Приключения 1969 - Егоров Виктор - Страница 104

Прокламации сочиняли сами молодые подпольщики, сами печатали их на машинке с латинским шрифтом, которую Маша и ее брат выкрали из местного отделения «Лионского кредита».

На поимку дерзких агитаторов были брошены силы контрразведки. Но девушки исчезли. Их надежно спрятали товарищи.

Это было в феврале 1919 года.

А в начале марта большевики подняли в городе восстание против интервентов.

На улицы вышли тысячи рабочих, многие с оружием.

Боевые группы приблизились к французским казармам на форштадте. Во главе одной из групп несли кумачовое знамя. Накануне Маша вышила на нем строчку из «Интернационала»: «Мы наш, мы новый мир построим».

Из казарм появилась делегация французских матросов. Парни в беретах с большими помпонами заявили: «Мы арестовали своих офицеров. Скажите, что делать дальше?»

Восставшие ответили: французские военные суда должны уйти за пределы Советского государства.

Вскоре на рейде потянулись к небу столбы черного дыма. Это на кораблях интервентов разводили пары. И вот уже загрохотали лебедки, вытягивая из воды тяжелые якоря.

Маша долго глядела вслед удаляющимся иностранным кораблям. Рядом с ней стоял молодой рослый человек, черноволосый и смуглолицый. Его родина тоже находилась далеко, за морями. Но автомобильного механика с завода «Испано-Суиза» мадридского революционера Рамона Касанеляса привели в Советскую страну совсем иные мотивы. Несколько месяцев тому назад он уничтожил у себя на родине главу монархического правительства, славившегося своей жестокостью, ненавистью к трудовому народу. Рамон подъехал на мотоцикле к лимузину этого махрового реакционера, всадил в него все пули своего кольта и скрылся…

Полиция, жандармы с ног сбились, разыскивая Рамона. Однако ему удалось ускользнуть. Исколесив пол-Европы, он оказался в России. Здесь он встретился с Машей. Они полюбили друг друга, стали мужем и женой.

Страница III. Генкин Я. М., сотрудник ОГПУ, член партии с 1917 года: «В 1919 году тов. Фортус, работавшая в то время в ГубЧК, вместе с тов. Багненко спасли с опасностью для жизни ценности и дела, вывезенные из ГубЧК».

Это произошло в конце мая 1919 года. Только-только начала налаживаться жизнь в Херсоне. И вот обстановка снова осложнилась. Подняли мятеж эсеры и белогвардейцы. Восстало кулачье из окрестных сел. На подмогу мятежникам устремились бандитские отряды. А в Херсоне и поблизости в то время не было частей Красной Армии. И советскому активу, горстке чекистов и другим защитникам города пришлось временно его оставить.

Последними уходили чекисты. Старенький катер доставил их к населенному пункту Алешки. Здесь начинался лес.

Председатель ГубЧК Иван Багненко отдал приказ: сотрудники разбиваются на мелкие группы, чтобы легче было просочиться сквозь бандитские заслоны и выйти на соединение с Красной Армией.

Вскоре исчезла в лесу последняя группа чекистов. Багненко обернулся к своей помощнице Маше Фортус. Она держала в руках большую, тяжелую сумку. На земле, возле ног молодой женщины, лежали мешки. В них были архивы и наиболее важные следственные дела ЧК. Сумка же была набита золотом и бриллиантами — чекисты конфисковали все это у городской буржуазии.

Теперь, когда Багненко и Маша остались одни, следовало подумать о том, чтобы спрятать имущество. Не то чтобы он не доверял своим товарищам. Просто считал, что тайна, о которой знают многие, перестает быть тайной…

Мешки закопали под приметным деревом. Неподалеку зарыли и свои собственные документы. Взамен Маша заполнила бланки предусмотрительно захваченных с собой эсеровских удостоверений. Теперь чекист Багненко стал учителем, Маша — его женой.

Ну, а что делать с сокровищами? Тоже запрятать? Нет, золото и драгоценности — это хлеб, винтовки, патроны для Красной Армии, ведущей тяжелые бои с интервентами и контрреволюцией. Их нельзя зарыть до времени — они должны служить Советской власти немедленно, сейчас.

