Летний остров - Ханна Кристин - Страница 59

– Но почему ты не сказала об этом мужу? – удивилась Руби.

Кэролайн повернулась к сестре:

– Тебе не понять. Это ты способна сказать кому угодно что угодно, а я нет.

– Да, но…

Нора поняла, что пора вмешаться.

– Руби, прекрати. Надо наконец взглянуть на мир трезво. Мы должны показать Кэролайн, что, что бы ни случилось, мы всегда с ней. – Нора с любовью посмотрела на старшую дочь: – Поверь, я знаю, через какие испытания тебе пришлось пройти. Ты оказалась на том участке пути, когда собственная жизнь захлестывает и душит, а ты не видишь пути к освобождению.

Кэролайн, икнув, вздохнула и округлила глаза:

– Откуда ты знаешь?

Нора погладила ее по щеке.

– Знаю. – Она предпочла не вдаваться в подробности. Сейчас им нужно говорить начистоту. – Джерри встречается с другой женщиной?

Кэролайн издала стон отчаяния, из глаз снова потекли слезы.

– Все говорят, что он такой же, как наш папа. Наверное, я должна его бояться. – Она шмыгнула носом и вытерла глаза. – Но я решила от него уйти.

– Ты его любишь? – тихо спросила Нора.

Кэролайн побледнела и сжала руки так, что побелели костяшки пальцев, нижняя губа задрожала.

~ Очень люблю…

Норе казалось, что ее сердце вот-вот разорвется. Это она виновата, она внушила дочерям мысль, что брак – дело временное.

– Сейчас я объясню, что означает твое решение, – начала Нора. – Когда уходишь от любимого, жизнь рвется надвое. Ночью ты лежишь в своей одинокой постели и скучаешь по нему, утром пьешь кофе и скучаешь по нему, парикмахер делает тебе прическу, а ты способна думать только о том, что ее никто, кроме тебя, не заметит. И ты поневоле довольствуешься этой половинной жизнью. – Нора прерывисто вздохнула. – Но это не самое страшное. Страшнее то, что ты делаешь со своими детьми. Ты твердишь себе, что все нормально, что супруги разводятся сплошь и рядом, а дети переживают разводы. Если в браке больше нет любви, возможно, дело обстоит именно так. Но если ты по-прежнему любишь мужа и уйдешь от него, не попытавшись спасти семью, ты… ты сломаешься. Будешь плакать не только по ночам, а постоянно, пока у тебя не кончатся слезы, и вот тогда поймешь, что такое настоящая боль.

Нора знала, что ее теория справедлива не для всех браков и не для всех разводов, но она была уверена, что Кэролайн пока недостаточно упорно пыталась спасти свой брак. Она закрыла глаза, стараясь думать о старшей дочери, но потом ее мысли переключились на собственную жизнь. Сама того не желая, она заговорила снова:

– Ты продолжаешь жить, одеваешься, возможно, даже находишь работу, которая приносит деньги и известность. Тебе кажется, что именно этого ты всегда хотела, но потом ты понимаешь, что это не имеет значения. Ты забываешь, что значит чувствовать, ты мертва. Твои дочери растут где-то далеко… Ты знаешь, что кто-то другой утешает их, когда они поверяют ему свои беды, а тебе каждый день приходится думать о том, что ты с ними сделала. Не повторяй мою ошибку! – страстно воскликнула Нора. – Не сдавайся без борьбы. Борись за любовь, за семью. В конце концов, это единственное, что важно.

Не глядя на мать, Кэролайн прошептала:

– А если я все равно его потеряю?

– Ах, Каро… – Нора погладила дочь по голове. – А если ты снова его найдешь?

Глава 22

Голова у Руби гудела, как барабан. Несмотря на усталость, она не могла заснуть. Включила было свет в надежде, что проснется Кэролайн, но та не проснулась – по-видимому, впала в текиловую кому.

После длинного вечера, когда коктейли мешались со слезами, они с Каро, пошатываясь, пошли спать. Некоторое время сестры лежали в темноте, разговаривали, смеялись, даже плакали. Они говорили обо всем, что накопилось за прошедшие годы, но в конце концов Кэролайн уснула.

Руби закрыла глаза и представила себе мать, какой видела ее несколько часов назад. Нора, похожая на воспитанницу детского сада, сидела на потертом ковре, вытянув ногу в гипсе, рядом с ней стоял недопитый стакан с «Маргаритой». Огонь камина озарял ее лицо, и в профиль она напоминала ангела, вырезанного из слоновой кости.

