Сен-Жермен: Человек, не желавший умирать. Том 2. Власть незримого - Мессадье Жеральд - Страница 48

В небольшом саду с беседками и розарием человек пятьдесят гостей в крестьянской одежде пили пиво и ели колбасу. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять по их слишком чистым рубашкам и кружевным блузам, по их парикам, по их высокомерным физиономиям, что все эти люди, как князь Биркенфельдский и его супруга, были господами, решившими ради развлечения поиграть в простолюдинов.

Был среди присутствующих и цыган с медведем. Животное как раз приплясывало на барабане.

Церемониймейстер оглашал имена приглашенных.

Трактирщик в простой рубашке, без сюртука, расположившийся за столом, поднял руку, изо всех сил пытаясь изобразить неотесанного крестьянина. Новых гостей приветствовали радостными криками. Себастьян, появившийся в обычной одежде, привлек взгляды всех присутствующих. Ему недвусмысленно дали понять, что, не удосужившись переодеться, как все остальные, он совершил преступление против традиций. Чтобы поприветствовать его, трактирщик, человек лет пятидесяти, с лицом серо-землистым, в красных прожилках, поднялся из-за стола, оторвавшись от своих бочонков, бокалов и пивных кружек.

— Граф! Как я счастлив видеть вас в моем славном городе Гейдельберге!

И, повернувшись к гостям, зычным голосом возвестил:

— Присутствующий среди нас граф де Сен-Жермен превратит наш праздник в золотой самородок!

Обещание было встречено нестройными возгласами и взрывом смеха. Курфюрст пригласил нового гостя к столу, где сразу же налил ему кружку пива, в которой можно было утопить кота.

Кое-кто из присутствующих не мигая смотрел на Себастьяна. Это был карлик Момильон. Себастьян обычно проникался сочувствием к таким обиженным природой, но если сейчас его и посетило подобное искушение, бесцеремонное вмешательство карлика убило сострадание в зародыше.

— Эй, граф! Становись-ка крестьянином, как все! А мне подойдет твоя одежда и бриллианты! — крикнул урод гортанным голосом. — И шпага тоже!

— С кем имею честь говорить? — осведомился Себастьян со своей обычной улыбкой.

— Адальбертус Момильон! Как, мой друг, вы меня не знаете? — удивился карлик, протягивая руку к Себастьяну и пожирая глазами его костюм.

Все присутствующие, начиная с герцогини, которая сидела рядом с Себастьяном, с тревогой следили за тем, как развиваются события. Раздалось несколько робких смешков, фальшивых, как и все остальное: кто-то пытался обернуть стычку в фарс.

— Послушайте, друг мой, извольте уважать гостя курфюрста, — любезным, но достаточно твердым тоном ответил Себастьян.

— Адальбертус, довольно, — вмешался герцог. — У нас праздник, а не полковой смотр.

— И не сборище нечестивцев, — пробормотал Момильон, адресуя Себастьяну испепеляющий взгляд.

Продолжая ворчать про себя, карлик удалился. Однако намек на тамплиеров был достаточно ясен: предупреждение Вольфеншютца оказалось не напрасным. Но каким образом этому шуту стало известно, что Себастьяна пригласили сюда масоны? Разумеется, у карлика были приятели в полиции, но все произошло уж слишком быстро. Какой-то священник, сидящий вместе со всеми в беседке, вне всякого сомнения, духовник курфюрста, похоже, не упустил ни слова из этой короткой перепалки.

— Вы дали отпор Момильону, прекрасно, — прошептал один из приглашенных фон Гогенхеймом. — Это мерзкое, злобное существо.

Себастьян пригубил пиво — оно оказалось вкусным, хотя и очень крепким — и, воспользовавшись тем, что внимание оказалось от него отвлечено, вылил добрые три четверти кружки в стоящий рядом горшок с пальмой. От самой кружки он решил не избавляться из опасения, что ему дадут новую. Не прошло и часа после начала праздника, а гости уже были навеселе. Какая-то женщина с багровой физиономией под гром аплодисментов стала расстегивать корсаж. Голоса становились все громче, а лица «крестьян» все краснее. Себастьян решил воспользоваться царящей вокруг суетой, чтобы улизнуть. Он хорошо знал эти немецкие праздники: такие же отвратительные, как и русские. Если бы в реке Неккар[28] текло вино или пиво, этим людям пришло бы в голову ее осушить. Они не остановятся, пока не уснут, растянувшись прямо на полу.

