Песнь первая. Дитя Грозы. - Атрейдес Тиа - Страница 3

- Точно. Просто хамство, - полуэльфийка подошла к кровати, и, не глядя переступив через тело, забралась на постель. - Почему меня не позвали?

Она устроилась поудобнее и привлекла к себе Шу. Та поерзала немного и уткнулась в теплое плечо.

- Я думал, ты спишь, Баль, - Эрке и не пытался изобразить раскаяние.

- Поспишь тут с вами, - она погладила потрескивающие под рукой черные пряди. - Ну, и что дальше?

- А дальше мы это, - Шу злобно ткнула пальцем в сторону тела, - применим по назначению.

- Эту падаль? - Баль брезгливо поморщилась.

- Именно. Граф там, поди, волнуется...

- Ты думаешь... - перебил её Эрке.

- Я знаю. Я теперь много чего знаю. И про Гильдию, и про графа, и ещё кучу всякой дряни, - Шу скривилась, взглянув на мертвого убивца. - Помойка, а не мозги.

- Свангер, значит, - протянул он. Глаза лейтенанта полыхнули озерами раскаленного добела металла. Он весь подобрался, словно готовый к прыжку волк.

- Подарочек милорду? - Баль нехорошо улыбнулась, показав остренькие клычки.

- И миледи, - упрямо сжав бледные губы, принцесса поднялась. - Идем.

- Хочешь, чтобы их кондрашка поутру хватила? - Эрке оценивающе оглядел тело на полу.

- Если такие слабонервные, нечего соваться, куда не просят.

- Может, лучше сразу Бертрану сдать?

- Да ладно, Эрке. Пусть живут. Пока.

- Как скажете, Ваше Высочество, - не тратя времени зря, лейтенант подхватил мертвеца и взвалил на плечо.

- Я помогу, - скинув с плеч колет, чтобы не мешал, Балуста взялась за тело на пару с Эрке.

Невидимые постороннему глазу, они вышли из комнаты. Стараясь ступать как можно тише, впереди шла принцесса. Босиком, в белой длинной сорочке, со спутанными черными волосами и лиловым мерцанием очей, она весьма походила на привидение. За ней осторожно пробирались двое её друзей, несущих тело. Балуста и Эрке, посверкивающие кошачьими глазами в полумраке, составляли ей достойную компанию. Самым живым и реальным среди них показался бы стороннему наблюдателю труп неудачливого убивца.

Так и не замеченные никем, они достигли покоев Его Сиятельства. Бесшумно отворить дверь и сгрузить подарочек ровно посреди широкой супружеской постели, аккурат между графской четой, было уже делом недолгим. Как и вернуться обратно, бесшумными тенями проскользнув по спящему дому.

235 год от Основания Империи. За шесть дней до Праздника Каштанового цвета. Суард.

Юные ученики Гильдии Тени шкурой дорожили, и потому к моменту, когда в таверне завязалась драка, уже направлялись к южной окраине Старого Города. Свисток, как человек солидный, старательно прикрывался от дождевых струй старой корзиной, а Лягушонок, оправдывая свое прозвище, шлепал прямо по лужам посреди улицы, подпрыгивал и махал руками. Редкие прохожие шарахались от ненормального и неодобрительно ворчали, он же блаженно щурился, подставляя дождю лицо, улыбался во весь рот и мурлыкал какую-то песенку.

- Да хватит уже мяукать! - старший из них, Свисток, ничего не имел против постоянных песенок приятеля, без которых тот, казалось, не мог прожить и дня. Но вот дождь... он бы предпочел жить в соседней Ирсиде, среди песков, только бы не попадать под холодный противный ливень. Да ещё и с крыш льет, словно там, наверху, целая река.

Недовольно сжатые губы были единственным, что портило его почти аристократическую внешность. Резковатые черты, упрямый подбородок и мягкий блеск тёмно-карих глаз под прямыми сросшимися бровями в сочетании с гибкой фигурой и густыми черными волосами производили на местных красоток неизгладимое впечатление. Как и уверенная манера держаться и еле уловимое ощущение звериной силы и опасности, исходящие от шестнадцатилетнего Ориса.

