Мари Галант. Книга 2 - Гайяр (Гайар) Робер - Страница 16

16

– Сдайте шпагу! – потребовал сержант. Лефор протянул оружие и заверил, что, если бы сержанту пришлось иметь с ним дело, ни один черт не спас бы его от смерти!

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Действия уголовной полиции

Полиция в те времена, по поручению парижского прево Пьера Сегье, находилась под началом королевского судьи Жака Тардье и его помощника Антуана Феррано, которые исполняли приказания парламента и производили аресты при помощи лучников.

Вдвоем им было чрезвычайно трудно поддерживать порядок на улицах Парижа, так как и сами-то они не чувствовали себя в безопасности в собственном доме.

Один смутьян по имени Ланье как-то ночью проник в дом лейтенанта Тардье, угрожая поджогом и смертью. Молодые люди, отпрыски знатных фамилий из Марэ, не побоялись поджечь лестницу правосудия, расположенную на углу улиц Тампль и Вьей-Одриет. На улице Фелипо воры средь бела дня обчистили огромный дом и заставили кучера перевезти украденную мебель на площадь Мобер, чтобы там все продать. Королевские мушкетеры остановили на бульваре Кур-ля-Рен кареты графа де Монтревера и графа де Рошфора и отняли у них штаны и кошели. Заместитель королевского прокурора подал жалобу в парламент на солдат, открыто обкрадывавших гвардейцев, находившихся под охраной конных жандармов, которые оказались соучастниками солдат.

Рассказывали о судебном исполнителе, явившемся описывать имущество к аббату де Суршу, брату главного местного прево Острова: рассвирепевший хозяин приказал слугам и пажам обрить беднягу и избить хлыстами до крови.

Особняки высокопоставленных особ всегда были местом преступления; заместитель королевского прокурора пожелал провести обыск в особняке Суассон: в разодранной в клочья одежде он был вышвырнут за дверь.

Было известно, что королева Анна приказала жандарму вырвать из рук правосудия двух своих лакеев, осужденных на галеры за убийство торговца. Аббат де Фиек, отпрыск знаменитого графского рода, решил силой занять место кюре в церкви Сен-Сюльпис и атаковал своего предшественника во главе вооруженного отряда.

В ту самую минуту, как Лефора и его товарищей уводили лучники, в монастыре Великих Августинцев была организована настоящая осада против лучников парламента. Недавно одиннадцать священников были препровождены в Консьержери,[4] но на следующее утро Мазарини приказал их освободить и отправить в монастырь в королевских экипажах!

Всякий раз, когда парламент жаловался на эти бесчинства офицерам Шатле,[5] те отвечали, что не в состоянии им противостоять, так как лучники получают по три с половиной су в день, как во времена короля Жана,[6] да и то нерегулярно! И что должно было произойти при таких условиях, то и происходило. Лучники извлекали выгоду из собственного попустительства и сговора с бессовестными мужчинами, а также с дурными женщинами. Нередко случалось, что лучники выслеживали пассажиров дилижансов, прибывавших в Париж в надежде найти работу; стражники хватали их, обвиняя в бродяжничестве, дезертирстве или неправедном образе жизни. Затем препровождали одураченных провинциалов в темницу и, заставив уплатить за ужин, говорили: «Давайте денег, и мы вас отпустим!»

Те, кто не мог удовлетворить их требований, оказывались в тюрьме, где могли провести остаток жизни, так никогда и не узнав точной причины ареста.

Если бы Лефор это знал, он, конечно, добровольно не отдал бы свою шпагу сержанту лучников; но он приехал с островов, да и молитва отца Фейе его смягчила. Он приехал из края, где нравы были совсем иные; вопреки значительному числу искателей приключений, полиция на островах была организована много лучше и, уж во всяком случае, не была такой продажной. Сверх того, Лефор уважал отца Фейе. Тот возглавлял орден доминиканцев, ему было дано поручение, и Лефор тайно поклялся ему помогать, так как от успеха этого дела зависело будущее и счастье Мари Дюпарке.

Но когда Лефор очутился в тюрьме на улице Омри в компании обоих монахов – тюрьму эту прозвали в народе Дамской крепостью, потому что она примыкала к аббатству Монмартрских бенедиктинок, – он взъярился и от злости совершенно замкнулся.

