По ту сторону смерти - Ледбитер Чарлз Уэбстер - Страница 75

Развитие во время небесной жизни

Но у нас могут спросить: каковы возможности развития души во время столь долгого пребывания в небесном мире? Эти возможности можно разделить на три категории, однако каждая может заключить в себе несколько разновидностей. Во-первых, качества души образуют окна, через которые она открыта небесному миру. Путём постоянного усиления этих качеств в течение очень долгого времени, душа возвратится на землю для новой инкарнации обогащенной в этом отношении. Все мысли усиливаются при повторении, и человек, который в течение тысячелетия изучал чистую любовь, лишенную всякого эгоизма, несомненно сумеет любить глубоко и сильно.

Во-вторых, если через "окно души" его устремления привели его в контакт с великим классом духов, из этого контакта он извлечёт большую выгоду. В музыке они используют все виды гармоний и вариаций, которые до тех пор ему не были известны. В искусстве тысячи образов, о которых он не имел ни малейшего представления, становятся ему близкими. Всё это будет постепенно запечатлеваться в его душе, так что по окончании этой чудесной жизни он станет гораздо богаче, чем до неё.

В-третьих, он получит новые знания через ментальные образы, которые он создал, если их живые прототипы достаточно развиты, чтобы учить его. Опять же теософ, создавший себе образ Учителя, получит очень конкретные знания и помощь; в меньшей степени это также возможно для существ более низкого уровня.

Даже когда человек глубоко преклоняется перед воображаемым героем — возможно, святым, который на самом деле никогда не существовал, он всё равно может извлечь из этого поклонения пользу, поскольку образ может быть оживлён душой ангела или помощника, которые трудятся посредством него во имя счастья и эволюции создателя образа.

Настоящая жизнь души

За всем и над всем этим существует жизнь души, или "Эго", в своём причинном теле, оболочке, которую она переносит из одной жизни в другую, осуществляя её эволюцию только постепенно. Эта сияющая небесная жизнь сама по себе есть конец. Тогда ментальное тело, в свою очередь, отбрасывается, как и другие, и начинается жизнь в причинном теле. Здесь душа не нуждается в окнах, потому что находится в своём царстве; все стены исчезают. У большинства людей сознание развито бесконечно мало, чтобы подняться на такую высоту; они отдыхают, в редких случаях пробуждаясь ото сна, или же ничего не замечают. Но то, что им удаётся видеть, есть истина. Каждый раз, когда они возвращаются к жизни в теле причинности, ограничения становятся меньше, так что эта жизнь, самая реальная из всех, становится для них более продолжительной и полной. По мере того как прогресс продолжается, жизнь в теле причинности становится всё длиннее, приобретая большее значение по сравнению с продолжительностью пребывания на более низких планах. Развиваясь, человек становится способным не только получать, но и давать.

Тогда его триумф действительно приближается, потому что он усваивает урок, которому учит Христос: он учится наивысшей радости жертвы, высшему счастью отдавать всю свою жизнь, чтобы прийти на помощь другим людям, жертвовать собой во имя счастья всех, употреблять небесные силы на службу человечеству, помогать всеми божественными силами сыновьям земли, сражающимся здесь. Вот часть жизни, которая простирается перед нами; вот первые ступени, которые мы способны видеть, хотя сами находимся ещё на низшей. Мы уже можем указать их тем, кто ещё не видит, чтобы они также раскрыли глаза на неописуемую красоту, которая окружает их даже здесь, в этот самый момент нашей тусклой повседневной жизни.

Вот часть Евангелия, которую теософия приносит в западный мир; уверенность в этом высшем будущем для всех. Это будущее несомненно, потому что оно уже нас ожидает. А чтобы получить такое наследство, нам достаточно стать достойными его.

