Мир приключений 1959 г. № 4 - Пермяков Е. - Страница 7

Он резко взмахнул кулаком, но, словно устыдившись несдержанности этого жеста, приостановился, хмуро взглянул поверх собравшихся:

— Прошу прощения. В сторону эмоции. Итак, к делу… Институт научной фантастики вел работы над несколькими проблемами. Наиболее близки к решению две: преодоление силы тяготения и передача вещества при помощи электромагнитных волн. Собственно, коллектив, возглавляемый Борисом Мироновичем Паверманом, добился решения этих колоссально важных задач, однако возникли непредвиденные трудности, заключающиеся в том, что организм человека, видимо, совершенно не приспособлен и даже, быть может, беззащитен против тех явлений, которые возникают как при уничтожении силы тяжести, так и при переходах вещества в энергию…

Именно при экспериментах с нашими приборами, уничтожающими силу тяжести, получил увечье товарищ Паверман и погибли семь его сотрудников, которых мы все знали… Тем не менее опыты эти продолжаются и будут продолжаться до полной победы. Мы думаем, что молодежь Майска поможет науке добиться торжества. Для этого, между прочим, приехал и Юра Сергеев. И все-таки наше решающее мирное оружие не здесь. Оно в еще не завершенных работах по взаимопревращению материи в энергию и наоборот. Поэтому такое архиважное первоочередное значение мы придаем опыту с Деткой! Институт научной фантастики овладел сложнейшей методикой превращения живой материи в концентрированный пучок энергии и воссоздания вновь, в начальных материальных формах, превращенной в энергию материи. Так, удалось более шестидесяти семи процентов проведенных опытов с лягушками; более пятидесяти восьми процентов опытов с мышами, ужами и воробьями. Имели место, как видите, и неудачи. В основном они сводились к двум моментам: полному исчезновению передаваемого объекта или его гибели при восстановлении. Причины, порождающие эти срывы, далеко не ясны; что касается первого, то мы до сих пор не знаем, в скольких случаях имели место отказы в восстановлении из данного пучка энергии, а в скольких из-за недостаточно точных расчетов восстановление произошло, и, может быть, совершенно благополучно, однако далеко не в том месте, которое было обусловлено расчетами… При этом наши подопытные зверьки, к крайнему нашему сожалению, оказались безвозвратно потерянными. Все эти обстоятельства тщательно учтены при организации и подготовке решающего опыта с Деткой… Успех упрочит надежду, что мы сможем преградить путь войне! Но подлинную уверенность, как вы знаете, даст лишь опыт с человеком… Группа, которую возглавляет наш уважаемый профессор Ван Лан-ши, предупреждала, что без решительного развития кибернетики мы не продвинемся далеко ни по одному из намеченных направлений… Именно поэтому разрешите сообщить вам некоторые свои соображения…

Андрюхин отпил глоток воды из стакана и после небольшой паузы продолжал:

— В Канаде и в США долгое время работает в области кибернетики известный многим из вас Лайонель Крэгс. Он добился немаловажных успехов. К величайшему сожалению, он с самого начала своей деятельности поставил кибернетику не на службу грядущему, а для того, чтобы наиболее полно собрать и законсервировать все человеческие знания. Крэгс убежден в неизбежности войны и в гибели всего живого. Блестящий ученый, он не побрезговал, однако, вступить в какой-то противоестественный союз с банкиром Хеджесом, нажившим состояние игрой в рулетку с помощью счетных машин Крэгса… Сегодня Крэгс заявляет, что будущего нет. До смерти напуганный уродливыми гримасами и противоречиями капиталистического строя, изверившийся в человечестве, живущий в обреченном мире конкуренции, торговли людскими жизнями, атомного психоза, — этот человек зашел в тупик. Ему везде чудится смерть. Он заявляет: «Единственное, что еще может сделать наука, это запечатлеть прошлое, сохранить все, что нами было достигнуто…» И на своих островах Крэгс занимается изготовлением таких кибернетических консервов…

Вам ясно, почему Крэгса превозносит вся западная пресса, почему его представляют обывателям Нью-Йорка, Парижа, Токио как первого ученого мира, и так далее… Безнадежность — тоже оружие. Но Крэгс — подлинный ученый, и я глубоко уверен, что можно вывести его из того тупика, куда он зашел. Я верю, что, когда он очнется от оцепенения, то, как и все мы, увидит ясное, светлое будущее Человека и поможет нам в том, чтобы оно поскорее наступило. Вот почему я пригласил Крэгса приехать как частное лицо, как моего гостя, как моего бывшего ученика… Однако во вчерашнем номере «Нью-Йорк таймс» я прочел, что Крэгсу поручено неофициально посетить Советский Союз. Крэгс едет с каким-то загадочным предложением, которое должно, видимо, убедить нас в нашей слабости… Ну что ж… Посмотрим, кто кого убедит.