Отец Фейе встретил неволю с большим смирением. Он испытывал огромное облегчение прежде всего оттого, что ему больше было не нужно сидеть верхом на лошади. Кроме того, с тех пор как доминиканец ступил на французскую землю, он пережил столько приключений, что отныне встречал самые страшные удары судьбы с полнейшим равнодушием.

По правде говоря, он был уверен в себе благодаря письмам Высшего Совета Мартиники, своеобразным верительным грамотам, которые ему надлежало вручить кардиналу. Он считал, что кардинал не оставит надолго в тюрьме служителя церкви, тем более столь почтенного, как он.

Отец Фовель принимал все с ним происходившее с присущей ему невозмутимостью. Он многое перевидал на своем долгом веку, а по своей наивности и простодушию часто становился жертвой бессовестных авантюристов, но в то же время умел им противостоять, а потому не сомневался, что и на сей раз с честью выйдет из переделки.

Так прошла ночь. Троим путешественникам удалось заснуть, и не успели они поутру протереть глаза, как четверо лучников явились за пленниками, чтобы препроводить их к начальнику уголовной полиции Жаку Тардье.

Лефор счел добрым предзнаменованием, что этот дворянин прислал за ними свою карету. Действительно, поступать так не было в обычае важного чиновника, но на замечание флибустьера доминиканец напомнил, что накануне у них отобрали бумаги, благодаря которым начальник уголовной полиции мог составить впечатление о том, с кем в действительности имеет дело.

* * *

В своем особняке в Шатле Жак Тардье после неудавшегося покушения на его жизнь окружил себя охраной более строгой и надежной, чем на часах в Лувре. Когда пленники прибыли в его апартаменты, главу ордена доминиканцев ждал сюрприз: начальник уголовной полиции изъявил желание переговорить не с ним, а с капитаном Лефором, его-то вооруженный алебардой охранник и пригласил первым в кабинет королевского судьи.

Лефор был без оружия, однако сумел уберечь роскошную шляпу и, гордо ступая, прошел в дверь.

Он увидел коротконогого человечка лет пятидесяти, который беспрестанно накручивал на палец кончик бороды, венчавшей его подбородок.

Облаченный в одежды из малинового бархата, тот прицепил к поясу парадную шпагу с нарядной чеканной рукоятью, украшенной драгоценным камнем. Его лоб морщила складка, но не от гнева, а как у человека, застывшего в напряженном ожидании, умирая от любопытства и жажды занятного зрелища. Он заметно вздрогнул, увидав перед собой великана внушительных размеров.

Лефор свободно подошел к нему, широко взмахнул шляпой и ловко поклонился, что было удивительно, учитывая его огромную фигуру.

– Вы – капитан Лефор? – спросил судья. Флибустьер еще раз поклонился.

– Ив Гийом Лесеркей к вашим услугам, господин начальник уголовной полиции, – гордо отрекомендовался он звучным голосом.

Жак Тардье задумчиво качнул головой, складка на его лбу так и не разгладилась. Он повторил:

– Лесеркей… в переводе значит «гроб»? Любопытное имя!

– Так меня зовут! – не смущаясь, подхватил Ив. – Имя как имя, не хуже других, и я готов защищать его до последней капли крови, как если бы так звали его величество. Но меня также зовут Лефор, или Силач. Это имя тоже подходит мне как нельзя лучше, и я не откажусь от него, головой ручаюсь!

– Ох-ох-ох! – задвигался в кресле начальник уголовной полиции, не спуская с флибустьера глаз. – Капитан, вы говорите красиво… Судя по рапорту лучников, лежащему у меня перед глазами, а также письму, обнаруженному у вас при обыске, можно подумать, что у вас столько же боевых побед, сколько слов…

– Господин начальник уголовной полиции! Словам ничто не придает такого весу, как хорошая шпага в руках умельца.

вернуться

4

Консьержери – тюрьма в Париже.

вернуться

5

Шатле (Большой и Малый) – бывшие парижские крепости. Большой Шатле был расположен на правом берегу Сены у моста Менял, там находились главным образом королевские правовые органы (разрушен в 1802 г.). Малый Шатле, построенный на левом берегу Сены, у Малого моста, служил тюрьмой (разрушен в 1782 г.).

вернуться

6

По-видимому, речь идет о французском короле Жане II Добром (1319 – 1364), сыне Филиппа VI.