Подари мне счастье - Анелло Джанмария - Страница 50

Теперь же она просто самая распоследняя дура. Она любит Ричарда, который не отвечает на ее чувство и даже не желает спать в одной с ней комнате.

Вначале Ли не заметила ничего странного. Естественно, что он оставался рядом с Джеффри, пока не миновал кризис. Но когда Джеффри начал выздоравливать, когда жизнь должна была вернуться в свою обычную колею, Ричард стал холоднее, отчужденнее, начал Избегать ее, избегать ее постели, даже отдаленно не напоминая того мужчину из плоти и крови, который преследовал ее во сне.

О, всякий раз, когда их дорогам случается пересечься, он вежлив и обходителен, словно они чужие, словно только что познакомились, словно не он целовал и ласкал каждый дюйм ее тела, словно не его тело пульсировало от нестерпимого желания. Ревность и подозрения не давали Ли покоя, путали мысли, туманили разум.

Что произошло, что сделало Ричарда таким отчужденным? Почему он не смотрит на нее? Не разговаривает с ней? Что она сделала?

– Потанцуем? – От его хрипловатого голоса в животе вспыхнул жар. Губы его были так близко к изгибу ее шеи, что Ли чувствовала, как слова вибрируют у нее на коже.

Моментальный порыв молить его о прощении за какое бы ни было совершенное ею преступление грозил завладеть Ли, но гордость и гнев взяли верх. Она не собирается ни перед кем унижаться.

Над оглушающим гулом голосов поплыли первые нежные аккорды вальса. Ли велела себе оставаться холодной, равно душной к прикосновению Ричарда, но когда вложила затянутую в перчатку руку в его ладонь, сердце безумно заколотилось в груди. Воздух в зале сделался вдруг невыносимо горячим, буквально обжигая легкие. Или, быть может, все дело было во взгляде, задержавшемся на ее губах, в иссиня-черных локонах, шаловливо упавших на лоб, в мягкой улыбке, такой вежливой, такой обходительной – притворство ради сплетни чающей толпы.

Ли попыталась отстраниться от губительного воздействия этого прикосновения.

– Так мило, что ты пригласил меня на танец, но не стоило беспокоиться.

– Я улавливаю в твоем голосе нотки сарказма, любовь мои.

«Любовь моя». Не имеющие никакого значения ласковые слова, произнесенные соблазнительно низким голосом, вызвали покалывающую боль в горле.

– Вовсе нет. Просто у меня партнеров для танцев больше, чем танцев…

Пальцы сжали ее руку.

– Ты играешь в опасную игру, если пытаешься заставить меня ревновать.

– Я и не мечтала об этом, – парировала Ли, глядя на расплывчатое пятно лиц вдоль стены, на канделябры и греческие статуи, расставленные по сверкающему залу. Куда угодно, только не на Ричарда, привлекшего ее к себе слишком близко. Его запах затягивал ее, словно в омут, глаза жгли слезы. – В конце концов, ревность – это страх потерять того, кого любишь. А поскольку я тебе в высшей степени безразлична, чего тебе бояться?

– Если вы решили испытать мое терпение, мадам, то будьте готовы к последствиям.

– Не понимаю, что ты имеешь в виду. В чем ты меня обвиняешь?

– Если ты предложишь свою благосклонность одному из этих пустоголовых бездельников, пялящихся на твою грудь, то очень скоро пожалеешь об этом.

Маска вежливой обходительности упала, сменившись грубостью, которая потрясла Ли. Она попыталась вырвать у него свою руку, но он лишь усилил хватку.

– Возможно, тебе трудно в это поверить, – сказала Ли, выдавливая улыбку, – но не все женщины шлюхи. А теперь отпусти меня. Я не желаю продолжать этот фарс.

– Зато я желаю. – Он окинул плотоядным взглядом выпуклость ее груди. Глаза его потемнели, губы сжались. – Ты будешь улыбаться мне, хлопать ресницами и смеяться, откинув назад голову, чтобы я мог упиваться видом твоей кремовой плоти, твоими розовыми сосками под этим прозрачным платьем точно так же, как весь вечер упивались этим зрелищем все чертовы щеголи в зале. Ты оставила их чуть ли не пускающими слюни, жаждущими обхватить ладонями твои груди…

Ее испепеляющий взгляд заставил его замолчать. Ли жалела, что на ее бальных туфельках нет шпор, чтобы вонзить их ему в икры. Она жалела, что у нее нет дуэльного револьвера, чтобы пустить пулю в его черное сердце. Скорее бы закончился танец. Что она сделала, чем заслужила такое недоброе обращение?

