Полное собрание стихотворений - Цветаева Марина Ивановна - Страница 77

Бубен в руке!

Дьявол в крови!

Красная юбка

В черных сердцах!

<Начало апреля 1920>

“А следующий раз – глухонемая…”

А следующий раз – глухонемая

Приду на свет, где всем свой стих дарю,

свой слух дарю.

Ведь все равно – что говорят – не понимаю.

Ведь все равно – кто разберет? – что говорю.

Бог упаси меня – опять Коринной

В сей край придти, где люди тверже льдов,

а льдины – скал.

Глухонемою – и с такою длинной —

– Вот – до полу – косой, чтоб не узнал!

7 апреля 1920

“Две руки, легко опущенные…”

Две руки, легко опущенные

На младенческую голову!

Были – по одной на каждую —

Две головки мне дарованы.

Но обеими – зажатыми —

Яростными – как могла! —

Старшую у тьмы выхватывая —

Младшей не уберегла.

Две руки – ласкать – разглаживать

Нежные головки пышные.

Две руки – и вот одна из них

За ночь оказалась лишняя.

Светлая – на шейке тоненькой —

Одуванчик на стебле!

Мной еще совсем не понято,

Что дитя мое в земле.

Пасхальная неделя 1920

Сын

Так, левою рукой упершись в талью,

И ногу выставив вперед,

Стоишь. Глаза блистают сталью,

Не улыбается твой рот.

Краснее губы и чернее брови

Встречаются, но эта масть!

Светлее солнца! Час не пробил

Руну – под ножницами пасть.

Все женщины тебе целуют руки

И забывают сыновей.

Весь – как струна! Славянской скуки

Ни тени – в красоте твоей.

Остолбеневши от такого света,

Я знаю: мой последний час!

И как не умереть поэту,

Когда поэма удалась!

Так, выступив из черноты бессонной

Кремлевских башенных вершин,

Предстал мне в предрассветном сонме

Тот, кто еще придет – мой сын.

Пасхальная неделя 1920

Вячеславу Иванову

1. “Две руки, легко опущенные…”

Ты пишешь перстом на песке,

А я подошла и читаю.

Уже седина на виске.

Моя голова – золотая.

Как будто в песчаный сугроб

Глаза мне зарыли живые.

Так дети сияющий лоб

Над Библией клонят впервые.

Уж лучше мне камень толочь!

Нет, горлинкой к воронам в стаю!

Над каждой песчинкою – ночь.

А я все стою и читаю.

2. “Ты пишешь перстом на песке…”

Ты пишешь перстом на песке,

А я твоя горлинка, Равви!

Я первенец твой на листке

Твоих поминаний и здравий.

Звеню побрякушками бус,

Чтоб ты оглянулся – не слышишь!

О Равви, о Равви, боюсь —

Читаю не то, что ты пишешь!

А сумрак крадется, как тать,

Как черная рать роковая.

Ты знаешь – чтоб лучше читать —

О Равви – глаза закрываю...

Ты пишешь перстом на песке...

Москва, Пасхи 1920

3. “Не любовницей – любимицей…”

Не любовницей – любимицей

Я пришла на землю нежную.

От рыданий не подымется

Грудь мальчишая моя.

Оттого-то так и нежно мне —

Не вздыхаючи, не млеючи —

На малиновой скамеечке

У подножья твоего.

Если я к руке опущенной

Ртом прильну – не вздумай хмуриться!

Любованье – хлеб насущный мой:

Я молитву говорю.

Всех кудрей златых – дороже мне

Нежный иней индевеющий

Над малиновой скамеечкой

У подножья твоего.

Головой в колени добрые

Утыкаючись – все думаю:

Все ли – до последней – собраны

Розы для тебя в саду?

Но в одном клянусь: обобраны

Все – до одного! – царевичи —

На малиновой скамеечке

У подножья твоего.

А покамест песни пела я,

Ты уснул – и вот блаженствую:

Самое святое дело мне —

Сонные глаза стеречь!

– Если б знал ты, как божественно

Мне дышать – дохнуть не смеючи —

На малиновой скамеечке

У подножья твоего!

1-е Воскресенье после Пасхи 1920

<Н. Н. B.>

“Не позволяй страстям своим

переступать порог воли твоей.

– Но Аллах мудрее...”

1. “Большими тихими дорогами…”

Большими тихими дорогами,

Большими тихими шагами...

Душа, как камень, в воду брошенный —

Все расширяющимися кругами...

Та глубока – вода, и та темна – вода...

Душа на все века – схоронена в груди.

И так достать ее оттуда надо мне,

И так сказать я ей хочу: в мою иди!

27 апреля 1920

2. “Целому морю – нужно все небо…”

Целому морю – нужно все небо,

Целому сердцу – нужен весь Бог.

27 апреля 1920

3. “Пахнуло Англией – и морем…”

“то – вопреки всему – Англия...”

Пахнуло Англией – и морем —

И доблестью. – Суров и статен.

– Так, связываясь с новым горем,

Смеюсь, как юнга на канате

Смеется в час великой бури,

Наедине с господним гневом,

В блаженной, обезьяньей дури

Пляша над пенящимся зевом.

Упорны эти руки, – прочен

Канат, – привык к морской метели!

И сердце доблестно, – а впрочем,

Не всем же умирать в постели!

И вот, весь холод тьмы беззвездной

Вдохнув – на самой мачте – с краю —

Над разверзающейся бездной

– Смеясь! – ресницы опускаю...

27 апреля 1920

4. “Времени у нас часок…”

Времени у нас часок.

Дальше – вечность друг без друга!

А в песочнице – песок —

Утечет!

Что меня к тебе влечет —

Вовсе не твоя заслуга!

Просто страх, что роза щек —

Отцветет.

Ты на солнечных часах

Монастырских – вызнал время?

На небесных на весах —

Взвесил – час?

Для созвездий и для нас —

Тот же час – один – над всеми.

Не хочу, чтобы зачах —

Этот час!

Только маленький часок

Я у Вечности украла.

Только час – на .........

Всю любовь.

Мой весь грех, моя – вся кара.