Младший, Лягушонок, в ответ только хихикнул и продолжил погромче. При взгляде на него у самого заплесневелого брюзги, не исключая Свистка, невольно рождалась улыбка. Вечно смеющиеся, цвета умытого дождём неба, глаза, озорная и в то же время мечтательная физиономия, стремительные и текучие, будто в эльфийском танце, движения тонких рук и торчащие во все стороны вихры цвета свежей сосновой стружки. Песенка его, шаловливая и мелодичная, звенела в ритме убегающего дождя, сам он напоминал не то солнечный блик, не то птенца диковинной птицы феникс, непонятно, как залетевшего в обычный скучный город.

Столь внешне отличные друг на друга подростки, тем не менее, казались чем-то неуловимо похожими, словно сводные братья. Они и впрямь таковыми себя считали, хотя история появления в столице мальчика по прозванию Лягушонок была покрыта тайной.

Никто, кроме, возможно, Мастера Гильдии и настоятеля Крилаха, не знал, кем были, откуда пришли и куда девались родители малыша, найденного солнечным майским утром у порога храма Тёмного Хисса. Настоятель храма, справедливо рассудив, что каждая случайность должна быть обращена к его пользе, продал только научившегося ходить кроху Мастеру Тени. Сопровождающая речь, поистине, явилась шедевром его ораторского искусства. И долженствовала убедить Мастера в особом предназначении мальчика, в его несомненной будущей пользе для Гильдии и, как следствие, в необходимости достойного подношения патрону всех воров, убийц и прочих тёмных личностей, Тёмному Хиссу. В лице, как несложно догадаться, самого настоятеля.

Мастер никогда не распространялся, с чего вдруг решил выкупить малыша. Возможно, проникся доводами Крилаха, или на него произвела впечатление совершенно нехарактерная для провинции Валанта внешность ребенка, подобающая скорее жителю одной из далеких северных провинций Империи. А может быть, он просто посчитал не лишним заполучить в будущем ещё одного убийцу, не отягченного лишними привязанностями и неправильным воспитанием. Как бы то ни было, Мастер назвал мальчика Хиллом и определил в чуткие руки Фаины, своей домоправительницы и по совместительству подруги. У неё как раз подрастал собственный сын Орис, трёх лет от роду, впоследствии прозванный Свистком.

Хоть Мастер и не выказывал особой симпатии ни к одному из своих учеников, не говоря уж о подкидыше, но и ни разу не пожалел о двадцати серебряных марках, уплаченных за Лягушонка. На редкость спокойный и жизнерадостный ребёнок, Хилл на лету схватывал премудрости тёмного ремесла. Никогда не перечил Учителю, не поддавался на каверзные подковырки соучеников, избегал драк и открытого противостояния и, казалось, играючи преодолевал все сложности учебы.

Но впечатление лёгкости, с которой постигалась им наука, было весьма обманчивым. Только Свисток, с первых дней привязавшийся к малышу, и не дававший остальным мальчишкам совсем уж затравить несносного чужака, видел стиснутые зубы и злой взгляд солнечного эльфа, до темноты в глазах отрабатывавшего стойки, броски и перекаты. Не раз, проснувшись ночью, он видел в лунном свете за окном тонкий силуэт танцующего с клинками друга. За вечной жизнерадостной и наивной улыбкой пряталось упрямство и непреклонная воля. Самый младший из учеников Мастера, Лягушонок упорно добивался совершенства во всем, хоть и не лез на рожон в попытке доказать свое превосходство. Наоборот, он с самых первых дней обучения держался этаким скромником, не встревая ни в драки, ни в склоки.

Свисток, куда более высокий и сильный, давно уже понял, что связываться с Лягушонком может только безмозглый тролль. Себе дороже. Орис убедился в этой нехитрой истине пару лет тому назад, когда ему довелось стать нечаянным свидетелем одного примечательного происшествия.

Как-то после обеда Мастер послал Лягушонка в порт, с запиской к Старшине цеха контрабандистов. Орису же не удалось пойти с приятелем, потому как ему Наставник велел вместе с парой других учеников, Келмом и Угрем, перетаскать дрова на кухню и помочь Фаине с чисткой котлов. Справившись со своей долей работы, Свисток не стал ждать поблизости от Мастера, рискуя получить очередное полезное задание, а отправился в порт навстречу дружку. И там, по дороге через склады, застал прелюбопытную картину.