ДОКАЗАТЕЛЬСТВА

Человек, которому впервые представлено теософическое объяснение жизни после смерти, часто проникается живым интересом к этому учению, и в то же время его несколько смущает смелость и конкретность его утверждений. Он, естественно, спрашивает у нас, какие доказательства нам дали столь твёрдые убеждения и как он тоже может получить такую же уверенность. У меня всегда было глубочайшее желание по-дружески помочь каждому, кто придёт к нам с таким намерением. Но я признаюсь, что меня вовсе не интересует агрессивный и шумливый скептик. Когда собеседник полагает, что оказывает мне честь, веря в то, что я говорю, когда он заявляет: "Убедите меня, сделав то-то и то-то", мне всегда хочется ответить: "Мой дорогой господин, какого чёрта я должен Вас убеждать? Верите Вы или нет, мне нет до этого дела! Я говорю о вещах, которые знаю как факты. Сотни других людей в разное время и в разных местах наблюдали подобные явления. Ваша вера или неверие никак не могут повлиять на факты или на меня. Верно, что это может иметь большую разницу для Вас, но это Ваше дело, а не моё".

Наоборот, того, кто имеет горячее желание верить и ищет твёрдой опоры для своей веры, теософы всегда встречают самым сердечным образом, и именно к такому человеку я обращаюсь в этой главе. Возможно, что полезно будет начать с того (как убедился я сам), что опыт человека, искавшего истину и добившегося некоторого успеха, не может не интересовать и быть совершенно бесполезным для других людей, которые занимаются подобными поисками.

Личный опыт

В то время, когда я впервые столкнулся с теософическим учением, я был священником англиканской церкви. Но я бы никогда за него не взялся, если бы не размышлял о некоторых вещах, о которых не стоит размышлять, если желаешь остаться в ортодоксальной вере. Одна из обязанностей моего положения состояла в подготовке молодых людей к конфирмации, и у них иногда были сомнения, вопросы, чаще всего возникшие при прочтении трудов Томаса Пэна или Брэдлоу. Всегда отвечая на эти вопросы удовлетворительно для спрашивающих, я не всегда был удовлетворён сам. Действительно, когда я критически анализировал некоторые аргументы, бывшие у меня в ходу (к ним прибегают всегда), я был вынужден признать, что, если бы речь шла о каком-либо другом вопросе, я не мог бы признать такие аргументы вескими.

Я чувствовал, что, если бы кто-нибудь, опираясь на обычный исторический факт, преподнёс мне доказательства, какие я давал на основе Евангелия, я бы немедленно отверг их как совершенно недостаточные. Но поскольку вся теория вечного спасения основывается на этой мнимой евангелической истории, сомнение казалось мне чем-то очень серьёзным, так как оставляло тягостное впечатление, что я проповедую нечто, что не истинно. Было очевидно, что необходимо изучить проблему досконально и узнать, что мудрецы церкви говорили по этим вопросам.

Результат меня очень разочаровал, потому что эти мудрецы по сути дела ничего не говорили; по крайней мере ничего, что имело бы какую-то ценность для исследователя... В их заключениях мы находим большую силу, большую суровость в осуждении нечестивцев, которые посмели сомневаться. Но там нет ничего, что можно было бы принять как доказательство или аргумент, если бы речь шла о другой проблеме. Сказанное ими не разрешает ни одну из трудностей; и лишь только в человеке пробуждается критический дух, он сразу начинает видеть, что вся система, которую нам предлагает ортодоксальная церковь, не имеет в себе ничего разумного и что в защиту её нельзя найти и тени доказательства. Все мнимые доказательства рассыпаются в прах, когда их подвергают немного более глубокому изучению. Обнаруживается, что ни в чём нельзя быть уверенным; это ужасное открытие, когда речь идёт о религии, в которой человек был воспитан, потому что у него возникает впечатление, что все его убеждения построены на песке, что ему больше ничего не остаётся.

Лично я не был в столь ужасном положении, когда это со мной случилось, потому что до этого я изучал спиритизм, а следовательно, был уверен в истинности некоторых вещей. Тем не менее, проанализированная в холодном и спокойном свете разума история творения и безумной ярости творца, мнимой необходимости спасения через гибель другого кажется странной и нерациональной, когда её лишают священного характера, который ей придаёт религиозный сумрак вековой традиции. Таким образом, этот фантастический салат из обрывков забытой веры не давал мне, как и многим другим, никакого удовлетворения.