Приключения 1969 - Егоров Виктор - Страница 35

— Не надо! — почему-то испугался Янис. — Я не понимаю, зачем нужно что-то объяснять? Пожалуй, я пойду на пляж.

Он уплыл так далеко, что берег превратился в еле заметную полоску тумана. Ему ничего не стоило продержаться в море сколько угодно, даже если вода была ледяной. Он умел это с детства. И в этот день охотно не вернулся бы на берег до утра, чтобы на рассвете прямо с пляжа отправиться на станцию. Но еще пришлось пойти на ужин, сидеть за столом и делать вид, что ничего особенного не случилось…

Когда стемнело, он не пошел в кино, которое показывали в парке, а улегся на раскладушке и попытался почитать книгу, но глаза его закрылись, и он задремал.

Сквозь сон до него донеслись снаружи знакомые голоса. Женский голос принадлежал матери, а мужской он слышал недавно во сне.

— Вот видишь, он спит. Я только взгляну, — сказал мужчина.

— Как бы не вышло хуже, — ответила Лилия. — Если он начнет о чем-нибудь спрашивать, я просто не выдержу.

— Но я же должен на него посмотреть! Хотя бы на это я имею право! — нетерпеливо сказал мужской голос.

Янис попытался открыть глаза, но непонятная тяжесть сковала веки, и он окончательно убедился, что спит, как спал в прошлый раз.

Послышался шорох. Скрипнула рама.

— Давай уйдем, — раздался откуда-то издалека шепот матери. — Я больше не могу это видеть! Пожалей меня! Ведь я не железная!

— Прости, — ответил мужчина.

Янис с усилием преодолел оцепенение, встал и неверными шагами подошел к окну. Лунный свет ударил ему в глаза. Он зажмурился, затем распахнул рамы. По пляжу быстро удалялись двое — Лилия и высокий мужчина с черными, как уголь, волосами. Они ни разу не оглянулись.

Янис задумчиво опустился на стул. Низкий гортанный голос совсем не был похож на голос человека, жившего в Риге.

Утром перед отъездом Янис небрежно сказал Лилии:

— Я вчера не спал и слышал, как ты подходила к окну. С кем ты разговаривала?

— Вчера? — удивленно переспросила мать. Губы ее дрожали, но голос был спокойным. — Но вчера я была в кино и смотрела очень интересный фильм «Машенька». Кстати, как поживает Мария Спрогис? Вы по-прежнему дружите?

— Да, — ответил Янис. Ему стало неловко за мать.

— Я рада, — сказала Лилия. — Мария очень хорошая девушка.

— И все-таки я не спал! — упрямо ответил какой-то сердитый человек, сидевший внутри Яниса.

Подошел поезд, Ян сел в вагон, а Лилия помахала рукой.

Через несколько дней она тоже вернулась в Ригу.

Обо всем, что произошло в Кемери, Янис как-то сразу забыл. Вот только голос мужчины остался в памяти. Он узнал бы этот гортанный взволнованный голос в любой толпе.

…Война! Ее ждали, к ней готовились, но в нее не верили. И в Ригу она пришла не сводками Советского Информбюро и даже не взрывами авиационных бомб, а предательскими выстрелами засевших на чердаках бывших айзсаргов и ульманисовцев. На заводах и фабриках были созданы рабочие истребительные отряды. В один из таких отрядов записался Янис. Ему выдали винтовку, и он стал рабочегвардейцем. Вскоре над Ригой появились фашистские самолеты. Они висели в небе с утра до вечера и бомбили мосты и жилые кварталы.

Город окутался дымом пожарищ, и дни смешались с ночами. Трое суток Янис вместе со своим отрядом прочесывал чердаки, выкуривая диверсантов. На темных лестницах гремели автоматные очереди. Ян не ощущал усталости и не испытывал страха. Им владела ярость. Он не хотел, чтобы вернулись надменные немцы-мастера, помыкавшие матерью, и на улице Пернавас снова начались аресты и обыски. Ему был дорог санаторий в Кемери, отданный рабочим. Он не успел еще нарадоваться новой, счастливой жизни, а у него решили ее отобрать. Но ему дали винтовку, чтобы уничтожать врагов, и только смерть могла вырвать его из рядов сражающихся! Так думали все комсомольцы. Они отважно врывались на чердаки, навстречу выстрелам бешено отбивавшихся айзсаргов, и даже раненые отказывались уходить в госпиталь, пока не падали без сознания.

