Д'Артаньян в Бастилии - Харин Николай - Страница 57

— А, так вот в чем дело! Вас перевели из Базиньеры в Бертодьеру!

— Не могу похвастаться тем, что знаю, как называются все казематы в вашем заведении, но вижу, суть проблемы вы ухватили.

— Я не готов ответить на ваш вопрос, так как об этом следует спрашивать моего предшественника. Но обещаю вам во всем разобраться. Думаю, старший тюремщик или помощник начальника гарнизона в курсе дела. Кстати, в какой камере вы находились до того?

— Разрази меня гром, если я ориентируюсь в этих каменных колодцах и тому подобных застенках, милейший господин дю Трамбле!

— Ну хорошо. Попробуем по-другому. Вы говорите, что вас содержали в одной башне с господином Ла Портом, не так ли?

— Совершенно верно.

— А так как он и сейчас находится в Базиньере, то стало быть вас перевели оттуда.

— В логике вам не откажешь. Если только вашему предшественнику не пришло в голову переместить господина Ла Порта в… словом, в эту башню откуда-либо еще.

— Черт побери!

— Совершенно с вами согласен.

— Мне это не приходило в голову!

— А мне, как видите, пришло.

Кружевной платочек был снова извлечен из кармана г-на коменданта Бастилии. Невооруженным глазом было видно, что он давно уже утратил свою первоначальную белизну и свежесть.

— Что-то душно сегодня, — заметил г-н дю Трамбле, отирая пот со лба.

— А я все время мерзну в этом погребе, — отвечал д'Артаньян.

— Итак, — решил г-н дю Трамбле, которому показалось, что он нашел соломоново решение. — Мы поступим следующим образом. Я буду считать, что господина Ла Порта никуда не переводили, то есть он находится там, куда попал сразу же после заключения в Бастилию. Переговорив с ним, как я сейчас беседую с вами, я смогу убедиться в правильности моего предположения.

— Или в его ошибочности, — вставил неумолимый гасконец.

— Или в его ошибочности, — автоматически повторил дю Трамбле. — Только не перебивайте меня! Если окажется, что господин Ла Порт не менял своей камеры ни одного раза, то…

— То и мое первое жилье находилось в башне, которую вы зовете Базиньерой, — рассудительно заключил д'Артаньян.

— Вот именно! — облегченно воскликнул дю Трамбле. — И теперь остается только выяснить, на каком этаже вас содержали.

— Ну, это легко, — с невинным видом сказал д'Артаньян. — Я уже говорил вам.

— Господин д'Артаньян, скажите снова!

— Неужто у вас такая короткая память, любезный господин дю Трамбле?! А, впрочем, понимаю — у вас такое большое хозяйство, всего не упомнишь. Так вот, моя камера находилась на третьем этаже.

— Уф-ф! Ну вот мы и добрались до конца. Значит, вас перевели из третьей Базиньеры в пятую Бертодьеру…

— Да, под самую крышу, и теперь у меня постоянно отсыревает потолок.

Тут д'Артаньян прервал сам себя на полуслове, поскольку увидел, что г-н дю Трамбле вдруг замер и вытаращил глаза.

— Что это с вами'?!

— Ох!

— Да что такое, черт побери! Эй, парень, ну-ка подай стакан воды своему начальнику!

Последнее предназначалось тюремному стражу, в сопровождении которого г-н дю Трамбле появился в камере д'Артаньяна.

— Ах!

— Что за напасть! Послушайте, господин дю Трамбле!

Нельзя принимать все так близко к сердцу!

Постепенно к дю Трамбле вернулся дар речи. Он снова опустился на кровать, где по-прежнему с невозмутимым видом сидел д'Артаньян.

— Да ведь это камера Бассомпьера! — смог проговорить он наконец.

Теперь пришла очередь д'Артаньяна. Он в немом изумлении воззрился на коменданта.

— Как Бассомпьера?!

— Именно.

— Бассомпьер — в Бастилии?!

— С понедельника.

— Ну, в таком случае мне жаловаться не на что. Скоро сюда отправят принцев, брата его величества, потом… Уж не знаю, что будет потом, но, думаю, Бастилию станут называть Лувром, а Лувр — Бастилией.

— То, что Бассомпьер в Бастилии, это еще полбеды…

— А-а, и это для вас пустяки… Значит, тут, наверное, и королева-мать!

