У Пяти ручьев - Кораблев Евгений - Страница 36

Дед только укоризненно посмотрел на него, но ничего не сказал. Уж если теперь сомневаться...

Андрею стало даже неловко.

...Принялись за работу. Молча разбили палатку, развязали инструменты, кайлы...

Дед ходил точно пьяный. Смотрел сверкающими глазами и время от времени бормотал:

– Вот оно, место-то!

Начали бить шурфы. Уже первые удары показали, что здесь есть золото.

Наносные пласты пустой породы, покрывавшие золотоносный слой, были всего около двух аршин, а местами золотосодержащий песок лежал прямо сверху, как в том месте, где впервые, по рассказу деда, указал его Трефилий.

Настала, наконец, и торжественнейшая минута – промывка первой пробы... Дед не решился даже назвать цифры, но он сиял.

Казалось, долгоиспытываемое место у Пяти ручьев хотело вознаградить их за все лишения, за все долготерпение и поиски, за все неприятности, что пришлось пережить в это время.

Несомненно, огромное богатство лежало у них под ногами.

Эх, почему нет здесь Яна и Пимки? Теперь и радость не в радость!

Они набили шурфов в нескольких местах. Золотоносный пласт шел по логу шириной приблизительно около 60 метров и тянулся около двух километров, а может быть, и больше. Местами попадалось гнездовое золото.

За неделю разведки Федька и Гришук нашли по самородку, каждый весом около двух кило, а дед отыскал ранее закопанный им около тропы.

Содержание золота в среднем, в конце концов, определилось в шестьдесят золотников на сто пудов.

Дед совсем лишился сна. Все сидел и считал... золотники, пуды... прикидывал стоимость работ. Ребята боялись, что он спятит.

– Прямо руками золото гребем, – бормотал старик. – Ну, для вас, ребята, такое привалило.

Прииск назвали «Советским» – золою ведь для народа найдено.

Днем за работой все оживлялись, шутили. А вечерами охватывала тоска, невольно думали о Яне и Пимке. Вот порадовались, если бы были живы!

Федька, ассистент Яна по геологии, занимал теперь при решении геологических недоумений ребят место своего учителя. Конечно, разница в познаниях была огромная, так как он только начал работу по геологии, но все же до некоторой степени из него уже складывался специалист. В эти унылые минуты вечерами ребята старались заняться чем-нибудь, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей. Федьке приходилось отвечать на их расспросы, связанные с производимой разведкой золотой россыпи.

Он рассказывал им, что знал. Золотая россыпь, которую они нашли, как и все россыпи, являлась наносом, образовавшимся от разрушения жил и окружающих их пород, и представляла смесь разных количеств глины, песку и обломков горных пород. Между ними были рассеяны частицы самородного золота: то мелкими кусочками, чешуйками, зернами, то в виде мельчайшей пыли, то самородками, как те, что нашли. Золото обычно находится вместе с другими минералами.

– Вместе с бурым железняком?

– Да. Все эти минералы и образуют при промывке...

– Черный шлих? – догадался вперед дед.

– Да, – снова подтвердил Федька. – Эти пески составляли раньше окрестные горы. Вы можете легко в этом убедиться, если сравнить состав россыпи и гор.

– Нанесло их водой?

– Да, действием нагорных вод разрушенные породы и золото уносило по склонам гор. Ясно, что далеко от коренных месторождений их не могло унести. Сейчас в руслах многих рек находят золото.

– Это когда драгами добывают?

– Да.

– Значит, в этой горке может быть еще и жильное золото?

– Сколько угодно. Ну, слушай дальше... Золото и платина, как более тяжелые по удельному весу – их вес 17 и 19, – оседали раньше и ближе. Другие же породы уносило значительно дальше.

– Значит, россыпи должны быть не очень разбросанными, а в куче?

– Вот именно, по большей части так и бывает. Они лежат недалеко друг от друга. Всегда в горизонтальном положении.

– Велика ли нормальная толщина россыпи?

– Нормальную трудно установить. В нашей россыпи большая, более сажени. Верно, дед?

Дед с наслаждением слушал этот разговор и на вопрос с счастливой улыбкой утвердительно кивнул головой.

