Наш человек в Гаване - Грин Грэм - Страница 17

– Пылесос?!

Готорн согнулся над столом и припал к чертежам, – его снова пробрал озноб.

– Прямо мурашки по коже пробегают, правда?

– Но это же невозможно, сэр! – Готорн говорил с таким жаром, точно на карту была поставлена его собственная карьера. – Не может это быть пылесосом. Что угодно, только не пылесос!

– Дьявольская игрушка, верно? – сказал шеф. – Остроумно, просто и чертовски ловко придумано. – Он вынул черный монокль, голубое младенческое око отразило свет лампы, и на стене над радиатором забегал зайчик. – Видите эту штуку? Она в шесть раз больше человеческого роста. Похожа на гигантский пульверизатор. А это – что оно вам напоминает?

– Двусторонний наконечник, – уныло сказал Готорн.

– Что такое двусторонний наконечник?

– Они бывают у пылесосов.

– Вот видите, опять пылесос. Готорн, кажется, мы напали на след такого крупного дела, рядом с которым сама водородная бомба будет выглядеть оружием обычного типа.

– А разве мы этого хотим, сэр?

– Конечно, хотим. Тогда люди перестанут столько о ней болтать.

– Что же вы предполагаете, сэр?

– Я не ученый, – сказал шеф, – но поглядите на этот громадный резервуар. Ведь он, наверно, выше деревьев. Наверху что-то вроде огромной оскаленной пасти... обратите внимание на трубопровод – он здесь намечен пунктиром. Почем нам знать, может, он тянется на много миль, от гор до самого моря. Знаете, говорят, русские работают над каким-то новым изобретением – что-то связанное с солнечной энергией и морскими испарениями. Понятия не имею, что у нас тут, но уверен – дело грандиозное. Передайте резиденту, что нужны фотографии.

– Просто ума не приложу, как ему подобраться поближе...

– Пусть наймет самолет и собьется с курса над этим районом. Не сам, конечно, – пусть пошлет дробь два или дробь три. Кто такой дробь два?

– Профессор Санчес. Но самолет непременно обстреляют. Весь этот район патрулируется военной авиацией.

– Вот как, в самом деле?

– Ищут мятежников.

– Ну, это они так говорят. Знаете, Готорн, какое у меня возникло подозрение?

– Да, сэр?

– Никаких мятежников вообще не существует. Все это миф. Правительству понадобился предлог, чтобы объявить район закрытым.

– Пожалуй, вы правы, сэр.

– Для всех нас будет лучше, если я ошибаюсь, – радостно сказал шеф. – Боюсь я этих штук, Готорн, ей-богу, боюсь. – Он снова вставил монокль, и зайчик на стене исчез. – Когда вы были здесь в прошлый раз, вы говорили с мисс Дженкинсон насчет секретаря для 59200 дробь пять?

– Да, сэр. У нее не было ничего подходящего, но она считает, что одна из ее девушек, Беатриса, пожалуй, сойдет.

– Беатриса? До чего же противно, что их называют по именам! Подготовку она прошла?

– Да.

– Пора дать резиденту в Гаване помощников. Все это не по плечу одному человеку, да еще без специальной подготовки. Пожалуй, пошлите и радиста.

– А не лучше ли мне сначала съездить самому? Я бы мог познакомиться с обстановкой, поговорить с ним о том о сем.

– А конспирация, Готорн? Мы не можем сейчас подвергать его опасности провала. Если ему дать радиопередатчик, он будет сноситься непосредственно с Лондоном. Не нравится мне эта связь через консульство, да и они тоже не в восторге.

– А как же его донесения, сэр?

– Придется ему наладить что-то вроде курьерской связи с Кингстоном. Можно использовать кого-нибудь из его коммивояжеров. Пошлите ему указания с секретаршей. Вы ее видели?

– Нет, сэр.

– Повидайте немедленно. Проверьте, подходит ли она. Может ли взять на себя всю технику? Введите ее в курс дел его фирмы. Старой секретарше придется уйти. Поговорите с А.О. насчет небольшой пенсии.

– Слушаюсь, сэр, – сказал Готорн. – Можно мне взглянуть еще раз на эти чертежи?

– Вас, кажется, заинтересовал вот этот. Что вы о нем скажете?

– Похоже на быстродействующую соединительную муфту, – мрачно сказал Готорн.