В госпитале медицинской сестрой работала Мария, и Янис видел ее, когда относил туда истекающего кровью рабочегвардейца.

— Молодец! — сказала Мария, взглянув на Яниса. Она приподнялась на цыпочки, поцеловала его в щеку и, подтолкнув в плечо, шепнула: — Иди!

Он понял, что небезразличен ей, и радость охватила его.

Но 28 июня был отдан приказ отступать. Колонны усталых рабочегвардейцев и регулярных частей Красной Армии потянулись по шоссе к Валке, куда эвакуировались советские учреждения. Несколько немецких танков уже проскочили по мосту через Даугаву и ворвались в район рынка, поливая прохожих пулеметным огнем. Госпитали эвакуировали в первую очередь, и, забежав попрощаться с Марией, Янис застал пустые корпуса с выбитыми стеклами… Попросив у командира разрешения отлучиться на полчаса, Янис поспешил на улицу Пернавас. Он не видел мать целую неделю и не знал, что с ней и где она. Командир рабочегвардейцев клепальщик Скроманис строго предупредил:

— Только не задерживайся! А то не догонишь нас!

Лилия оказалась дома. Она открыла дверь, поглядела на сына и закрыла глаза. Лицо ее было белым как мел. Яниса удивило, что она в домашнем халате и ее белокурые волосы распущены и падают на плечи, точно она собралась спать. Но у него не было времени раздумывать над этим, и он крикнул:

— Мы уходим! Если хочешь взять вещи, поторопись, долго ждать я не смогу!

— Я понимаю. Не сможешь, — неживым голосом ответила мать.

— Что же ты стоишь? Через несколько часов в городе будут фашисты!

— Ты иди, — ответила Лилия, откинув голову и прислонившись к стене.

— А ты?!

Она медленно покачала головой.

— Ты сошла с ума! — Янис схватил ее за руку и потащил на крыльцо, приговаривая: — Быстрее, да что же ты! Мы не успеем!

Мать с неожиданной силой вырвала руку, обняла сына, поцеловала в губы и оттолкнула. Он растерянно посмотрел на нее.

— Прощай, мой дорогой! — тихо сказала Лилия. — Кончится война, и мы увидимся. Я буду тебя ждать. И еще я знаю, что воевать ты будешь хорошо! — Улыбнувшись ему дрожащими губами, она ушла в дом.

Ошеломленный Янис остался во дворе. С улицы послышался грохот проезжавших мимо автомобилей. Махнув рукой, Ян выбежал за ворота.

Свой батальон ему найти не удалось, и он присоединился к отряду рабочегвардейцев Задвинья, вместе с которыми через сутки добрался до Валки. «Мессершмитты» с утра до вечера бомбили скопления людей и техники. А добровольцы латышской бригады, сформированной из рабочегвардейцев, были вооружены лишь винтовками. Янис стрелял по самолетам, зная, что это бессмысленно, и плача от ожесточения и бессильной ненависти к фашистам.

Вскоре бригада получила приказ отойти к Эстонии. Начались жестокие бои с рвущимися вперед немецкими дивизиями. Латыши сражались с отчаянной храбростью. Янис участвовал в знаменитых сражениях в Одисте, Латси, Лейя. За бой возле озера Выртсу его вместе с группой рижских комсомольцев наградили орденом Красной Звезды. А через две недели, после семичасового сражения в районе мызы Пурмани, Яниса контузило разорвавшейся неподалеку немецкой гранатой, он потерял сознание и очнулся уже в плену, в холодном сарае, рядом с другими ранеными красноармейцами…

Он попал в лагерь военнопленных на аэродром Спилве недалеко от Риги. Таскал с рассвета до сумерек тяжелые бревна и разравнивал катком взлетную полосу. До лагеря доходили слухи о том, как живут люди в оккупированной Латвии. С аэродрома было видно, как по утрам рижан гнали на работу в каменный карьер. С работы возвращалось наполовину меньше народа, чем уходило. Янис часто думал о матери и о Марии. Удалось ли Марии эвакуироваться? Жива она? Где работает Лилия? Каково ей в захваченной фашистами Риге?

Наступили морозы. Лед сковал землю. В декабре Яниса вместе с другими пленными усадили в грузовик и повезли в сторону Даугавпилсского шоссе. Красноармейцы были в пилотках и в рваной летней форме. Они жались друг к другу, пытаясь согреться, но ледяной ветер с Даугавы пронизывал до костей даже конвоиров-шуцманов, одетых в добротные полушубки и валенки.