– Толщина бывает от одного вершка и до двух сажен, редко больше.

– А ширина?

– В зависимости от ширины лога. Иногда сажен 15-20, до 50. Длина тоже различна. Иногда несколько десятков сажен, иногда несколько верст. Важное значение для разработки имеет еще глубина шурфа. Иногда золото находится на большой глубине, до двадцати сажен. И снять эти пустые породы стоит тогда больших денег. А иногда россыпи лежат, как у нас, почти сверху. Как вот дед говорит: «Мох дери да золото бери».

XII. На родине

Да, пригодились Пимкины знаки! По ним, точно по верстовым столбам, от рисунка к рисунку теперь безошибочно возвращалась обратно экспедиция.

Каждый раз, когда спасительный знак указывал дорогу, собирались вокруг него все ребята и с грустью вспоминали Смекалистого.

Дед вздыхал.

– Да, кабы знатье было! Озолотить парнишку за это мало. А я все: «Пимка, не балуй! Будет тебе баловаться». А вот оно, баловство какое на поверку вышло. Ох, горе лыковое!

Понимали, о чем думал дед в эту минуту, и тоже вздыхали.

Вспоминался и найденный Пимкой лесной беспризорник Мишка, также пропавший без вести.

Один раз около таких знаков дед даже всплакнул. Чем дальше экспедиция шла по пройденным год тому назад местам, тем чаще и чаще ребят охватывала острая тревога.

...Вот придут они в город. – Здесь Ян и Пимка? – спросят. И на них посмотрят с удивлением: а разве они не с вами? – Не приходили...

Сердце захватывало от острой жалости. Воображение рисовало картины страшной гибели друзей в лесном пожаре. Даже жутко становилось.

Это лето выдалось не очень комариное, и олени шли бодро, точно чуяли отдых.

Однажды караван прошел становище вогулов, где смотрели медвежий праздник и взяли проводника, но юрта Савелия стояла теперь заколоченная. Манси куда-то откочевали.

Вообще на обратном пути они не встретили ни одного вогула. Вероятно, все были на рыбной ловле в низовьях рек, а оленеводы ушли к самому камню, оберегая стада от комаров.

По некоторым причинам ребята были очень рады этому обстоятельству.

Стоял чудесный августовский вечер. Совершенно безоблачный, тихий. Бывают иногда такие на Урале в августе и сентябре, когда ранняя осень придет в горы. Это здесь самая лучшая пора.

Гришук, опередивший караван, остановился на угоре и любовался.

Березы, окружившие опушку, все были осыпаны золотым листом. И вокруг них были разостланы золотые ковры. Небо отливало бледно-золотым отсветом, трава внизу стояла сплошь золотая. Черный обгорелый пенек среди этой осенней позолоты виднелся чуть не за полверсты. Вершины далеких камней уже белели снегом.

Остро тянуло густым ароматом осеннего палого листа. Беззвучно носились меж кустарников нежные паутинки «русалочьей пряжи». Солнце уже село, но небо еще купалось в прозрачных золотистых волнах, еще не сошла с него чья-то улыбка – светлая, светлая... Какая-то радостная нота еще дрожала в тихом вечернем воздухе. Да, осень пришла в горы. Любил Гришук эту пору. И печальное что-то в ней и вместе бодрящее, крепкое, зовущее к работе.

Пока он находился в раздумье, подошел караван.

– Знаешь, где мы идем? – окликнул его дед.

– Нет.

– А за этим леском сейчас будет кордон. Помнишь старуху, где Спирьку с Лаврушкой и багаж оставили?

– Ну-у! – удивились ребята. – Что-то больно скоро ты!

– Вот те и ну! – сказал дед, погоняя оленя.

Ребята, однако, тоже ускорили шаг. Сердца их забились сильней.

Скоро маленький караван выбрался на опушку леса. Дед оказался прав. Совсем невдалеке показались строения.

В эту минуту со двора кордона вдруг донесся чей-то голос.

Дед задрожал. Он так стегнул Лыску, что олень подпрыгнул, брыкнул и понесся вскачь.

...Это был страшно знакомый голос!

– Пимка! – не веря себе, закричал вдруг дед. – Пимка!