Как же поступить? Нести сумку открыто в руках? Но в любую минуту их может задержать и обыскать одна из орудовавших тогда на Украине банд.

Маша взяла сумку, ушла с ней в кусты.

Когда она вернулась, Багненко удивленно наморщил лоб. Перед ним стояла баба с уродливо вспухшим животом. Этакая туповатая, ко всему равнодушная беременная молодуха.

— Ну, — сказала Маша, — как считаешь?

— Вообще похоже, — Багненко был в нерешительности, не знал, что и думать. — Однако первый же обыск…

— Будем надеяться, что до этого не дойдет.

Ночью они вышли из леса и двинулись прямиком через степь, избегая дорог, старательно обходя хутора и селения.

Так они шли девять ночей — на юг, к Крыму.

У них почти не было пищи. Сутками они не могли раздобыть воды, чтобы утолить жажду.

А сумка с золотом и бриллиантами, которую Маша не снимала ни на минуту, уже давно в кровь натерла кожу. На привалах, когда час-другой можно было побыть в неподвижности, сумка присыхала к телу. Стоило встать на ноги, сделать шаг, как боль когтями вонзалась в живот, в бока, и тогда трудно было не закричать, не упасть…

Много раз их останавливали какие-то вооруженные люди, допрашивали, требовали денег, грозили…

Истекал восьмой день пути, когда группа конных бандитов отконвоировала путников в село, к своему атаману. Там, на площади перед церковью, Ивана Багненко раздели донага, тщательно осмотрели всю его одежду. Бандитские руки промяли швы куртки и брюк чекиста.

Потом эти руки потянулись к Маше.

То были критические секунды.

Она рванулась, рухнула на землю, изо всех сил толкнув сумку на животе. В глазах помутилось от боли. Но зато по телу к ногам хлынула кровь.

Это было спасение: местные бабы вступились за Машу, и бандиты вынуждены были оставить ее в покое.

Еще день, и они вышли в Крым. Отсюда путь к столице Украины. Четверо суток нечеловеческой пытки в разболтанном, продуваемом всеми ветрами товарняке. Истощенные, голодные, с ввалившимися глазами на черных от грязи лицах, Багненко и Маша казались умалишенными. От них с опаской отодвигались соседи по путешествию в теплушке.

Наконец-то Киев!

Двое, мужчина и женщина, медленно бредут по улицам огромного города. Их шатает от слабости.

На углу торгует бородатый дядька — в руках у него пышный каравай белого хлеба. Мальчишка, что пристроился рядом, продает колбасу, тугие кольца прокопченных до черноты ароматных колбас. Здесь же вдоль тротуара выстроились извозчики-лихачи.

Но у Багненко и Маши нет денег, чтобы купить еды или нанять лошадей, хотя Маша буквально валится с ног под тяжестью золота и бриллиантов…

Кабинет председателя Украинской ЧК.

Наконец-то избавилась Маша от своей ноши — зашла за кресло с высокой спинкой, отодрала от тела трижды проклятую сумку, вывалила на стол груду сокровищ — и рухнула, потеряв сознание.

Прошло около года. Маша уже была матерью (сына назвали Рамоном в честь отца), когда ее в первый раз расстреляли. «В первый» — потому что убивали Машу дважды.

Но по порядку.

Февраль 1920 года. Елисаветград. Воскресным вечером чекисты собрались на квартире одного своего товарища — сегодня он справляет свадьбу.

Среди гостей Маша, недавно переведенная в Елисаветград из Херсона. Она в центре внимания. И причина этого — ее туалет. Не было у Маши в том году одежды, кроме той, в которой она ходила на службу. Поэтому на свадьбе она щеголяла в платье, одолженном у невесты, в старинном вечернем платье из темной добротной ткани, с бархатом по подолу, с множеством пуговиц на груди. Вот чекисты и посмеивались над «франтихой».

Свадьба была в разгаре, когда неожиданно появился курьер. Сотрудников срочно вызывали на работу.

Вскоре они собрались у председателя. Сообщение было кратким: в уезде появились крупные банды; необходимо установить их местонахождение, численность; тогда будет проведена операция по уничтожению бандитов.