Оркестр из пяти скрипок заиграл деревенские мелодии. Какой-то гость спросил музыкантов, умеют ли они играть вальсы. Мода на этот танец пришла из Страсбурга, и, хотя никто его танцевать не умел, все очень хотели попробовать.

— Да-да, вальсы! — потребовала герцогиня.

Себастьян часто слышал в брюссельском трактире этот плавный, повторяющийся ритм и сразу его узнал, но сам он никогда не танцевал вальса. Оркестр заиграл с тактовым размером в четыре четверти. Многие тут же устремились на площадку, устроенную специально для шумных игр и танцев. Подхваченные пьянящим ритмом, они принялись кружиться под музыку, но их головы, отяжеленные алкоголем, тоже кружились, и вращение казалось довольно хаотичным. Пары влекло течением наугад, поскольку ноги мужчин-партнеров были почти неспособны держать равновесие.

То там, то здесь слышался звон стекла: это подвыпившие гости били посуду, эдакий праздничный обычай, изобретенный немцами полвека назад и превратившийся теперь почти в ритуал.

— Не хотите ли меня пригласить? — спросила Себастьяна герцогиня.

Не без опасения он поклонился и подал руку этой пышнотелой ряженой «крестьянке» в шелковой блузе с красной вышивкой и широкими рукавами. Грудь «пейзанки» была украшена рубинами и бриллиантами. Себастьян осторожно начал вести партнершу, добросовестно соблюдая четырехтактовый размер, чтобы дать ей возможность поймать ритм. По прошествии трех тактов ему удалось нащупать самые правильные движения, он понял, как нужно ставить правую ногу, чтобы можно было изящно повернуть, держа партнершу за талию. Восхищенная герцогиня, сделав поначалу два-три неверных движения, тоже попала наконец в ритм. Внезапно Себастьян осознал, что они остались единственной парой, которая не упала; они кружились в центре площадки под восхищенными взглядами.

Когда вальс закончился, курфюрст первым начал бурно аплодировать и кричать «браво!». Воодушевленные оркестранты тут же принялись играть второй танец. Прочие пары попытались подражать искусным танцорам. Уже на третьем вальсе сияющая, но изрядно запыхавшаяся герцогиня запросила пощады.

Со всех сторон сыпались комплименты. На площадке топтались пары, которые еще не овладели искусством нового танца. Мужчины громко смеялись, а женщины, то и дело теряющие равновесие и громко визжащие, теперь, как никогда, своими манерами походили на крестьянок. Какая-то пара, раскрутившись, упала, женщина стала барахтаться и брыкаться, в то время как мужчина, еще не протрезвев, бормотал нечто невразумительное. Карлик Момильон один, без партнерши, скакал и прыгал на площадке, беспорядочно молотя в воздухе руками, и кричал:

— Вальцер! Вальцер!

Даже медведь, на которого, видимо, подействовал танцевальный ритм и зрелище вращающихся людей, тоже пустился вальсировать на своем помосте, неуклюже размахивая лапами.

— Я же вам говорил, — вскричал герцог, — граф де Сен-Жермен все знает и все умеет, даже танцевать вальс! Дорогой друг, вам нужно будет дать мне уроки!

— Какой пьянящий танец, — сказала герцогиня. — Я хочу пить!

На этот раз августейший трактирщик принес им два бокала вина. Себастьян едва омочил губы. Гости толпились вокруг Сен-Жермена, бесцеремонно разглядывая его бриллианты и усыпанные драгоценными камнями часы, которые граф носил в жилетном кармане на золотой цепочке. Ах, именно так они оденутся на следующий праздник, а если не хватит денег на бриллианты, ну что ж — они, как все, заменят их рейнскими камнями.

Себастьян, несомненно, был звездой праздника. Однако он старался не терять из виду Момильона. С особым вниманием Сен-Жермен стал следить за карликом, когда тот, о чем-то коротко переговорив с пастором, наполнил два стакана вином, отнес их в беседку, произвел там некие манипуляции, которые Себастьяну разглядеть не удалось, затем направился прямо к графу, неся стаканы в вытянутых руках.

28

Неккар — река в Германии, правый приток Рейна. (Прим. перев.)