Испытание седьмого авианосца - Альбано Питер - Страница 49

Брент вышел в коридор; часовой щелкнул каблуками и проследовал за лейтенантом к лифту. Нажимая кнопку, Брент услышал, как тихо затворилась дверь номера.

10

Еще до завтрака его вызвали в каюту адмирала Фудзиты. Старый моряк был один, сидел на обычном месте, за тиковым столом.

Усаживаясь напротив, Брент ощутил неловкость, неизменно охватывавшую его в присутствии адмирала. И неудивительно, ведь этот человек наделен сверхъестественной силой, способной проникать в твой ум, читать твои мысли, предсказывать твои реакции и даже управлять ими. Брент понимал свое безрассудство, но ничего не мог с собой поделать. Странное, тревожащее чувство всякий раз появлялось снова, и, видимо, он в этом смысле не исключение.

— Рад, что вы опять на борту, Брент-сан, — начал Фудзита.

— Я тоже рад, адмирал.

Брент догадался, что разговор пойдет о «женщинах» и о том, что они должны знать свое место. Впрямую обсуждать его связь с Дэйл Макинтайр старик, разумеется, не станет, хотя ему известно и об их буйстве в Нью-Йорке, и о том, что Дэйл с заранее обдуманным намерением разыграла сцену в его каюте.

Насмешливо приподняв остатки единственной белоснежной брови, старик вымолвил:

— Порой легче победить вражеское соединение, чем разгадать тайны женского ума.

Брент улыбнулся.

— Да, сэр. Этот урок был мне преподан уже не раз.

Адмирал сморщил лоб, и смешливое выражение исчезло.

— Нет ли у вас ощущения, что ваши личные проблемы могут помешать выполнению ваших обязанностей?

— Нет, сэр.

Следующие слова Фудзиты потрясли его до глубины души.

— А то я мог бы устроить вам перевод в Нью-Йорк.

Молодой человек выпрямился, стиснул зубы.

— Мое место здесь, адмирал. И мне весьма неприятны предположения о том, что ради личных дел я могу уклониться от служебного долга.

— Вы сильный человек, Брент-сан. — Адмирал потеребил волосок на подбородке. — Нам всем надо учиться у индусов.

— У индусов?

Старик устремил взгляд в потолок и заговорил медленно и размеренно:

— Согласно законам Ману, человек, умеющий блюсти свою речь, ум и тело, обуздывать свой гнев и свою похоть, достигнет высшего духовного освобождения. Мудрые слова, бальзам для слуха самурая.

Брента ничуть не удивило обращение Фудзиты к законам Ману, столь же древним, как учение Христа, и оказавшим огромное влияние на азиатский склад ума. Это свод основных предписаний о правилах поведения индуса в частной и общественной жизни в соответствии с древней религией, этикой, традициями, нормами. Он охватывает широкий круг проблем — от космических истоков жизни, до судебных наказаний и обязанностей женщины в доме. Все восточные верования переплетаются, заимствуют что-то друг у друга, расходятся, смыкаются, но все руководствуются главным философским принципом единства природы. Концепция «реки жизни» является краеугольным камнем законов Ману и вступает в разительное противоречие с христианским пониманием природы, четко разграничивающим макро— и микрокосм.

За время, проведенное на «Йонаге», Брент научился принимать как данность жизнь, полную конфликтов и противоречий. Эта способность является типично азиатской чертой. Азиаты убеждены, что противоречия закаляют волю и характер.

— Я умею управлять своими чувствами, адмирал. По-моему, вы уже имели случай в этом убедиться.

— Вы разрешили свои проблемы с этой женщиной?

— Все кончено.

Старик удовлетворенно кивнул и, по обыкновению, резко сменил тему.

— Подполковник Такуя Ивата просит, чтобы я определил вас бортстрелком в эскадрилью «Айти D3A». Он слышал о том, как вы владеете пулеметом.

— Я предпочел бы служить дьяволу, но если это необходимо «Йонаге», выполню любое задание.

Пергаментная кожа пошла морщинами, что следовало принять за довольную улыбку.

— Орлиный глаз, ум ученого и сердце самурая. Вы на всех постах верно служили «Йонаге» — как дежурный офицер на мостике, как бортстрелок, как старший помощник командира подводной лодки. Пальцы выбили по столу дробь, означавшую новый поворот в потоке мыслей. — Между подполковником Иватой и лейтенантом Уильямсом наметилось несогласие, и, судя по всему, вы принимаете брошенный лейтенанту вызов на свой счет.

