Пламя гнева - Выгодская Эмма Иосифовна - Страница 29

На крайнем участке, у самого леса, Ван-Грониус вздрогнул. Девушка-подросток в упор смотрела на него непонятным и непрощающим взглядом. Она была в белом саронге с зелёной каймой. Развёрнутые малайские ноздри трепетали на её тёмно-золотистом лице. Нож для рубки корней она держала в руках, как оружие.

— Кто? — спросил Ван-Грониус у мандура.

— Аймат-Си-Кете, от раджи, из Лебака.

Аймат смиренно прилегла на земле и сделала «сумба», сложив ладони.

Ван-Грониус нахмурился и проехал дальше. До вечера не давал ему покоя этот взгляд, это лицо, детское и свирепое.

В ту же ночь столбы огня и дыма поднялись над сушильнями, над навесами, над складами для кофе. Преданные хозяину мандуры цепью встали вдоль леса, до самого спуска к реке, и гнали бегущих обратно в огонь. Мандуры проглядели многих, — в темноте, в суматохе пожара десятки и сотни проскочили и рассеялись по лесу.

Плантатор выбежал из дому полуодетый, пьяный.

— Спустить собак! — приказал плантатор.

Аймат бежала, держась за руку Ардая. Вдруг целая свора псов кинулась наперерез, люди метнулись в сторону и, сама не зная как, Аймат выпустила руку Ардая.

Впереди и позади бежали люди. Аймат уже не понимала, где свои и где чужие, она запуталась на бегу в жёстких висячих корнях какого-то дерева, ноги её скользнули в яму, вырытую у самого ствола. Аймат невольно поползла ниже и почти вся с головой скрылась в яме, покрытой сверху сплетением корней. Над нею бежали, свистели, улюлюкали мандуры.

Так Аймат просидела несколько часов.

Лесные звери, испуганные пламенем пожара, отошли в ту ночь далеко, и Аймат никто не тронул. Когда небо начало бледнеть, она выползла из своей ямы и огляделась. Никого вокруг не было: ни мандуров, ни своих. Свои ушли далеко, их было уже невозможно догнать.

Аймат закрыла глаза. Когда её не досчитаются в бараке, Дакунти и Раята выведут на склон холма… Им перетянут назад маленькие коричневые руки, их будут бить палками по спине, по затылку, по пяткам, их будут пинать в лицо ногами.

«Где Аймат, ваша старшая сестра?» — спросят у них.

Но впереди был Лампонг, там боролись, и Аймат пошла вперёд.

Глава двадцать седьмая

К морскому берегу

Аймат не знала дороги. Облако дыма над горящей плантацией осталось позади, на востоке; значит, надо было идти прямо вперёд, туда, где заходит солнце, к морскому берегу. Она знала только, что море далеко, что до него несколько дней пути.

Скоро Аймат вышла из тропической чащи на открытое место. Здесь пришлось идти высокой травой. Сквозь траву идти было не легче, чем сквозь чащу леса: трава, не расступаясь, тугой зелёной стеной вставала перед нею и плотным навесом смыкалась над головой; по босым ногам скользили ящерицы. Ещё задолго до полудня Аймат остановилась на отдых. Она привалила к земле травяные стебли и легла на них. Она поискала сладкого тростника и не нашла; пожевала немного травы. Травяные стебли были жёстки, безвкусны и не утоляли жажды. Отдохнув, Аймат встала, чтобы идти дальше. Вдруг она увидела над высокой травой две конские головы, невдалеке от себя. Головы не двигались. Осёдланы ли лошади? Есть ли при них люди? Высокие метёлки травы мешали ей разглядеть. Аймат тихонько скользнула, сквозь траву поближе к лошадям и увидела на земле возле них человека. Это был голландский сержант.

Он спал полулёжа на траве. Конец конского повода был брошен подле него. Казалось, он спал крепко, но, услышав шорох, тотчас проснулся и сел. Он, видимо, обрадовался тому, что увидел живое существо.

— Яванская девушка! — сказал сержант. — Очень хорошо. Яванка мне укажет дорогу.

Аймат не ответила. Она плохо знала голландский язык, но слова сержанта поняла.

— Форт Кастеллинг, — сказал сержант, — недалеко от Андьера. Знаешь ли ты, в какой это стороне?

Аймат неуверенно показала на север.