Андрюхин сошел с трибуны. Началось деловое обсуждение предстоящих опытов с Деткой.

Юра Сергеев не слышал ни речи академика Андрюхина, ни выступлений его учеников и помощников. Юра не присутствовал на этом историческом совещании. Позавтракав со своим знакомым, современником Пушкина, Юра, пользуясь предоставленной ему свободой, взял лыжи и пошел побродить по территории академического городка.

Местный радиоузел все еще продолжал ту же не очень понятную передачу, которую Юра слушал за завтраком.

«…Ночь Детка провела спокойно. Проснулась в пять часов сорок шесть минут. Настроение уверенно-бодрое, шаловливое. Глаза чистые, без выделений. Реакции отчетливы. Первый завтрак проводит в восемь тридцать Евгения Козлова…»

Прямо перед ним, на фонарном столбе, висел большой плакат с великолепной фотографией какой-то симпатичной черной таксы. Плакат был украшен следующей надписью:

«Пусть собака, помощник и друг человека с доисторических времен, приносится в жертву науке, но наше достоинство обязывает нас, чтобы это происходило непременно и всегда без ненужного мучительства».

Юра вспомнил, что эти строки высечены на памятнике собаки в Колтушах, знаменитом научном городке, где жил и работал великий русский ученый Иван Петрович Павлов. Но к чему портрет таксы и эта надпись здесь? Пожав плечами, Юра двинулся дальше.

Скатываясь с небольшого холма и петляя между деревьями, он услышал собачье тявканье, а потом злое, с хрипотой, рычание. За темно-сизыми пиками елочек открылась небольшая полянка. Посреди нее, на твердо укатанном, желтоватом снегу, поднималась примерно на метр бетонная площадка, обшитая толстыми полосами золотистого металла. Несмотря на видимую массивность бетона, он, казалось, клубился, светясь изнутри неясным темно-синим светом. Ровный гул огромного напряжения шел откуда-то из глубины площадки. Подойдя ближе, Юра заметил, что верх площадки представляет собой прочную металлическую или пластмассовую сетку с мельчайшими, едва заметными, отверстиями. На тонкой кожаной подушке, брошенной поверх этой сетки, сидела молодая угольно-черная такса, вся обмотанная яркими, как цветные карандаши, тонкими и толстыми проводами. Такса была удивительно похожа на фотографию, только что виденную Юрой, но сейчас собачонка злобно скалила белые зубы. Неподалеку стоял и пристально разглядывал ее молодой парень в светлой кепочке, едва державшейся на его тугих, будто проволочных кудряшках.

Увидев Юру, парень удалился не спеша, с независимым видом.

Уже больше часа бродил Юра по парку, думая обо всех чудесах городка. На повороте одной аллеи он едва не столкнулся с лыжницей, бегущей ему навстречу.

Коренастая, с густой гривой иссиня-черных кудрей, с широко расставленными, огромными, сердитыми глазами под высоким, крутым лбом, она поражала здоровьем, не красотой. Но по-своему она была и очень красива — не строгой правильностью черт, а чем-то неуловимым, что пряталось в изгибе губ, легких, как лепестки, в прохладной линии щек, слегка тронутых пушком, в суровой ясности глаз, просторно распахнувшихся навстречу миру. В глубине этих огромных черных глаз, как притаившийся костер, все время поблескивал смех. Юре было весело глядеть на нее.

— Это вы и есть Евгения Козлова?

— А что, непохожа? Зато вас узнать нетрудно. Вы — Бычок! Простите… Ну, в общем, вы понимаете. — И, прищурив смеющиеся глаза, девушка продекламировала с настоящим пафосом: