Лесной прадедушка (Рассказы о родной природе) - Скребицкий Георгий Алексеевич - Страница 35

Митя молчал. О чём говорить? Он горевал не меньше Серёжи.

Ребята молча вернулись в шалаш. Забрали оттуда курточки, аппарат. Серёжа уже хотел положить его в футляр и вдруг так и замер от изумления.

— Митя… — нерешительно, видно сам не веря глазам, проговорил он, а затвор-то ведь спущен. Когда ж я его спустил? — Он растерянно взглянул на товарища и неожиданно весь засиял. — А ты знаешь когда? Как ястреб на тетерева бросился, я, значит, от неожиданности и нажал на спуск.

— Ой, Серёжа, неужели правда? — недоверчиво ответил Митя. — Бежим скорей проявлять!

И ребята со всех ног помчались в деревню.

Фотография получилась отличная. Ястреб на снимке был как живой, он хватал когтистыми лапами свою добычу.

Этот снимок осенью ребята с торжеством отнесли в школу и наклеили на видном месте в стенгазете «Юный натуралист».

ДЛИННОНОСЫЕ РЫБОЛОВЫ

Хорошее занятие рыбная ловля! Иной раз хоть и ничего не поймаешь, зато посидишь на берегу, на солнышке да понаблюдаешь, что вокруг творится. Только одно условие: сидеть нужно тихо.

Прошлым летом пошёл я на речку за окунями; рыба никак не клюёт. Стой, думаю, мы тебя перехитрим. Не хочешь на червяка браться, другую приманку предложим.

Снял я свою соломенную шляпу и тут же на отмели наловил ею, как сачком, мальков. А вот хранить мне их не в чем — ведёрко-то я дома забыл. Не беда.

Выкопал в песке у самой реки ямку, вода в неё сразу же набралась, и пустил туда рыбок. Отличный «аквариум» получился.

Двух мальков вместо червей на крючки насадил. Попробуем: не будет ли окунь на эту насадку браться. Опять жду, и опять ничего не клюёт. Я даже слегка задремал под кустом.

Вдруг вижу — летит над речкой зимородок. Птица такая; немножко побольше воробья. Очень красивая птица: брюшко оранжевое, спинка ярко-зелёная, а нос длиннющий, прямой, как палочка. Им зимородок без промаха мелких рыбёшек хватает.

Подлетел зимородок к моим удочкам и уселся прямо на удилище. Меня и не замечает; сидит, в воду поглядывает.

Потом кинулся вниз, да не в речку, а прямо в мой «аквариум», выхватил оттуда рыбёшку и опять на удилище сел. Проглотил, отряхнулся, второй раз туда же — нырь. Поймал другую рыбку, есть не стал, а улетел с нею куда-то.

Эх, жалко, пусть бы ещё половил, уж очень он занятный. А мальки мне всё равно ни к чему, и на них окуни не берутся.

Только я об этом подумал — гляжу, а мой длинноносый рыбак уж опять тут как тут, да не один, и второй следом за ним явился — птенец; ещё как следует летать не умеет.

Уселись оба рядышком на удилище. Потом «старый рыбак» нырь в мой «аквариум», вытащил рыбку и к птенцу. Тот рот широко разинул: давай, мол, еду. А еду давать нетрудно, она тут же вот, рядом, только бери.

Сунул старый зимородок птенцу в рот пару рыбёшек. Смотрю, и малыш тоже начал вниз поглядывать. Глядел, глядел да как бросится! Цоп клювом рыбку, взлетел на удилище, голову вверх запрокинул, с таким аппетитом свою первую добычу глотает.

Теперь ему нечего ждать, когда его кто покормит, — сам научился рыбу ловить. Тут уж они вдвоём взялись за моих мальков, в один миг всех переловили.

А я ни с чем остался, ни одного окуня не поймал. Не беда, я доволен: разве часто увидишь такую картинку?

КУЙКА

Лето прошлого года я провёл в Карелии. Приехав в Петрозаводск, я зашёл в охотничье общество, сказал, что я охотник-натуралист, и попросил посоветовать, куда бы поехать, чтобы познакомиться с природой этого края.

Тут же на маленьком дружеском совете было решено, что лучше всего мне поехать в Заонежье, то есть на другую сторону Онежского озера.

На следующий день я сел на пароход, переплыл озеро и поселился в небольшой деревушке Мальково на самом берегу.

В этих местах озера всё сплошь покрыто мелкими облесёнными островками. Островков так много (больше сотни), что они получили у местных жителей общее название — Уйма.

Трудно передать, какое чудесное зрелище представляют собой эти острова, в особенности когда плывёшь по озеру в тихую, ясную погоду. Над головой синеет безоблачное небо, а кругом такая же синяя, сверкающая гладь воды, и из неё тут и там поднимаются зелёные, покрытые лесом острова.

Между островами извиваются протоки, то широкие, открытые, то узкие, поросшие тростником и камышами, — настоящий рай для уток, гагар и другой водоплавающей дичи.

Невдалеке от нашей деревни, на одном из соседних островов, находилось селение Кижи — несколько домиков, разбросанных по берегу, пароходная пристань, а прямо над нею на высоком пригорке — старинная, рубленная из брёвен церковь о двадцати трёх куполах.

Эта церковь — замечательный образец древнерусской архитектуры и бережно охраняется как памятник старины.

Селение Кижи было видно прямо из моего окна, и я, сидя дома, часто любовался им.

Но особенно красиво бывало по утрам, когда я ещё задолго до восхода солнца отправлялся на рыбалку.

На прозрачном нежно-розовом фоне зари чётко вырисовывались контуры древнего храма и силуэты кряжистых северных домов.

И как удивительно всё это гармонировало с огромными серыми камнями на берегу, прозрачной далью, старыми, поредевшими соснами, с плеском воды, криками гагар на озере, со всей картиной угрюмого дальнего севера…

Стоя на берегу возле своего ботничка, я смотрел, как над озером, над островами, над всем этим суровым краем тихо занималась заря.

Вот край неба разгорается всё ярче и ярче, на него уже больно смотреть, и вдруг словно поток огненной лавы выльется из-за горизонта, хлынет на озеро и зажжёт его вспышками голубых огней.

Как раскалённые угли, светятся окна домов. Из-за лесистой Уймы медленно поднимается солнце.

Я поспешно сажусь в ботник, черпаю вёслами прозрачную, как первые льдинки, воду и выплываю в озеро навстречу солнцу, навстречу новому, едва зародившемуся дню.

Живя в Заонежье, я почти каждое утро выезжал в озеро на рыбалку и удил до тех пор, пока солнце не начинало сильно припекать. Тогда я возвращался домой.

Но однажды я заехал дальше обыкновенного. Рыба в это утро бралась хорошо, и мне не хотелось возвращаться домой.

Неподалёку от меня виднелся маленький, весь заросший деревьями островок. Из зелени ветвей выглядывал деревянный домик.

«Подъеду к нему. Может, мне удастся купить молока и хлеба, — подумал я. — Поем, а потом ещё половлю». И, снявшись с якоря, направил свой ботник прямо к домику.

Подплыв к островку, у самой воды я увидел пожилую женщину. Она полоскала бельё. Женщина приветливо поздоровалась со мной и охотно согласилась принести молока и хлеба.

Не прошло и десяти минут, как она уже вернулась назад с крынкой молока и изрядной краюшкой хлеба. Но взять за всё это плату решительно отказалась.

— Да что вы, за что же тут платить! — засмеялась она, разглядывая в ведёрке мой улов.

На дне лодки у меня валялось несколько мёртвых рыбёшек.

Я взял этих рыбёшек и выбросил в воду.

— Жаль, что нашей Куйки нет, — сказала женщина, — она бы их сразу подобрала.

— Какой Куйки? — переспросил я.

— А вы разве не знаете? Вы не здешний?

— Нет, я из Москвы.

— Ах, вот что! Ну, тогда понятно, — кивнула она головой. — Куйкой в нашем крае гагару зовут. Видели, конечно, их много по озеру плавает.

— Да, гагар я здесь много видел.

— А вот у нас совсем ручная была, — сказала женщина, — тут около мостков всё время и находилась. Мы её ещё маленьким птенцом взяли, так и выросла среди людей и никого не боялась.

Это меня очень заинтересовало. Я в своей жизни видел немало ручных птиц — скворцов, сорок, галок, ястребов… Но ручных гагар никогда не видел да и не слыхал об этом.

Я попросил женщину поподробнее рассказать о своей столь необычной крылатой воспитаннице.

— Ну что же, я с удовольствием, — согласилась она. — Мы тут с Колей, с сыном, каждое лето на даче живём. Он у меня тоже рыболов, любитель, всякую живность в дом тащит.