Когда он был уже у двери, шеф бросил ему вдогонку:

– Знаете, Готорн, все это прежде всего ваша заслуга. Мне как-то говорили, что вы плохо разбираетесь в людях, но у меня на этот счет было свое мнение. Браво, Готорн!

– Спасибо, сэр.

Он уже взялся за ручку дверь.

– Готорн!

– Да, сэр?

– А вы не нашли той старой записной книжки?

– Нет, сэр.

– Может, ее найдет Беатриса.

Часть третья

1

Уормолду никогда не забыть этой ночи. Милли исполнилось семнадцать лет, и он решил повести ее в «Тропикану». Хотя в кабаре и нужно проходить через игорные залы, «Тропикана» все же безобиднее, чем «Насьональ». Эстрада и площадка для танцев находятся под открытым небом. На огромных пальмах, в двадцати футах над землей, раскачивались девушки, а розовые и лиловые лучи прожекторов скользили по полу. Певец в ярко-голубом фраке пел по-англо-американски о прелестях Парижа. Потом рояль задвинули в кусты, и девушки спустились с ветвей, как пугливые птицы.

– Как это похоже на Арденнский лес, – с восторгом сказала Милли.

Дуэньи с ней не было: она исчезла после первого же бокала шампанского.

– Не думаю, чтобы в Арденнском лесу были пальмы. Или танцовщицы.

– Ты все понимаешь буквально, папа.

– Вы любите Шекспира? – осведомился у Милли доктор Гассельбахер.

– Нет, не люблю, – слишком уж он поэтичен. Помните, как это у него... Входит гонец. «Направо двинулся с войсками герцог мой». – «Тогда мы с радостью пойдем за ним на бой».

– Да какой же это Шекспир?!

– Очень похоже на Шекспира.

– Милли, не болтай глупостей!

– По-моему, Арденнский лес тоже из Шекспира, – сказал доктор Гассельбахер.

– Да, но я читаю только «Шекспира для детей» Лэма. Он выбросил всех гонцов, кое-каких герцогов и почти всю поэзию.

– Вы проходите Лэма в школе?

– Нет, я нашла книгу у папы.

– Вы читаете «Шекспира для детей», мистер Уормолд? – спросил с некоторым удивлением доктор Гассельбахер.

– Нет, нет, что вы. Разумеется, нет. Я купил эту книгу для Милли.

– Почему же ты так рассердился, когда я ее взяла?

– Я не рассердился. Просто не люблю, когда ты роешься в моих вещах... в вещах, которые тебя не касаются.

– Можно подумать, что я за тобой шпионю, – сказала Милли.

– Милли, детка, пожалуйста, не будем ссориться в день твоего рождения. Ты совсем не обращаешь внимания на доктора Гассельбахера.

– Отчего вы сегодня такой молчаливый, доктор Гассельбахер? – спросила Милли, наливая себе второй бокал шампанского.

– Дайте мне как-нибудь вашего Лэма, Милли. Мне тоже трудно читать настоящего Шекспира.

Какой-то очень маленький человек в очень узком мундире помахал им рукой.

– Вы чем-то расстроены, доктор Гассельбахер?

– Чем я могу быть расстроен в день вашего рождения, дорогая Милли? Разве только тем, что прошло так много лет.

– А семнадцать – это очень много лет?

– Для меня они прошли слишком быстро.

Человек в узком мундире подошел к их столику и отвесил поклон. Лицо его было изрыто оспой и напоминало разъеденные солью колонны на приморском бульваре. Он держал в руках стул, который был чуть пониже его самого.

– Папа, это капитан Сегура.

– Разрешите присесть?

Не дожидаясь ответа Уормолда, он расположился между Милли и доктором Гассельбахером.

– Я очень рад познакомиться с отцом Милли, – сказал он. Сегура был наглецом, но таким непринужденным и стремительным, что не успевали вы на него обидеться, как он уже давал новый повод для возмущения. – Представьте меня вашему приятелю, Милли.

– Это доктор Гассельбахер.

Капитан Сегура не обратил на доктора Гассельбахера никакого внимания и наполнил бокал Милли. Он подозвал лакея.

– Еще бутылку.

– Мы уже собираемся уходить, капитан Сегура, – сказал Уормолд.

– Ерунда. Вы мои гости. Сейчас только начало первого.

Уормолд задел рукавом бокал. Он упал и разбился вдребезги, как и надежда повеселиться сегодня вечером.