– Следы… – сказал один из Темных.

– Морена позаботится о них, – быстро ответил Ядун, – заметет, покуда хватятся.

В спешке он совсем позабыл про Гундрольфа, но тот напомнил ему жалобным поскуливанием:

– Что ты дашь мне за нее? Ты обещал…

– Тебе мало увидеть непобедимого ярла сокрушенным, а ненавистного словена опозоренным своими же друзьями?

– Но я думал…

– Ты хочешь еще что-то? – перебил его Ядун.

– Да.

Последовало недолгое молчание, а потом Ядун глубокомысленно заметил:

– Твое усердие и впрямь заслуживает награды. Я сделаю тебе самый лучший подарок. Я подарю тебе… – Он на мгновение замолчал, а затем, разрубая воздух, коротко свистнул меч и всхлипнул предсмертным стоном человек. – Освобождение от жизни! – громко закончил Ядун.

Тяжелое тело упало в снег, хрустнуло наледью… Гундрольфа больше не было…

– Вперед, – приказал Ядун. – Нас ждут…

Волокуша дернулась, поехала. Я задыхалась от набившегося в рот меха с рукавицы Ядуна, от темноты, от страшного понимания, что меня навсегда увозят из этого светлого мира.

– Эрик! – попробовала крикнуть, но только хрипло замычала. Бесполезно…

А волокуша ползла по снегу, швыряла меня из стороны в сторону, увозила от моего недолгого но счастья.

СЛАВЕН

Потревоженный людьми заяц высоко подкидывая задние лапы, сопровождаемый улюлюканьем разогревшихся от быстрого бега воев, перебежал нам дорогу и скрылся в засыпанных снегом кустах. Эрик, посмеиваясь, запустил ему вслед снежком, беспечно хмыкнул. Не знаю, но почудилось вдруг что-то странно неправильное в ярком солнечном дне, в расстилающихся белыми одеялами лядинах и даже в уже показавшихся в распадке Люболядах.

Эрик знаком приостановил дружину, и стрелки, давно уже отточившие свое мастерство на таких же строптивых печищах, бесшумными тенями скрылись в перелеске. Кабы не лыжные следы, никто и не заподозрил бы… Следы! Вот что насторожило меня! Вот что показалось нелепым! Снег вокруг печища стелился ровно да гладко, без единого человечьего следа, а где это видано, чтобы охотники в такие погожие деньки по избам сидели?

– Эрик! – позвал я.

– В чем дело? – Ярл недовольно оторвался от бранных приготовлений, подошел ко мне, готовясь выслушать, но в глазах уже прыгали опасные огоньки. Ему нетерпелось коршуном ворваться в Люболяды и мечом доказать власть Князя непокорным сельчанам. А я, наоборот, не спешил. Головы рубить всегда успеем, а вот правды дознаться лишь у живых можно.

Сперва узнать надобно, почему не заплатили Люболядцы дань и куда пропали еще осенью посланные в печище дружинники. Так и подмывало одернуть воинственного ярла: «Охолонись да дело делай, а не по дури мечом махай! Одной силой малого добьешься, а вот ежели к тому ум да хитрость приложишь, то и друзьям угодишь, и врагов не наживешь». Но коли посмею сказать такое, сам не намного умней окажусь. Я вздохнул:

– Напрасно идем в печище, Эрик. Нет там никого. Он сперва опешил, а потом рассердился:

– Мне не до шуток, Олег!

– А я и не шучу. Ты посмотри – нигде никаких следов не видать. Верно, ушли Люболядцы еще по осени. О скорой мести Рюрика все наслышаны, вот они ее дожидаться и не стали…

Эрик зашарил глазами по чистому нетронутому снегу, поверяя мои слова, и, удостоверившись, зло сдернул с головы шапку, швырнул в сугроб:

– Ушли!!!

Без Ролловой науки и я бы так осерчал, а теперь научился себя сдерживать, да и радовался втайне, что не придется со своими же воевать. Поднял Эрикову шапку, стряхнул с меха налипший снег:

– Не злись, ярл. Все хозяйство они забрать не могли, что-нибудь оставили. Соберешь добро и отвезешь Рюрику взамен дани.

Он мрачно кивнул:

– Все до последнего заберу и дома спалю, чтоб вернуться не могли!

И то ладно, что искать ушедших не кинулся. Хотя наших охотников по лесам гонять, что с завязанными глазами в чистом поле зайца ловить.

Уже не таясь, Эрик взмахнул рукой, соскользнул со склона к печищу. Я своих придержал – может, ушли люди, а может, проведали о нас и сидят по избам, дожидаются. Стрелу и в окно выпустить можно. Но опасался зря – у ярла, видать, на опасность свой особый нюх имелся – его дружинники уже маячили меж домов, силясь открыть засыпанные снегом двери, а нападать на них никто и не думал.

Я обвел глазами своих хирдманнов. Преданными псами стояли возле, не шевелясь, ждали сигнала. Такими бы любой Князь гордился, да только вцепились они, будто клещи, в давнишнюю выдумку Ролло, не хотели отказываться от мысли, что я – богами обласканный избранник. Любую удачу моей богоизбранности приписывали. Вот и сейчас Оттар едва улыбнулся, показывая из-под обледеневших усов яркие губы:

– Боги вновь благоволят тебе, Олег.

Что ж, коли так ему проще… Я переступил с ноги на ногу. Лыжи послушно скрипнули, уставились тупыми носами на печище.

– Пошли.

Эрик встретил меня у дома Старейшины, покосился недовольно:

– Куда пропал?

– А к чему я тебе нужен? – возразил я. – Чай, драки нет.

Ярл не ответил, нервно постукивая о снег откуда-то вывороченным колышком. Его хоробры возились у крепких дверей Старейшинской избы, силясь топорами сбить намерзший на железные засовы лед. Дело шло вяло.

– Взяли бы какое бревно да вышибли, – посоветовал я. – Все одно – некому здесь больше жить.

Эрик понял свою промашку, взъелся на взмокших от усилий воев:

– Вы что, сами до того додуматься не могли?

– Так ведь и ты не мог, – небрежно уронил Оттар.

Ньяр опалил его зеленым огнем, но вновь смолчал. То ли связываться не захотел, то ли сам почуял, что не прав. Я знал, почему нервничает ньяр. Не о печище он думал, не о Княжьей дани, а об оставленной в Рюриковой избе жене. До него лишь прошлой ночью дошло, что осталась она одна-одинешенька средь чужих людей. Он и меня разбудил, затряс, словно спятил: