Народные русские сказки - Афанасьев Александр Николаевич - Страница 35

МЕДВЕДКО, УСЫНЯ, ГОРЫНЯ И ДУБЫНЯ-БОГАТЫРИ

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был старик со старухою; детей у них не было. Говорит раз старик: «Старуха, поди купи репку – за обедом съедим». Старуха пошла, купила две репки; одну кое-как изгрызли, а другую в печь положили, чтобы распарилась. Погодя немного слышат – что-то в печи кричит: «Бабушка, откутай; тут жарко!» Старуха открыла заслонку, а в печи лежит живая девочка. «Что там такое?» – спрашивает старик. «Ах, старик! Господь дал нам девочку». И старик и старуха крепко обрадовались и назвали эту девочку Репкою.

Вот Репка росла, росла и выросла большая. В одно время приходят деревенские девки и просят: «Бабушка, отпусти с нами Репку в лес за ягодами». – «Не пущу, к…ны дети! Вы ее в лесу покинете». – «Нет, бабушка, ни за что не кинем». Старуха отпустила Репку. Собрались девки, пошли за ягодами и зашли в такой дремучий лес, что зги не видать. Глядь – стоит в лесу избушка, вошли в избушку, а там на столбе медведь сидит. «Здравствуйте, красные девицы! – сказал медведь. – Я вас давно жду». Посадил их за стол, наклал им каши и говорит: «Кушайте, хорошие-пригожие! Которая есть не будет, тоё замуж возьму». Все девки кашу едят, одна Репка не ест. Медведь отпустил девок домой, а Репку у себя оставил; притащил сани, прицепил к потолку, лег в эти сани и заставил себя качать. Репка стала качать, стала приговаривать: «Бай-бай, старый хрен!» – «Не так! – говорит медведь. – Сказывай: бай-бай, милый друг!» Нечего делать, стала качать да приговаривать: «Бай-бай, милый друг!»

Вот так-то прожил медведь с нею близко года; Репка забрюхатела и думает: как бы выискать случай да уйти домой. Раз медведь пошел на добычу, а ее в избушке оставил и заклал дверь дубовыми пнями. Репка давай выдираться, силилась-силилась, кое-как выдралась и убежала домой. Старик со старухой обрадовались, что она нашлась: живут они месяц, другой и третий; а на четвертый Репка родила сына – половина человечья, половина медвежья; окрестили его и дали имя Ивашко-Медведко. Зачал Ивашко расти не по годам, а по часам; что час, то на вершок выше подается, словно кто его в гору[92] тащит. Стукнуло ему пятнадцать лет, стал он ходить с ребятами на игры и шутить шутки нехорошие: кого ухватит за руку – рука прочь, кого за голову – голова прочь.

Пришли мужики жаловаться, говорят старику: «Как хочешь, земляк, а чтобы сына твоего здесь не было! Нам для его удали не погубить своих деток!» Старик запечалился-закручинился. «Что ты, дедушка, так невесел? – спрашивает Ивашко-Медведко. – Али кто тебя обездолил?» Старик трудно вздохнул: «Ах, внучек! Один ты у меня был кормилец, и то велят тебя из села выслать». – «Ну что ж, дедушка! Это еще не беда; а вот беда, что нет у меня обороны. Поди-ка, сделай мне железную дубинку в двадцать пять пуд». Старик пошел и сделал ему двадцатипятипудовую дубинку. Ивашко простился с дедом, с бабою, взял свою дубинку и пошел куда глаза глядят.

Идет путем-дорогою, пришел к реке шириной в три версты; на берегу стоит человек, спер реку ртом, рыбу ловит усом, на языке варит да кушает. «Здравствуй, Усыня-богатырь!» – «Здравствуй, Ивашко-Медведко! Куда идешь?» – «Сам не ведаю: иду куда глаза глядят». – «Возьми и меня с собой». – «Пойдем, брат! Я товарищу рад». Пошли двое и увидали богатыря – захватил тот богатырь целую гору, понес в лог и верстает дорогу. Ивашко удивился: «Вот чудо так чудо! Уж больно силен ты, Горынюшка!» – «Ох, братцы, какая во мне сила? Вот есть на белом свете Ивашко-Медведко, так у того и впрямь сила великая!» – «Да ведь это я!» – «Куда ж ты идешь?» – «А куда глаза глядят». – «Возьми и меня с собой». – «Ну, пойдем; я товарищам рад».

Пошли трое и увидели чудо – богатырь дубье верстает: который дуб высок, тот в землю пихает, а который низок, из земли тянет. Удивился Ивашко: «Что за сила, за могута великая!» – «Ох, братцы, какая во мне сила? Вот есть на белом свете Ивашко-Медведко, так тот и впрямь силен!» – «Да ведь это я!» – «Куда же тебя бог несет?» – «Сам не знаю, Дубынюшка! Иду куда глаза глядят». – «Возьми и меня с собой». – «Пойдем; я товарищам рад». Стало их четверо.

