Полное собрание стихотворений - Соловьев Владимир Сергеевич - Страница 16

16

3

Я ей сказал: «Твое лицо явилось,Но всю тебя хочу я увидать.Чем для ребенка ты не поскупилась,В том – юноше нельзя же отказать!»«В Египте будь!»– внутри раздался голос.В Париж!– и к югу пар меня несет.С рассудком чувство даже не боролось:Рассудок промолчал, как идиот.На Льон, Турин, Пьяченцу и Анкону,На Фермо, Бари, Бриндизи – и вотПо синему трепещущему лонуУж мчит меня британский пароход.Кредит и кров мне предложил в КаиреОтель «Аббат»,– его уж нет, увы!Уютный, скромный, лучший в целом мире...Там были русские, и даже из Москвы.Всех тешил генерал – десятый номер —Кавказскую он помнил старину...Его назвать не грех – давно он помер,И лихом я его не помяну.То Ростислав Фаддеев был известный,В отставке воин и владел пером.Назвать кокотку иль собор поместный –Ресурсов тьма была сокрыта в нем.Мы дважды в день сходились за табльдотом;Он весело и много говорил,Не лез в карман за скользким анекдотомИ философствовал по мере сил.Я ждал меж тем заветного свиданья,Н вот однажды, в тихий час ночной,Как ветерка прохладное дыханье:«В пустыне я – иди туда за мной».Идти пешком (из Лондона в СахаруНе возят даром молодых людей,—В моем кармане – хоть кататься шару,И я живу в кредит уж много дней).Бог весть куда, без денег, без припасов,И я в один прекрасный день пошел,—Как дядя Влас, что написал Некрасов.(Ну, как-никак, а рифму я нашел).Смеялась, верно, ты, как средь пустыниВ цилиндре высочайшем и в пальто,За черта принятый, в здоровом бедуинеЯ дрожь испуга вызвал и за тоЧуть не убит,– как шумно, по-арабскиСовет держали шейхи двух родов,Что делать им со мной, как после рабскиСкрутили руки и без лишних словПодальше отвели, преблагородноМне руки развязали – и ушли.Смеюсь с тобой: богам и людям сродноСмеяться бедам, раз они прошли.Тем временем немая ночь на землюСпустилась прямо, без обиняков.Кругом лишь тишину одну я внемлюДа вижу мрак средь звездных огоньков.Прилегши наземь, я глядел и слушал...Довольно гнусно вдруг завыл шакал;В своих мечтах меня он, верно, кушал,А на него и палки я не взял.Шакал-то что! Вот холодно ужасно...Должно быть, нуль,– а жарко было днем.Сверкают звезды беспощадно ясно;И блеск, и холод—во вражде со сном.И долго я лежал в дремоте жуткой,И вот повеяло: «Усни, мой бедный друг!»И я уснул; когда ж проснулся чутко,—Дышали розами земля и неба круг.И в пурпуре небесного блистаньяОчами, полными лазурного огня,[18]Глядела ты, как первое сияньеВсемирного и творческого дня.Что есть, что было, что грядет вовеки —Всё обнял тут один недвижный взор...Синеют подо мной моря и реки,И дальний лес, и выси снежных гор.Всё видел я, и всё одно лишь было —Один лишь образ женской красоты...Безмерное в его размер входило,—Передо мной, во мне – одна лишь ты.О лучезарная! тобой я не обманут:Я всю тебя в пустыне увидал...В моей душе те розы не завянут,Куда бы ни умчал житейский вал.Один лишь миг! Видение сокрылось —И солнца шар всходил на небосклонВ пустыне тишина. Душа молилась,И не смолкал в пей благовестный звон.Дух бодр! Но всё ж не ел я двое суток,И начинал тускнеть мой высший взгляд.Увы! как ты ни будь душою чуток,А голод ведь не тетка, говорят.На запад солнца путь держал я к НилуИ вечером пришел домой в Каир.Улыбки розовой душа следы хранила,На сапогах – виднелось много дыр.Со стороны всё было очень глупо(Я факты рассказал, виденье скрыв).В молчанье генерал, поевши супа,Так начал важно, взор в меня вперив:«Конечно, ум дает права на глупость,Но лучше сим не злоупотреблять:Не мастерица ведь людская тупостьВиды безумья точно различать.А потому, коль вам прослыть обидноПомешанным иль просто дураком,—Об этом происшествии постыдномНе говорите больше ни при ком».И много он острил, а предо мноюУже лучился голубой туманИ, побежден таинственной красою,Вдаль уходил житейский океан._________Еще невольник суетному миру,Под грубою корою веществаТак я прозрел нетленную порфируИ ощутил сиянье божества.Предчувствием над смертью торжествуяИ цепь времен мечтою одолев,Подруга вечная, тебя не назову я,А ты прости нетвердый мой напев!