Список женихов - Александер Виктория - Страница 26

26

Джиллиан тоже сделала реверанс и ответила:

— Это честь для меня.

Обе расхохотались, а Джиллиан подумала, как славно будет заполучить себе в дом художницу. Или сестру.

— Идея замечательная, — уже серьезно сказала Эмма. — Я вижу лишь одно препятствие к осуществлению вашего плана.

Джиллиан широко раскинула руки, голос у нее был такой же восторженный, как и настроение.

— Нет таких препятствий и таких трудностей, какие мы не могли бы преодолеть. Что же это за препятствие?

— Ричард.

Глава 9

— Entrez[8].

Джиллиан толчком открыла дверь, выходящую на лестничную площадку, и внезапно ощутила, что дрожит. Наверное, не слишком разумно с ее стороны являться в студию Туссена в такой поздний час. Но она не настолько безрассудна, чтобы прийти одной. Уилкинс ждал внизу у лестницы и все еще бормотал мрачные предостережения насчет того, что может случиться с леди, которые посещают подобные места после наступления темноты.

На самом деле то была не столь уж опасная часть города, просто главным образом деловая, а не жилая. И вовсе не в интересах Туссена допустить, чтобы с ней что-то случилось.

И все-таки было спокойнее знать, что Уилкинс здесь и придет на помощь по первому зову. Вопрос только в том, сможет ли он ее оказать.

Джиллиан поплотнее закуталась в плащ и вошла в студию. В воздухе ощущался резкий запах скипидара. В комнате было, пожалуй, даже темнее, чем на лестнице, — только несколько свечей у дальней стены освещали кресло. За высокими окнами, из которых почти целиком состояла противоположная стена, на темном небе сияли звезды. Все остальное пространство студии тонуло в тени, но у Джиллиан сложилось впечатление, что пространство это немалое и почти пустое. Видимо, художник занимал целиком самый верхний этаж большого торгового здания.

— Туссен? — помедлив, спросила Джиллиан, понимая, что с мерами предосторожности она явно запоздала.

— Ну разумеется, мадам. Я рад, что вы предпочли не разочаровывать меня. Я боялся, что вы не придете, — донесся до нее через всю комнату голос Туссена.

Джиллиан разглядела в темноте фигуру мужчины, однако черты его лица оставались неясными.

— Вы должны признать, что это странно — позировать так поздно вечером. — Джиллиан закрыла за собой дверь, но притворила ее неплотно и сделала несколько шагов. — Никогда не слышала ни о чем подобном.

— Ах, но я должен использовать дневной свет для работ, которые мне приходится продавать. Этот портрет… как бы это сказать… я пишу ради творческой радости и красоты объекта, а не ради какой бы то ни было практической цели.

То ли потому, что она позировала ему тайно, то ли нервы у Джиллиан были чересчур напряжены, однако сегодня акцент Туссена показался ей более сильным, чем тот, какой она помнила.

— Быть может, вам было бы удобней… Est-ce que vous preferiez parler fransais?[9] — спросила она.

— Что?

Он не понял?

— Je m'excuse[10], — поспешил извиниться он. — Но я не совсем понял ваш вопрос. Тысяча извинений, мадам, но ваше произношение…

— Мое произношение безупречно, — холодно возразила Джиллиан.

— Для слуха англичанина — вероятно, однако для настоящего француза…

В голосе у него прозвучала снисходительная нотка.

— Так вы не хотите беседовать по-французски?

— Простите еще раз, но язык, на котором я говорю, не тот, который исходит из ваших уст, таких очаровательных.

— Очень хорошо, — произнесла Джиллиан несколько резче, чем ей хотелось бы. Она гордилась своими способностями к языкам, и то, что этот человек не оценил по достоинству ее французский, задело ее в достаточно сильной степени. — Я не хотела обидеть вас.

— Боюсь, что это я обидел вас, — с легкой усмешкой в голосе возразил он. — У меня не было такого намерения. Видимо, ваша необычайная доброта так поразила мои чувства, что превратила в неблагодарного идиота.

— Чепуха, — сказала Джиллиан, смягчившись. — В конце концов, это ваш родной язык, и вы говорите на нем, несомненно, лучше, чем я. Ну а что же дальше?

— Вы надели тот костюм, какой я просил?

Джиллиан кивнула и, сняв плащ, бросила его на видавший виды стул. Возможно, ее греческий наряд показался бы кому-то странным, но ей нравилась мысль быть изображенной именно в нем.

— Отлично. Теперь будьте добры занять ваше место.

— Как я полагаю, в кресле.

К нему она и направилась, убедившись, что в самом деле какая-либо другая мебель отсутствует, за исключением нескольких еле видных в темноте столов, до такой степени заставленных глиняными горшками, бутылками и прочими аксессуарами профессии художника, что им явно угрожала опасность рухнуть. К стенам был прислонены, как ей показалось, натянутые на рамы хот ты, то ли еще чистые, не тронутые кистью, то ли находящиеся в процессе работы. В углу слабо вырисовывались неясные очертания продавленной кровати.

Кресло-шезлонг было единственным относительно приличным предметом обстановки, но и оно, безусловно, знавало лучшие дни. Джиллиан присела на край сиденья и сложила руки на коленях, не понимая, мсье Туссен хочет от нее. Вглядевшись получше, она увидела, как Туссен расхаживает между мольбертом и большой ширмой. На шатком столике перед ней возвышался пятирожковый канделябр, установленный ближе к краю, чтобы, как она догадалась, свет падал на ее лицо и, возможно, делал его черты менее различимыми.

— Расслабьтесь, мадам, ведь это не больно.

— Но я и не ожидаю боли! — рассмеялась Джиллиан. — Просто не имею представления, что мне теперь делать, как держать голову, куда положить руки, улыбаться или оставаться серьезной? — Выражение глаз на ваше усмотрение. Что касается остального…

Он объяснил ей, какую принять позу, и Джиллиан свободно расположилась в кресле, слегка откинувшись на спинку; одной рукой она оперлась о закругленный подлокотник, а туфли при этом выглядывали из-под платья. Туссен деловым тоном давал указания, и неловкость Джиллиан постепенно исчезла.

Во всем этом не было ничего личного. Художник, как ей представлялось, смотрел на нее не с большим интересом, чем, к примеру, на вазу фруктов. Даже когда он попросил ее снять туфли, это было сделано по чисто эстетическим причинам. И, как всякий художник, он вел себя требовательно и скорее подавал команды, нежели обращался с просьбами.

— Я бы не удивилась, потребуй он, чтобы я вообще сняла одежду, — пробормотала она себе под нос.

— Вы что-то сказали, мадам?

Джиллиан спохватилась, что высказалась достаточно громко.

— Нет-нет, ничего. — Она вгляделась в фигуру Туссена. — Как вам удается рисовать с такого расстояния?

— Я вижу вас отлично. Свечи делают ясными все ваши черты. И у мольберта есть другие.

— Да, и свет бьет мне прямо в глаза. Я не могу различить хоть что-то далее чем на расстоянии вытянутой руки. — Туссен негромко рассмеялся, и Джиллиан моментально догадалась о его намерениях. — Я должна была заподозрить это, как только получила вашу записку. Вы хотите продолжить ваш смешной маскарад. Ведь вы и сегодня вечером не покажете мне ваше лицо, не так ли?

— Думаю, что нет, мадам, — почти смеясь, ответил он.

— Но почему же? — удивилась она. — Раз я уже здесь…

— Вы запамятовали, мадам, что я мастер иллюзии — в искусстве и в жизни. И мне это очень по душе. — Он уселся на табурет возле мольберта. — Разве вы не говорили сами, что нет ничего более загадочного и интригующего, чем мужчина, у которого есть тайны? Чье лицо неузнаваемо?

— Кажется, да. — Джиллиан помнилось, что она говорила нечто подобное в саду у леди Форестер, но вроде бы не Туссену, а Ричарду. Значит, ошиблась.

— Ну а какой же мужчина не хочет выглядеть интригующе в глазах такой женщины, как вы?

— Я, признаться, не подумала…

вернуться

8

Войдите (фр.).

вернуться

9

Вы предпочли бы говорить по-французски? (фр.)

вернуться

10

Прошу прошения (фр.).