Приключения 1969 - Егоров Виктор - Страница 95

Сказал о своем намерении разведчикам. Саша — сразу за автомат и к выходу.

— Да стой же ты, егоза! — прикрикнул на него Макагонов. — Надо обдумать.

— Чего там обдумывать! Выйдем в подъезд, я пальцем поманю фрица, какой больше понравится, а ты его тюкнешь по балде и поволочешь сюда. Вот и все.

Нам такая простота была в новинку. Как много приходилось затрачивать усилий, чтобы добраться до кандидата в «языки»: ползти по нейтральной зоне, снимать мины, резать проволоку, вступать в рукопашную. А тут действительно ходят непуганые «языки». Но принять предложение Саши в том виде, как он его высказал, конечно, нельзя. Я возразил:

— Во-первых, нам любой прохожий не годится, он может идти издалека. Нужен здешний. Во-вторых, нас могут увидеть из дома напротив. А если фашист окажет сопротивление, станет орать, что тогда?

— Ну, насчет сопротивления не сомневайтесь, — успокоил Макагонов.

— Только смотри не до смерти, — улыбаясь, предупредил радист Жук.

— Опыт имеем: в четверть силы, — ухмыльнулся Макагонов.

— Нужно попытаться добыть эсэсовца из дома напротив, — сказал я. — Эти должны все знать.

Мы подошли к окну и стали наблюдать за немцами во дворе и в саду вокруг массивного дома с колоннами. Солдаты и офицеры, заполнявшие дом, под дождь без надобности не совались. Регулярно через каждые два часа уходили в разных направлениях целые группы, силой до взвода. Они, видимо, уходили недалеко, потому что вскоре возвращались такие же группы. Часть определенно несла караульную службу на каких-то важных объектах. У ворот и в траншеях, которые были вырыты на ближайших перекрестках, охрана менялась в эти же часы. Иногда подкатывала машина к одной из дверей, и офицеры пробегали в здание. Или, наоборот, подавалась машина, и ей навстречу по блестящему асфальту спешили из подъезда. Окна верхних этажей были пусты, выбитые стекла усыпали подоконники. В нижние окна высовывались солдаты: они курили, поглядывали на небо — надолго ли зарядил дождь.

Мы спустились. В квартире остался Жук, который до сих пор не мог установить связь. На первом этаже мы проверили, нет ли кого-нибудь в квартирах, двери которых выходили в вестибюль. Две из них были на замке, внутри не прослушивалось никаких признаков жизни. Третья квартира была открыта, пуста. Убедившись, что никто не помешает, мы вернулись к двери, выходящей на улицу, и приоткрыли ее. Первое, что привлекло мое внимание и даже поразило, это рост эсэсовцев, которые охраняли ворота и появлялись в подъездах. Эсэсовцы были как на подбор: высокие, плечистые, не меньше нашего Макагонова.

— Видно, отборная часть, — сказал я разведчикам.

— Да, породистые, сволочи, — заключил Пролеткин.

Мы пронаблюдали около двух часов и ничего утешительного для себя не обнаружили. Гитлеровцы появлялись во дворе у входа, уезжали и приезжали на автомобилях и мотоциклах, а за ограду выходили редко. Может, им не разрешалось отлучаться, а может, сами не желали мокнуть под дождем.

Пришлось вернуться в «свою» квартиру. Подкрепились консервами. Ели молча, каждый думал о создавшемся положении. Я стоял у окна, жевал безвкусную волокнистую тушенку и продолжал следить за домом. Сверху было виднее, внизу мешала ограда, отвлекали движущиеся машины, танки, колонны солдат. А здесь двор и сад просматривались дальше в глубину. Правда, немного мешали ветки. Хорошо еще, не успела распуститься листва. Выше деревьев поднималась металлическая мачта, по-видимому антенна мощной радиостанции. В глубине сада белело небольшое строение, к нему часто ходили поодиночке или парами. Это для нас удобно. Но что у них там? Я посмотрел в бинокль: какой-то забор из свежих, некрашеных досок. Ага, понял.

— Ребята, идите сюда, — позвал я разведчиков.

Когда они подошли, я указал им на дощатое строение. Передавая друг другу бинокль, они по очереди смотрели в сад.

— Как вы думаете, что там? — спросил я.

— Уборная, — сказал Макагонов.

— Правильно. А почему при капитальном домище такая несоответствующая времянка из досок?