— Неправда, девушка! — сказал сержант. — На севере только зыбучий песок и море. На север я не поеду.

Он был ленив и добродушен на вид, но что-то было у голландца в глазах, что не понравилось Аймат. Она отступила было назад в траву, но тут сержант быстро подскочил к ней и неожиданно ловким движением обвил конец повода вокруг её плеч.

— Я возьму тебя с собой, — сказал сержант.

Он поднял её и посадил на одну из лошадей.

Аймат рванулась прочь.

— Придётся тебя привязать, девушка! — спокойно сказал сержант и туго прикрутил Аймат к седлу. У него были сильные злые руки.

— Форт Кастеллинг, — повторил сержант. — Мне кажется всё-таки, что это в той стороне.

Он указал на запад.

Потом вскочил на второго коня и погнал обоих вперёд.

— Проклятая трава! — сказал сержант. — Я из-за неё сбился с дороги.

Аймат молчала, он продолжал говорить:

— Не найду свой собственный форт. Веду из Серанга коня для начальника и потерял дорогу.

Он оглянулся на Аймат.

— Откуда ты шла? — спросил он.

Аймат молчала.

— Ты понимаешь наш язык? — спросил сержант.

Он не дождался ответа.

— Нам велено всех яванцев, кто ушёл без разрешения с плантации или из своей деревни, ловить и доставлять в форт, — сказал сержант.

Он гнал коней вперёд. Скоро трава поредела, открылась песчаная ложбинка. По ней, почти укрытый камышом, протекал быстрый ручей.

— Ага, кажется, я нашёл дорогу! — обрадовался сержант. — Этот самый ручей я видел ещё, когда скакал из форта в Серанг.

Сержант напоил лошадей. Они переправились через ручей и поднялись по песчаному склону.

— Скоро пойдёт мощёная дорога, — сказал сержант.

Аймат молчала. Она запустила пальцы глубоко в кожаный узел ремня, пытаясь его развязать. Но узел был затянут крепко.

«Паранг!» — подумала Аймат. Короткий нож для обрубания ветвей на плантации — паранг — был спрятан у неё на животе, под саронгом. Но локти перетягивал крепкий ремень. Она вся изогнулась, пытаясь достать свой нож. Сержант живо оглянулся.

— Сиди смирно, девушка! — сказал сержант. Он показал ей на конец повода, который держал в руке, грозясь связать и ноги.

Аймат затихла в седле, с ненавистью глядя на затылок сержанта.

Скоро показалась мощёная дорога, правее ясной синевой засияло море.

Отсюда начиналась цепь фортов, построенных генералом де Коком вдоль всего западного побережья Явы лет за тридцать до того. Голландские власти испугались в то время восстания яванских крестьян во главе с Дипо Негоро и бросили большие средства на укрепление западного берега. Мощёное белым камнем шоссе соединяло форты между собою и доходило до самого Серанга.

Впереди, правее дороги, виднелось небольшое селение.

Аймат приободрилась. Быть может, им встретится кто-нибудь, кто поможет ей убежать от сержанта.

Камышёвые хижины селения приближались. Аймат выпрямилась в седле, глядя на них. Сержант точно почувствовал что-то. Он оглянулся.

— Не смотри! — сказал сержант. — Там никого нет. Крестьяне ушли.

Да, селение было пусто. У домов не видно было людей. Кокосовые пальмы росли почти у каждой хижины, стебли огромных пальмовых листьев были надрезаны, и из стеблей в подвязанные сосуды сочился сладкий белый сок; здесь делали пальмовое вино. Но никто сейчас не собирал сока; он стекал на землю из переполненных сосудов.

— Ушли крестьяне. Бунтуют, — сказал сержант.

Дальше пошли голые выжженные поля, без единого ростка риса. В пересохших канавах орошения резвились быстрые ящерицы.

Запах гари обжёг ноздри Аймат. Далеко впереди, левее шоссе, она увидела большое стелющееся над равниной тёмное облако. Языки чёрного пламени трепетали внутри облака, во все стороны летели клочья смрадной коричневой гари.

«Что такое?» — подумала Аймат.

Смрад полз уже близко, над шоссе, почти над самыми их головами. Наискосок через шоссе летели опалённые птицы, бежали суслики. Несколько крупных черепах выползли на камни дороги, точно тоже спасались от пожара.