Нора тихо беседовала с Кэролайн. Мать и дочь держались за руки, шептались о трудностях семейной жизни, о том, что она оказывается не такой, как ожидаешь. На их голоса накладывалась музыка, и Руби плохо разбирала слова. Она чувствовала себя ненужной, как ребенок, притаившийся у закрытии двери родительской спальни. Сидя здесь же, рядом, она в то же время была бесконечно одинока. Разобщена с родными. Никогда в жизни Руби не ощущала свои недостатки настолько остро.

Она не могла принять участие в разговоре потому, что никогда не была связана серьезными отношениями с другим человеком, никогда не пыталась любить кого-нибудь и в горе, и в радости. Фактически она нарочно выбирала мужчин, которых полюбить не могла. Только так ее сердце оставалось в безопасности – и всегда пустым. Руби и прежде об этом догадывалась, но сейчас ее будто осенило.

Кэролайн и Нора говорили о любви, о потерях, но больше всего об обязательствах, о том, что любовь – это нечто гораздо большее, чем чувство. Под конец Нора сказала, что иногда любовь – это выбор. В ней могут быть приливы и отливы, и порой во времена отлива женщине не во что верить, кроме воспоминаний, и не на что опереться, кроме выбора, сделанного ею когда-то давно.

– У нас были плохие времена, я позволила себе согнуться под их тяжестью и сбежала, – призналась Нора, глядя на Кэролайн. – Я поняла, как сильно люблю вашего отца, только когда оказалась так далеко, что уже не могла вернуться, да и поздно было. Все эти годы я непрестанно задавала себе вопрос: «Что, если?..»

Что, если?..

Руби закрыла глаза. Темнота словно давила на нее. В открытое окно доносился шум моря. Ей вспомнилось, как Дин интересовался, верит ли она во второй шанс.

– Да, верю, – произнесла она вслух.

Руби надеялась, что завтра, когда они выйдут в море, ей хватит храбрости повторить то же самое Дину. До сегодняшнего вечера представлялось немыслимым открыть другому человеку свое сердце, столь откровенно выставить его напоказ. Признаться, что хочешь любить и быть любимой. Но с сегодняшнего вечера жизнь изменилась – Руби не покидало ощущение, что в жизни все возможно.

Наутро Нора проснулась посвежевшей и обновленной, почти помолодевшей. Она благодарила Бога за то, что вечером выпила всего один коктейль.

Встав с кровати, она доковыляла до ванной. Закончив с утренним туалетом, быстро надела прогулочные шорты цвета хаки и белую льняную рубашку.

В гостиной о прошедшей ночи напоминали три стакана, в каждом высыхала на донышке желтовато-зеленая жидкость, пепельница с окурками сигарет, украдкой выкуренных Кэролайн, и стопка дисков, снятых с проигрывателя.

Впервые за нынешнее лето дом выглядел жилым. Беспорядок, оставленный ею и дочерьми… как же давно Нора его не видела!

Она поставила кофейник на огонь и самостоятельно поднялась на второй этаж. Дверь в комнату девочек была еще закрыта. Нора осторожно толкнула ее и заглянула внутрь: Кэролайн и Руби еще спали. Во сне обе казались юными и ранимыми. Глядя на дочерей, Нора вспомнила, как сама спала когда-то в этой комнате вместе с мужем, и зачастую между ними на постели лежали два маленьких теплых тельца.

И вот малышки выросли, стали взрослыми и спят в кровати, которая некогда служила их родителям. Кэролайн свернулась клубочком и отодвинулась на самый край матраса. Руби, наоборот, раскинулась, ноги и руки свисали вниз.

Нора подошла ближе и погладила розовую, чуть помятую щеку Руби. Кожа была такой мягкой, нежной…

– Просыпайтесь, сони.

Руби замычала во сне, заморгала и причмокнула губами, словно еще чувствовала вкус коктейля.

– Привет, мам.

Лежавшая рядом с ней Каро открыла глаза и потянулась. Увидев Нору, она попыталась сесть, но тут же схватилась за голову и рухнула обратно на подушку.

– Боже, голова раскалывается!

Руби выглядела не намного лучше, но она по крайней мере была способна принять сидячее положение.