— Не терплю расистов!

Старик вздохнул.

— Он хороший офицер. Но вы же слышали, я посулил разжаловать его, если он еще раз позволит себе оскорбить лейтенанта Уильямса.

Брент улыбнулся.

— До разжалования может не дойти: в следующий раз от него потрохов не останется.

— Ивата — самурай, последователь Юкио Мисимы и очень смелый человек. Он не побоится сказать льву, что у него изо рта дурно пахнет.

— Вопрос в том, что на это ответит лев.

Японец похлопал по «Хага-куре» и процитировал уже знакомое Бренту изречение:

— «Если человек двадцать четыре часа в сутки без устали носит на одном плече верность и сыновнее почтение, а на другом смелость и преданность долгу, значит, он настоящий самурай». — Он заглянул Бренту в глаза. — Подполковник Ивата обладает всеми этими качествами. Я взял его в команду по личной рекомендации императора Акихито.

Вот оно что. Фудзита признает единственную власть на земле — власть сто двадцать пятого прямого потомка Аматэрасу; он чтит Акихито так же, как чтил его отца Хирохито, деда Йосихито, прадеда Муцухито. Значит, у Иваты прочное положение. Брент закусил губу, припоминая недавний разговор с Йоси Мацухарой.

— Простите мне мою смелость, адмирал. Согласно Бодхидхарме, душа в телесной оболочке может выступать в трех ипостасях: добро, равнодушие и зло. Подполковник Ивата уже продемонстрировал мне две последние. И только решающая битва покажет, способен ли он на первую.

— Для своих лет вы изрядно начитаны, и мне приятно сознавать, что вы штудируете дзэн.

Глядя на лицо мумии с неуместно живыми черными глазами, Брент прочитал в них гордость и теплоту. Странно, что они появляются, лишь когда старик смотрит на него. Отчего живая легенда, обломок прошлого, воин без страха и упрека так хорошо к нему относится? Может, он, как уверяет Йоси, и впрямь напоминает Фудзите давно обратившегося в прах Казуто. Нет, дело не только в этом. Он оправдал себя в бою — вот что главное для реликта прошлого века, для ходячего воплощения кодекса бусидо.

Голос Фудзиты прервал его раздумья:

— Помните, мой юный друг, самурай всегда остается верен своей судьбе, но делает все возможное, чтобы управлять ею — знает, когда жить, а когда умирать.

— Согласен, сэр, — ответил Брент. — Так вы назначаете меня на бомбардировщик? — Он ткнул пальцем в потолок. — Там будет мое место жить и умирать? Йоси сказал, что лучше места для смерти нет, поскольку в небе человек ближе к богам.

— Когда-то, сочтя себя виновным в гибели машиниста Ацумы Куросу, вы просили разрешения совершить сеппуку. Это желание до сих пор живет в вашем сердце?

— Нет, адмирал. Но каждый самурай, — он указал на «Хага-куре», — «будучи поставлен перед выбором — умереть или остаться в живых, предпочтет смерть». Однажды, перед моим вылетом в Тель-Авив, вы мне сказали: «Если вам суждено умереть, встречайте смерть лицом к лицу».

Старик устало провел ладонью по лбу.

— Вы хорошо усвоили кодекс бусидо, Брент-сан.

— Так я полечу?

— Вы ведь любите летать. — И вновь это был не вопрос, а утверждение.

— Да.

— Адмирал Уайтхед сможет выполнять обязанности связного ВМР, а ваши подчиненные на БИП тоже весьма расторопны. Возможно, я и назначу вас на бомбардировщик, если нам будет не хватать стрелков. Кстати, лейтенант Йодзи Каи тоже подал на вас запрос в качестве хвостового пулеметчика «Накадзима B5N».

— Я популярен, точно королева бала выпускников.

Он с удивлением услышал надтреснутый смех старика.

— Слышали об этой традиции, сэр?

— А как же! Я в юности учился в Университете Южной Калифорнии. Все их традиции усвоил, даже вместе с другими студентами раскладывал большой костер в Лос-Анджелесе. — Он пожал плечами. — Уже не помню, то ли огонь должен был поднять их дух перед экзаменами, то ли призвать богов, чтобы помогли им одержать победу на спортивных состязаниях с соседним колледжем.