Саша Пролеткин был верен себе, он сказал:

— Никак с перепугу капитальную заполнили, пришлось времянку строить!

— Мне кажется, дело вот в чем, — продолжал я. — Водопровод не работает, стационарными туалетами пользоваться нельзя, вот и пришлось строить в саду времянку. Для нас это просто находка.

— Подарочек! — вставил Пролеткин.

— Когда стемнеет, проберемся туда — и можно брать «языка» на выбор.

Меня охватило веселое возбуждение. Я предчувствовал удачу. И не ошибся — выход был найден. Изложил разведчикам свой план. Они так и покатились со смеху.

— Тише вы, черти, — унимал я их, — услышат!

План одобрили единогласно.

Все мы с нетерпением ждали, когда начнет смеркаться. В районе нашего дома за день ничего особенного не случилось, если не считать нескольких артиллерийских налетов. Во время одного из них прямым попаданием сбило железную мачту. Она повалилась, ломая деревья, и тяжело ударилась о землю. Гитлеровцы после обстрела вышли из дома. Их было много. Они ходили вокруг мачты и смотрели на сломанные деревья. Мы же с тревогой всматривались в глубь сада — уцелел ли наш домик? Уцелел!

Когда стемнело, пошли вниз. В квартире остался радист со всем нашим имуществом. Вышли из подъезда. Я повел разведчиков строем. Правда, строй жидковат — всего четыре человека, но так мы выглядели менее подозрительно: похоже на патруль или смену караула.

Пересекли широкую улицу и вошли во двор, примыкающий к саду (мы знали, этот двор не охранялся). Затем, помогая друг другу, перелезли через ограду и подкрались к задней стене уборной. И смешно и боязно. Если все кончится успешно, смеху будет много. А пока веселиться рано.

Я старался определить на слух, есть ли кто-нибудь в кабинах, но кровь от волнения стучала в висках и мешала слушать. Мы несколько минут стояли не двигаясь. Такое с разведчиками случается: гулко и часто колотится сердце, по телу пробегает дрожь; пройдет минута-другая, самообладание восстановится.

Я сделал знак Пролеткину, чтобы он заглянул за угол и посмотрел на двери. Если доверяться слуху — домик пуст. Но проверить нужно. Саша на цыпочках ушел за поворот и вскоре возвратился обычным шагом. Значит, никого нет.

— Пусто.

— Наблюдайте, — приказал я ему и Шовкоплясу.

Они исчезли. Макагонов ощупал доски, нашел щелочку и всунул в нее топорик, который мы прихватили с кухни. Этим топориком хозяйка квартиры, наверное, делала отбивные котлеты. Осторожно покачивая топориком, Макагонов расширил щель и затем, подцепив доску, попытался ее отодрать. Доска хрустела, но не подавалась. Этот хруст казался громче разрывов снарядов, которые изредка бухали где-то около рейхстага. Переждав несколько секунд, Макагонов снова налег на свой инструмент — гвозди взвизгнули.

— Вы готовьте эту кабину, — прошептал Пролеткин, — а другие я сделаю «занятыми».

Он ушел, и мы услышали, как, орудуя ножом или еще чем-то, он накидывал крючки на петли. Не теряя времени, мы с Макагоновым оторвали две доски и снова приставили их, чтобы не было заметно.

Ждать пришлось довольно долго. По улице прогромыхали танки; громко разговаривая, прошла большая группа гитлеровцев, наверное, очередная смена караула. Но вот, наконец, настал и наш час. Саша метнулся к нам из-за угла и выдохнул:

— Офицер!

Мы приготовились.

Гитлеровец дернул дверь крайнего отделения, но она не отворилась. Перешел к следующей — и здесь оказалось «занято». Он что-то буркнул и вошел в нашу кабину. Мы осторожно убрали доски: одну я, другую Пролеткин. В образовавшийся проем скользнули руки Макагонова, и в следующий миг эсэсовец уже хрипел, опрокинутый на спину. Саша быстро захлестнул немцу ноги ремнем, а я скрутил руки. Все это произошло так стремительно, что гитлеровец не успел опомниться. Он начал извиваться и биться, но кляп прочно законопатил ему рот, а путы стянули конечности. Предусмотрительный Макагонов пристроил доски к прежнему месту, затем взвалил на плечи добычу, и мы поспешили к ограде.