Когда невозможное возможно: Приключения в необычных реальностях - Гроф Станислав - Страница 85

Перед самым нашим прибытием в Ленинград академик Леонид Васильев, всемирно известный психолог и обладатель Ленинской премии, упомянул об успехе американцев на конференции, на которую советские ученые собралась в честь годовщины изобретения радио. Он предсказал, что использование энергии, лежащей в основе экстрасенсорного восприятия, встанет на одну ступеньку с открытием атомной энергии. Комментарий Васильева воодушевил и заинтересовал не только профессионалов, но и военные круги.

Советское правительство было встревожено тем, что, возможно, США способно добиться военного превосходства благодаря использованию психического оружия. В течение года после этой лекции Васильев был главой специальной лаборатории парапсихологии в Ленинградском университете. Это было началом золотой эры советских парапсихологических исследований, проводившихся под эгидой советских вооруженных сил и секретных служб. Годовой бюджет этих исследований составлял около 20 миллионов рублей. В то время это было немного больше, чем аналогичная сумма в долларах США. Однако такое положение вещей было выгодно и для американских парапсихологов, потому что уделение повышенного внимания парапсихологии в Советском Союзе делало эту область важной для национальной безопасности США и, следовательно, заслуживающей поддержки правительства США.

Во время нашего четырехнедельного пребывания в Ленинграде подробный обмен знаниями во время занятий с применением психоделиков и вечеринки, подогретые водкой «Старка», которую готовили по старинному царскому рецепту, крепко сдружили нас. Когда мы уезжали оттуда, направляясь в Москву и Сухуми, мы отдали нашим ленинградским коллегам изрядное количество оставшихся ампул с ЛСД, чтобы они могли продолжить свои исследования. После визита в Москву, город, интересный, конечно, более в культурном, чем в профессиональном смысле, и замечательной поездки в Сухуми на субтропическое побережье Грузии, мы вернулись в Прагу.

Этот опыт имел интересное продолжение три года спустя, когда я стал сотрудником Университета Джона Хопкинса в Балтиморе, штат Мэриленд. Психиатрическая клиника Генри Фиппса, где я обучал студентов психотерапии, регулярно по средам проводила семинары и лекции с участием приглашенных преподавателей. Одним из гостей был доктор Исидор Цифферштайн, американский психиатр, уроженец Белоруссии. Благодаря тому, что он свободно говорил по-русски, он ежегодно посещал институт им. Бехтерева и участвовал в индивидуальных и групповых терапевтических занятиях, как и мы во время нашей поездки по СССР. Так как институт им. Бехтерева был единственным местом в Советском Союзе, в котором существовала школа психотерапии с определенным терапевтическим подходом, доктор Цифферштайн вскоре стал официальным экспертом США по советской психотерапии. Он путешествовал по стране, читал лекции и писал статьи по этой тематике.

Его визит в клинику Генри Фиппса был одним из пунктов программы его лекционного тура. Как обычно, после описания работы профессора ленинградской школы Мясищева доктор Цифферштайн поделился с нами наблюдением, которое его самого весьма озадачило. По его словам, он ездил в институт им. Бехтерева каждый год вот уже в течение нескольких лет. Но во время последнего визита он стал свидетелем новых удивительных событий. Радикально изменилась интеллектуальная атмосфера института. Во время его предыдущих визитов большинство дискуссий с сотрудниками института вращалось вокруг имени

Ивана Петровича Павлова, российского лауреата Нобелевской премии и жителя Ленинграда. Терапевты пытались обосновать свои теоретические концепции и терапевтические стратегии, ссылаясь на работы Павлова.

