Песочная свирель. Избранные произведения мастеров Дзэн - Холин Юрий Евгеньевич - Страница 9

9

ДЕНЬ ГРАЖДАНИНА

Если ты умертвил жука, птицу и зверя,

почему бы тебе и людей не убить?

Н. Рерих, «Не убить?»

Он начал новый день с убийства: пришлепнул газетой назойливую, по его мнению, муху. Муха лопнула от удара, испачкав белоснежный потолок, и прохладной каплей упала на лысину своего убийцы. Чертыхаясь, он бросился в ванную комнату смывать с головы мушиные внутренности. Затем, закипая от злобы и ненависти уже ко всем представителям отряда двукрылых, чистил потолок.

На завтрак он ел бутерброд с колбасой, сделанной из мертвой лошади, наивно надеясь, что это придаст ему силы и уверенности в себе.

Конечно же, настроение и общее состояние после инцидента с мухой и поступившей в организм информацией умерщвленного животного посредством выше упомянутого продукта оставляли желать лучшего.

По дороге на работу он почувствовал, что зловонье желудка, возникшее от классической несовместимости мясного продукта с хлебом вперемежку со сладким кофе, поднимается ко рту. Закуренная сигарета на время перебила одну вонь другой, более социально приемлемой, но пока он дошел до места работы оба зловония перемешались, уравновесились и составили «коктейль», исходящий часто из канализационных люков.

Во время обеденного перерыва он заказал в столовой привычную водяную вытяжку из мертвой курицы с макаронами под названием «Суп куриный», отбивную из убитой, судя по жесткости, каким-то жутким способом свиньи, картофеля, хлеба и традиционный компот на третье. Итак, вобрав в себя досыта негатив смерти, страха когда-то живых существ перед этой насильственной смертью, как всегда снабдив обильно этот белок углеводами в виде хлеба, макарон и сахара, кажется, для еще большей неудобоворимости трупнины, он пошел в курилку и выкурил там 2–3 «дежурные» сигареты, дабы не расклеиться совсем после такого «подкрепления» организма.

Работа после обеда почему-то не ладилась, и он подумал, что стареет и скоро без пол-литры или снотворного не сможет заснуть, а без клизмы сходить по нужде. «Да, старею, – пробормотал он себе, – Ну что же: чай, в минувшее воскресенье четвертый десяток разменял – положено стареть».

Дома его ждал ужин, состоящий из огромного количества жареных кусков трупа коровы с обязательной несовместимостью в виде картофеля и хлеба. Заботливая на вид пожилая женщина, лет тридцати, – его жена – положила ему этой убиенной плоти целую миску, обильно полив еще горячим салом со сковороды и поперчив. Улыбаясь искусственными зубами и откидывая с лица прядь седых волос, она поставила перед ним завершающую день эту обильную информацию из потустороннего мира.

Расширив сосуды и пустив желудочный сок водочкой, он ударно справился с частями несчастного животного, выкурил 2–3 «контрольные» сигареты и оставил свой организм на ночь в одиночку бороться за остатки жизни.

С женой они давно уже вместе не спали.

Ю. Х.

ЭЛЕГИЯ

Может быть больше, чем памятьв сердце моем набухают созвучья —кровью налитые почки вселенной.Мог бы я стать Геростратом?Чтобы разрушить творимое вами бесчестье,Молоха храм,опостылевший мне инкубаторобезображенных лиц отсутствием в них покаянья.Бьющихся в омуте,скомканных, словно бумага,столь же ненужных природекак и их бесполезные речи.Падший ангел спокоен.Только он обречен на бессмертье,вечное странствие духа.Ропот его канул в лету,и нет в его душе разногласийкак нет больше в ней наличья желанья,терпкого привкуса преодоленья запрета.Птицы в полете впервые так пробуют крылья,так прикасаются к внешней окраине ветра,к вечному таинству переживания страхапреодоленьем его.Так же и крабы впервые чувствуют нечто:вновь обретенную твердь сочленений,в битве клешни утерянной, силу.А человек?Может ли он прикоснуться губами к бессмертью,усилием воли останавливать долгие войны,любовью своей воскрешать остывшее ложе сомнений,чувствовать в сердце своим пробуждение Бога,рост за лопатками страсти своей оперенность.Homo novus, astro sapiens Не он ли?Может, как прежде давиться ему винегретомдогм, предписаний, религий и истин.Или вернуться к себе,на коленях пройти расстоянье.Раз стоянье не приносит желанного счастьялучше решиться летать, ползатьили прыгать ему в неизвестность.Сытость страшна!Она притупляет все чувства настолько,что планета, галактика, весь макрокосмосвдруг сжимаются до содержания миски,до периметра стойла и сознания хама.КАК ЖЕ ЕЛИ НА СКЛОНЕ СТВОЛ ОДИНОКИЙ ПРЕКРАСЕН!Вынесший столько превратностей и вероломства,вросший корнями в скользкую плоть монолита,запахом хвои вокруг пропитавшей дыханье,твердо стоящей над бездной обрыва.Вот кем, пожалуй, решусь я родитьсякармой и мне в уготованной жизни.Вот как смогу отдохнуть я от бега,от состязания с самим же с собою,от суеты и, конечно, от скуки.В ДОЛГОЙ БОРЬБЕ ЗА ВОЗМОЖНОСТЬ СТОЯНЬЯ,В ВЫБОРЕ БЫТЬ, А НЕ ТОЛЬКО КАЗАТЬСЯ.В ПРАВЕ ОТВЕРГНУТЬ ВСЕ РАССТОЯНЬЯИ НАКОНЕЦ-ТО СВОБОДЫ ДОЖДАТЬСЯ.

С. К.

ДИАЛОГ

Знавшее нас ушло без возврата.

Мы сами стали другими.

Н. Рерих, «О вечном»

– Я узнал тебя – это ты.

– Да это я. Только теперь люди зовут меня тополем. Я – дерево, как видишь.

– А меня называют Ачарьей, и я – человек. Как тебе там в твоем обличии?

– Ну, что я могу ответить – спокойно. Я обрел полный покой, к чему, как помнишь, и стремился.

– А меня вот втиснуло в беспокойную форму. Мыкаюсь. Но это у нас называется жить со смыслом. Хотя это слово – смысл– такая же пустая дефиниция, как и слово «дерево» или «человек».

– Как много шума от тебя исходит; ты такой же суетный, как ветер. Стань как я, замри и внимай свой «смысл», не называя его никак. Ты ведь мог всегда покорять любые желания.

– Да, ты прав, или теперь надо говорить право, ведь ты же среднего рода. А, будь прокляты эти условности!.. Но все равно, заметь, во всей этой белиберде нашлась доля справедливого смысла (назовем это так). Она в том, что ты – дерево, а я – человек. Ты, к счастью, стоишь на месте. Я же способен двигаться. А представь себе, если бы и ты обрел мобильность в форме… ну, скажем, лошади. Тогда вряд ли бы мы встретились вновь. Хотя все может быть.

– Но лошади есть и домашние. И ездил бы ты на мне, представь; а то лучше, не узнав, убил и сделал много колбасы. Вашей же ныне господствующей форме жизни свойственно убивать и привычно. Убийство – признак вашего теперешнего состояния, основа вашего существования. Нет формы жизни, которую бы вы не убивали. Но в этом постоянном убийстве всего вы медленно, но верно убиваете себя.