Пошли они путем-дорогою, долго ли, коротко ли – зашли в темный, дремучий лес; в том лесу стоит малая избушка на курячьей ножке и все повертывается. Говорит Ивашко: «Избушка, избушка! Стань к лесу задом, а к нам передом». Избушка поворотилась к ним передом, двери сами растворилися, окна открылися; богатыри в избушку – нет никого, а на дворе и гусей, и уток, и индеек – всего вдоволь! «Ну, братцы, – говорит Ивашко-Медведко – всем нам сидеть дома не годится; давайте кинем жеребей: кому дома оставаться, а кому на охоту идти». Кинули жеребей: пал он на Усыню-богатыря.

Названые братья его на охоту ушли, а он настряпал-наварил, чего только душа захотела, вымыл голову, сел под окошечко и начал гребешком кудри расчесывать. Вдруг закутилося-замутилося, в глаза зелень выступила – становится земля пупом, из-под земли камень выходит, из-под камня баба-яга костяная нога, ж… жиленая, на железной ступе едет, железным толкачом погоняет, сзади собачка побрехивает. «Тут мне попить-поесть у Усыни-богатыря!» – «Милости прошу, баба-яга костяная нога!» Посадил ее за стол, подал часточку,[93] она съела. Подал другую, она собачке отдала: «Так-то ты меня потчуешь!» Схватила толкач, начала бить Усынюшку; била-била, под лавку забила, со спины ремень вырезала, поела все дочиста и уехала. Усыня очнулся, повязал голову платочком, сидит да охает. Приходит Ивашко-Медведко с братьями: «Ну-ка, Усынюшка, дай нам пообедать, что ты настряпал». – «Ах, братцы, ничего не варил, не жарил: так угорел, что насилу избу прокурил».

На другой день остался дома Горыня-богатырь; наварил-настряпал вымыл голову, сел под окошечком и начал гребнем кудри расчесывать. Вдруг закутилося-замутилося, в глаза зелень выступила – становится земля пупом, из-под земли камень, из-под камня баба-яга костяная нога, на железной ступе едет, железным толкачом погоняет, сзади собачка побрехивает. «Тут мне попить-погулять у Горынюшки!» – «Милости прошу, баба-яга костяная нога!» Она села, Горыня подал ей часточку – баба-яга съела; подал другую – собачке отдала: «Так-то ты меня потчуешь!» Схватила железный толкач, била его, била, под лавку забила, со спины ремень вырезала, поела все до последней крошки и уехала. Горыня опомнился, повязал голову и, ходя, охает. Воротился Ивашко-Медведко с братьями: «Ну-ка, Горынюшка, что ты нам на обед сготовил?» – «Ах, братцы, ничего не варил: печь угарная, дрова сырые, насилу прокурил».

На третий день остался дома Дубыня-богатырь; настряпал-наварил, вымыл голову, сел под окошечком и начал кудри расчесывать. Вдруг закутилося-замутилося, в глаза зелень выступила – становится земля пупом, из-под земли камень, из-под камня баба-яга костяная нога, на железной ступе едет, железным толкачом погоняет, сзади собачка побрехивает. «Тут мне попить-погулять у Дубынюшки!» – «Милости прошу, баба-яга костяная нога!» Баба-яга села, часточку ей подал – она съела; другую подал – собачке бросила: «Так-то ты меня потчуешь!» Ухватила толкач, била его, била, под лавку забила, со спины ремень вырезала, поела все и уехала. Дубыня очнулся, повязал голову и, ходя, охает. Воротился Ивашко: «Ну-ка, Дубынюшка, давай нам обедать». – «Ничего не варил, братцы, так угорел, что насилу избу прокурил».

На четвертый день дошла очередь до Ивашки; остался он дома, наварил-настряпал, вымыл голову, сел под окошечком и начал гребнем кудри расчесывать. Вдруг закутилося-замутилося – становится земля пупом, из-под земли камень, из-под камня баба-яга костяная нога, на железной ступе едет, железным толкачом погоняет; сзади собачка побрехивает. «Тут мне попить-погулять у Ивашки-Медведка!» – «Милости прошу, баба-яга костяная нога!» Посадил ее, часточку подал – она съела; другую подал – она сучке бросила: «Так-то ты меня потчуешь!» Схватила толкач и стала его осаживать; Ивашко осердился, вырвал у бабы-яги толкач и давай ее бить изо всей мочи, бил-бил, до полусмерти избил, вырезал со спины три ремня, взял засадил в чулан и запер.

92

Т. е. вверх.

93

Часть, кусок.