К удивлению Цифферштайна, во время его последнего визита такой ситуации уже не наблюдалось. Все молодые психологи и психиатры постоянно говорили о восточной философии, различных школах йоги и дзен-буддизме. Они упоминали такие книги, как «О, дивный новый мир!» и «Остров» Олдоса Хаксли, «Путешествие на Восток» Германа Гессе. Это было задолго до начала перестройки и гласности. Зная, что упоминание о возможной связи между психоделическими сессиями, проводимыми сотрудниками, и изменением их интересов может иметь для них неприятные последствия, я сдержался и не стал говорить о наиболее вероятном объяснении таинственного открытия доктора Цифферштайна.

Для меня это стало лишь еще одним доказательством того, что я вижу постоянно в моей собственной работе: как только знающие психиатры и психологи с хорошим академическим образованием получают возможность испытать холотропные состояния на себе, они понимают, что материалистическое научное мировоззрение неспособно объяснить подобные состояния, и выбирают в качестве более подходящего варианта духовные философские школы Востока и мировые мистические традиции.

ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ПСИХИКА И КОСМОС

Что нового о нашем сознании могут сказать планеты

Одной из самых приятных неожиданностей за пятьдесят с лишним лет, которые я посвятил исследованию сознания, было открытие пророческой силы астрологии. Работа с холотропными состояниями сознания и их испытание на себе самом постепенно разрушает материалистическое мировоззрение, делая человека более открытым к различным эзотерическим учениям. Вместе с тем мой скептицизм по отношению к астрологии был весьма силен и устойчив и не покидал меня на протяжении многих лет исследования сознания. Мысль о том, что звезды могут иметь что-то общее с состояниями сознания, не говоря о событиях, происходящих в мире, казалась мне абсурдной и противоречащей здравому смыслу еще долгое время после того, как я открыл для себя духовные философские школы Востока, акупунктуру и «И цзин» («Книгу перемен»).

Открытие астрологии продлилось для меня на долгие годы. Впервые я столкнулся с ней в 1966 году, когда меня пригласили поучаствовать в одной из программ чехословацкого ТВ — ток-шоу, на котором обсуждался психоделический исследовательский проект, возглавляемый мной в пражском Институте психиатрических исследований. В этой программе принимал участие и мой словацкий коллега, психиатр Эуген Йонаш. Эуген очень интересовался астрологией, которую изучал на протяжении 25 лет, и знал астрологические традиции, бытовавшие в Вавилоне, Ассирии, Египте и Индии. Из-за марксистской цензуры он не мог использовать термин «астрология» и говорил о своей работе как об «изучении космобиологического воздействия».

В рамках той телевизионной программы, в которой мы оба участвовали, он рассказывал о своем исследовании влияния космобиологических факторов на репродуктивную функцию женского организма. С помощью сведений, обнаруженных им в древней книге по ведической астрологии, он пытался предсказывать пол будущего ребенка и объяснять причину периодических сбоев календарного метода контрацепции Огино-Кнаусса. В ходе данного исследовательского проекта, осуществленного совместно с университетами Братиславы и Гейдельберга, ему удалось на основании гороскопа, составленного по времени зачатия, правильно предсказать пол ребенка в семнадцати случаях подряд. Статистическое значение этих результатов было поистине космическим. Необходимо подчеркнуть, что все это происходило за много лет до того, как появилась возможность определять пол плода посредством ультразвукового обследования.

У нас с Эугеном была возможность переговорить в зале перед началом ток-шоу, и после короткой беседы о наших исследовательских проектах мы решили пообедать вместе на обратном пути с телевидения. За обедом Эуген поделился со мной своим энтузиазмом и увлеченностью астрологией и постарался убедить меня в том, что натальная и транзитная астрология могла бы послужить чрезвычайно полезным инструментом для наших психоделических исследований. Некоторое время спустя он и правда предоставил мне любопытные данные по нескольким моим ЛСД-пациентам, которые опирались исключительно на их натальные карты и текущие транзиты. Я нашел эту информацию очень интересной, однако мой скепсис в отношении астрологии, являвшийся результатом моего академического образования, был слишком силен и не позволил мне принять предложением Эугена и погрузиться в серьезное изучение этой науки.