— Тс-с! Что вы такое говорите, господин д'Артаньян!

— Ну, раз засадили первого маршала Франции, то следовало бы не останавливаться на достигнутом.

— Вы сами не предполагаете насколько вы недалеки от истины. Ваше пророчество вполне может исполниться в ближайшем будущем. Но меня в настоящий момент занимает другое…

— Я сгораю от нетерпения!

Дю Трамбле вовремя прикусил язык. Читателю ясно, что нового коменданта чрезвычайно взволновало именно то обстоятельство, что из злополучной камеры на третьем этаже Базиньеры был совершен дерзкий, неслыханный в истории этой мрачной тюрьмы, побег. И побег этот состоялся буквально вслед за тем, как д'Артаньяна перевели в другую камеру, а на его место поселили дона Алонсо. Дю Трамбле понял, что д'Артаньяну не следует знать обо всех этих неприятных происшествиях.

Поэтому он сказал только следующее:

— Э, нет, любезный господин д'Артаньян. Мы и так затронули весьма скользкие темы. Когда-нибудь впоследствии я поделюсь с вами своими соображениями. Особенно охотно я поступлю так в том случае, если вы выйдете на свободу.

А сейчас прошу меня простить — меня призывает долг.

Затем дю Трамбле уверил д'Артаньяна, что ему будут присланы сухие дрова, а сумма, отпускаемая на его содержание, возрастет на пять ливров в сутки, и удалился в сопровождении тюремного стража, погромыхивающего связкой ключей, носимой на поясе.

Д'Артаньян же постоял, прислушиваясь к удаляющимся шагам коменданта и стража, после чего снова бросился на жалобно заскрипевшую под ним кровать и задумался. При этом он яростно крутил свой длинный ус, время от времени принимаясь кусать его и бормоча: «Значит, и Бассомпьер в Бастилии, вот так штука!»

Вышагивая по мрачным безлюдным коридорам Бастилии, дю Трамбле изрядно утомился. Он начинал убеждаться, что полученная им должность имеет множество отрицательных сторон, о которых ему не приходилось задумываться ранее.

Кроме того, его беспокоила предстоящая встреча с Бассомпьером. Дю Трамбле чувствовал, что ему недостанет сил посмотреть маршалу в глаза.

Между тем обход продолжался.

— Кто у нас содержится здесь? — вопросил г-н дю Трамбле.

— Номер восемьдесят пятый, некто Бонасье, галантерейщик, — отвечал сторож, открывая дверь камеры.

Уяснив себе, что перед ним человек незначительный и проку от него не более одного ливра в день, комендант состроил кислую гримасу и шагнул в камеру, не собираясь долго в ней задерживаться. Он увидел перед собой маленького приземистого человечка. Это и был галантерейщик Бонасье.

Его привели в Бастилию хорошая память и плохая голова.

После исчезновения своей жены он некоторое время вел себя тихо и смирно. Но однажды решил, что пришла пора похлопотать о приличествующем вознаграждении за свои услуги.

Он имел неосторожность напомнить о себе кардиналу; тот велел ответить ему, что он позаботится о том, чтобы отныне г-н Бонасье впредь ни в чем не нуждался. Слово его высокопреосвященства никогда не расходилось с делом (по крайней мере, в подобных случаях), поэтому в самом скором времени мэтр Бонасье получил стол и квартиру в Бастилии.

Все это время Бонасье стенал и охал, повторяя, что его жена крестница самого г-на Ла Порта — камердинера и доверенного лица ее величества. То же самое он сообщил, едва завидев переступившего порог коменданта.

Вместо ответа дю Трамбле взял почтенного галантерейщика под локоть и подвел к зарешеченному тюремному окну камеры, выходившему во внутренний двор тюрьмы.

— Поглядите-ка в окно, любезный, — вкрадчивым голосом пригласил дю Трамбле.

Бывший галантерейщик слегка оробел, а потому выполнил просьбу, не задавая лишних вопросов.

— Что вы там видите? — еще ласковее спросил комендант.

— Как что? Всегда одно и то же — тюремный двор.

— А видно ли вам вон ту башню?

— Да, конечно, господин комендант.

— А видно ли вам отсюда вон то окошко в стене башни на четвертом ярусе?

— Глаза мои уже не те, что прежде, но думаю, я вижу то самое окно, о котором вы говорите, сударь.