Такие злые слова и гнусные обвинения? Ничего! Она не сделала ничего, кроме того, что предложила ему свою любовь, идиотка. Что ж, этому конец. Ричарду не нужна ее любовь, никогда не была нужна. Он с самого начала категорически заявил об этом. Хватит валять дурака. Она не может, не станет состязаться с демонами из его прошлого. Если он не хочет ее любви, это его потеря, не ее.

Тогда почему она чувствует себя такой несчастной? Такой заброшенной и одинокой?

Они дотанцевали в молчании. Когда музыка кончилась, Ли выдернула свою руку и оставила мужа посреди танцевального круга. Ли увидела Александра и приклеила на лицо улыбку, надеясь, что он догадается, что на самом деле скрывается за этой маской веселья.

Она почти не сомневалась, что Рейчел преградит ей путь и «поделится» еще какими-нибудь болезненными для Ли подробностями из жизни Ричарда или с улыбкой прошепчет какое-нибудь оскорбление.

Однако сегодня Рейчел, похоже, довольствовалась тем, что наблюдала издалека, как разрывается на части сердце Ли. Кто та женщина, которую любил Ричард? Она сейчас здесь, в этом зале?

Все еще любит Ричарда? Может, обеспечив мужа требуемым наследником, теперь делит с ним постель?

Ли чувствовала себя полубезумной, как будто у нее из груди вырвали сердце, оставив болезненную пустоту, но никто вокруг, кажется, не заметил, что ее смех был замаскированным всхлипом.

Усилием воли Ли сложила губы в улыбку. Отбросив мысли об уходе, взяла Александра под руку.

– Кажется, вы обещали этот танец мне, мистер Прескотт.

Это было ужасно дерзко с ее стороны, в духе леди Маргарет Монтегю, но Ли было наплевать. Она не даст Ричарду увидеть, какую боль он ей причинил. Она спасет свою гордость. Сегодня она будет танцевать с Александром и лордом Деррингтоном и любым другим лордом или мистером, который пригласит.

Сегодня она будет веселиться. Даже если это убьет ее.

В комнате было темно. Огонь в камине едва теплился. Тени кружили вокруг, Ричард стоял в дверях, соединяющих его комнату с комнатой жены, прислонившись лбом к гладкой дубовой створке, чувствуя, как на шее выступает пот. Голова пульсировала, как и сердце. Должно бы становиться легче, но, да поможет ему Бог, с каждым днем становилось все тяжелее.

– Ее нет, – послышался в темноте голос брата. Ричард проглотил проклятие. Его взгляд метнулся в тень.

Джеффри сидел в кресле, омытый призрачным лунным светом.

– Почему ты здесь?

– Ты дурак, – сказал Джеффри. На лице его не отражалось никаких признаков боли. Халат из алой парчи свободно висел на плечах, прикрывая рану. – Ты ведь это знаешь, правда?

– Не ты первый говоришь это, – проворчал Ричард. Джеффри издал раздраженный звук.

– Я знаю, что ты пытаешься сделать. Вижу, как ты пытаешься оттолкнуть ее. Вижу страх в твоих глазах. И любовь. Ты дурак.

– Я еще больший дурак, что стою здесь и слушаю тебя. – Ричард прошагал через комнату и наклонился к брату, чтобы заглянуть ему в глаза.

– Как ты себя чувствуешь?

Джеффри пожал плечами, перевел взгляд в окно.

– Лучше, и в то же время еще никогда не чувствовал себя паршивее.

– Я горжусь тобой. – Глаза Ричарда горели, пересохшее горло запершило. – Я знаю, у тебя есть силы побороть это.

Джеффри передернулся.

– Господи, надеюсь, ты прав. Должно стать легче, потому что тяжелее просто невозможно.

– Не знаю, что бы я делал, если б тебе удалось пустить себе пулю в голову. – Ричард выпрямился и заходил по комнате. Он зажег свечи на столе, подумал было разжечь огонь, но в комнате было тепло, воздух казался душным и тяжелым. Ричард потер ладонями лицо, словно мог прогнать преследующий его образ. – Если бы не Ли, я бы опоздал и ты был бы мертв.

Джеффри не отрывал взгляда от своих рук, стиснутых на коленях, чтобы не дрожали.