Демон Господа - Барлоу Уэйн - Страница 73

Но как ни быстро прошло поглощение, Элигор все же не успел как следует подготовиться к атаке барона. Тот, ловко маневрируя между сражающимися, вытянув перед собой меч, двигался на него. Единственный глаз Фарайи горел, из сочленений его брони снова полыхало пламя. Последнее, что успел сделать Элигор перед началом схватки, — бросить глиф передачи командования Метафраксу.

Скрестив оружие с Фарайи, Элигор, к удивлению своему, почувствовал к нему не ненависть, а, скорее, что-то вроде жалости. Он ожидал, что будет стремиться уничтожить его, но чувства в душе капитана играли двойственные. Разумеется, барона следовало уничтожить, в этом сомнений не было. Но, глядя на эту потрепанную, словно выпотрошенную фигуру, он понимал, что если внутри ее и сохранилась какая-то малая часть прежнего Фарайи, то для нее избавление от Мухи окажется благодеянием.

Клинок Фарайи проник в бедро Элигора и напомнил ему, что до оказания барону каких-либо услуг еще далеко. Отпрыгнув, Элигор проверил, действует ли нога, и убедился, что боли почти не ощущает, — та придет потом, после боя. Рана оказалась глубокой, но не слишком мешала, к тому же она вовремя напомнила капитану, что перед ним воин, чьи способности, скорее всего еще и усиленные Вельзевулом, намного превосходили бы его собственные, если бы Элигор вовремя не впитал в себя умения бригадира рыцарей.

Теперь Элигор работал копьем с такой ловкостью, о какой даже мечтать не мог до этой битвы; Мельфагор явно был искусный воин — то ли из-за многочисленных побед, то ли из-за врожденных талантов, — и каждый изощренный удар Фарайи встречал столь же искусную защиту. Капитан увертывался и сам делал выпады с потрясающей скоростью и точностью. Он использовал приемы, о которых только слышал, техники, о которых знал, но никогда не видел, и применял их с вдохновением художника. Он упивался не только вновь обретенными способностями, но и наблюдал за бывшим союзником.

Фарайи работал мечом молча, меч и ранее казался гораздо красноречивее его самого. Своего умения бывший барон не утратил, но из него самого что-то все же исчезло. Воображение, фантазия — этого теперь его филигранная техника боя лишилась. Вместо них осталась только методичная демонстрация искусства владения мечом, правда, большинство противников, столкнувшись с бароном, никогда не сумели бы это искусство преодолеть. Иногда Элигор замечал словно бы отблески образа своего старого друга, и все же Фарайи окончательно лишился и своего духа, и сознания. Сражаясь, он смотрел словно сквозь противника — заполненной червями глазницей, где притаился немигающий зеленый уголек бешеной ненависти.

Черное лезвие то и дело исчезало из поля зрения Элигора, но никак не могло его коснуться. Капитан же маневрировал около противника так, чтобы видеть своего лорда. Саргатан находился на вершине трона, а Вельзевул уже начал спускаться — яростным облаком крутящихся мух и сверкающих глифов. Элигору даже потребовалось усилие, чтобы оторвать взгляд от этого зрелища, но Фарайи был настойчив, а его клинок — ненасытен.

Капитан перехватил копье за конец и неожиданным выпадом послал его на всю длину, взрезав корпус Фарайи под мышкой и отхватив ему кусок бока. Барон не вскрикнул и даже не дернулся, и на миг Элигор подумал, а можно ли вообще поразить это пустое создание. Отступив, он принялся работать копьем, как учил его когда-то сам Фарайи — подражая стреляющему языку абиссали, — и нанес противнику еще один удар. На этот раз пострадала одетая костью нога Фарайи, и рану заметили оба: барон захромал и на раненую ногу старался не опираться.

Другие демоны сражались все ближе, и вдруг Фарайи, не отводя взгляда от Элигора, выбросил вверх свободную руку и схватил пролетавшего мимо гвардейца с копьем. С хрустом, слышным даже в нарастающем жужжании, он вывернул из руки летуна копье и без особых усилий проткнул ему грудь. И тут же возобновил натиск на Элигора. Он был вооружен теперь копьем и мечом, и концы того и другого оружия засветились вдруг зелеными глифами.

Прежнее спокойствие капитана, странная уверенность, которую он чувствовал вместо обычной страсти, начали пропадать, отступать куда-то, куда он не смог за ними последовать.

Это — военное искусство, почти со страхом подумал Элигор, пришедшее от Мухи, полученное у какого-то безымянного демона, который, скорее всего, окончил свои дни, разлагаясь на том самом полу, где они дрались.

О таких приемах барон прежде не говорил и ничего подобного не показывал. Фарайи работал обеими руками сначала совершенно независимо и самостоятельно, как будто руки его принадлежали разным демонам, а затем меч и копье соединялись с молниеносной, умопомрачительной скоростью в выпадах, нацеленных капитану в горло, грудь или запястья. Элигор мог только уклоняться и с трудом парировать, отступая от двух увенчанных глифами наконечников, даже не думая об ответной атаке. И он начал уставать, его движения замедлялись, его крылья наливались свинцом. Он понимал, что долго так не продержится. И что сейчас он сражается одновременно и с Фарайи, и с Вельзевулом, которые каким-то образом сражались и поодиночке, и вместе.

Уклоняясь и отступая, Элигор сосредоточился наконец на глазе Мухи, на зеленой точке в выеденной глазнице. Она превратилась для него в ненавистный символ, в желанную цель.

«Что там припасено у Мельфагора на этот случай?»

Откуда-то из глубин новоприобретенных знаний Мельфагора пришел глиф, и он подарил Элигору хоть какую-то надежду. Ничего сложного, главное — точно рассчитать время. Так как прием носил название «Глиф проникновения», его следовало послать непосредственно перед наконечником своего оружия и не попасть на блок, но капитан из-за усталости не мог поручиться, что сделает все в точности. Он подался назад, взлетел повыше, сконцентрировался и снова ринулся на Фарайи, выкинув перед собой глиф и копье так быстро и четко, как только мог. Оба оружия Фарайи взметнулись навстречу, их глифы ослепили капитана, и он не видел, поразил ли цель.

Копье и меч Фарайи замерли перед глазами Элигора, и это продолжалось словно целую вечность. А потом они рухнули на загаженный пол, и он увидел, что его собственное копье вошло точно в глаз барона, откинуло ему голову назад и проникло глубоко в кость. В следующий же миг глаз лопнул, и поток испепеляющей энергии в клочья разнес уже изъеденное червями тело.

Сражавшиеся рядом демоны на мгновение замерли, и тут же сверху донеслись торжествующие крики его летунов. Элигор смотрел на рассеивающийся дым и только теперь ощущал боль в раненой ноге и ломоту в крыльях. Перед ним лежали дымящиеся останки, и капитан почувствовал безмерное облегчение. Как ни восхищался он этим демоном, тот был слишком опасен для его лорда. Он, Элигор, выполнил необходимое. Но никакой радости почему-то не ощутил.

Диска от Фарайи не осталось. Слишком уж велик оказался разряд энергии. Но черный меч лежал в пепле, и Элигор его поднял. Прекрасное оружие, легкое, сбалансированное. Все глаза глядели на него, и он уже собрался произнести что-нибудь подбадривающее для своих гвардейцев, как вдруг со стороны трона донесся громовой рев, и все головы повернулись туда.

Вельзевул наконец материализовался.