Рыцари креста - Харпер Том - Страница 31

— Ты зря завел этот разговор, — предупредил Раймунд. — Или ты хочешь, чтобы прежние междоусобицы вспыхнули с новой силой?

— Мой владыка никогда не домогался власти над Антиохией! — заявил Адемар, гордо подняв голову. — Вы знаете, что его сердцем владеет один-единственный город, который находится совсем в другом месте. Что касается Антиохии, то она остается в руках неприятеля и потому любые разговоры о ней лишены всяческого смысла. Мы должны сражаться во имя Божье, и только в этом случае мы можем надеяться на победу. Мы — Божье воинство, и вознаграждать нас будет сам Бог! Если только Кербога не уничтожит нас прежде.

— К тому же вы поклялись вернуть эти земли императору, — пробормотал Сигурд, но его никто не услышал.

— Я не согласен с епископом Адемаром, — стоял на своем Боэмунд. — Да, мы сражаемся во имя Бога и надеемся на Его помощь, но при этом мы сражаемся как норманны, лотарингцы, фризы и даже провансальцы. Я требую, чтобы совет принял решение о передаче города тем, кто будет достоин этого.

Адемар трижды ударил своим посохом оземь.

— Совет созывался для решения совершенно иного вопроса! Либо мы начнем готовиться к встрече Кербоги, либо отступим назад. Мы хотим знать мнение совета. Кто из вас считает, что мы должны отступить?

Установилось молчание. Члены совета переглядывались, пытаясь понять, к какому мнению склоняются их соседи, однако никто так и не осмелился поднять руку и поддержать это предложение.

— Кто за сражение?

Раймунд и Боэмунд подняли руки одновременно, после чего их примеру — пусть и без особого энтузиазма — последовали и остальные члены совета.

Адемар кивнул головой:

— Решено. Мы встретим Кербогу здесь, у стен города.

— Ничего не решено, пока вы не посмотрите правде в глаза. Взять этот город сможет лишь тот, кому он будет обещан в награду!

Боэмунд толчком раздвинул скамейки и вихрем вылетел из палатки. За ним последовали его командиры.

— Боэмунду опять не повезло, — сказал кто-то сзади меня.

Я обернулся и увидел графа Раймунда.

— Он отослал вашего командующего, но Адемар по-прежнему сдерживает его амбиции. Как ты полагаешь, долго ли это будет продолжаться?

— До тех пор, пока франки будут хранить верность своему Богу и данной ими клятве.

Раймунд усмехнулся.

— Их Бог велит им пуще всего на свете беречь свои жизни. Что до клятвы, то кто здесь может теперь заставить их сдержать слово? Кучка саксов и писец? Ты чувствуешь себя в безопасности, Деметрий?

— Я уповаю на Бога, — ответил я, не задумываясь.

— А я — на крепкие латы и на острый клинок. Ваш лагерь находится на отшибе и граничит только с норманнами. Кербога придет с севера. Вы готовы держать первую линию обороны?

— Ты хочешь, чтобы я бежал, как Татикий?

— Я предпочел бы увидеть рядом с тобой императора с десятитысячным войском. Но коль скоро это невозможно, я предлагаю тебе покровительство. Вы можете перенести палатки в мой лагерь, и я обеспечу вашу безопасность.

— Татикий старался не присоединяться ни к одной из франкских группировок, опасаясь испортить отношения императора с прочими союзниками.

— Худшими эти отношения быть уже не могут: все они попросту ждут, кто из них предаст его первым. Что до Татикия, то его это больше не касается.

— Если мы примем твое предложение, норманны в очередной раз назовут византийцев трусами. Они скажут, что мы делаем это, чтобы оказаться подальше от наступающего с севера неприятеля.

— Пока что ваш главный враг находится на юге. — Раймунд пригнулся, чтобы выйти из палатки, и я поспешил вслед за ним. — Когда сюда явятся турки, мы окажемся зажаты между рекой и городскими стенами, и тогда будет не важно, где вы находитесь — у себя, у меня или даже у герцога Готфрида. — Он посмотрел на объятый тьмой север. — Бежать будет некуда.

16

Мы перенесли свой лагерь на следующий же день, втиснувшись на освободившиеся после гибели или бегства части провансальцев места. С каждым днем воздух становился все теплее, а небо — все ярче; деревья покрылись цветами, земля затвердела, однако ничто не могло развеять нависшей над нашим воинством зловещей тучи, предвещавшей скорую бурю. По ночам возле лагерных костров все только и делали, что шептались о Кербоге, а наутро в лагере недосчитывались еще нескольких палаток. Тем не менее наши военачальники так и не смогли, — а похоже, и не пытались — найти способ взятия города. Они занимались охраной своих башен и время от времени обстреливали защитников стен, однако не продвигались вперед ни на шаг.

Как-то раз в середине мая я отправился на реку и, сев на берегу, стал размышлять о том, как спасти Анну от турок. Несмотря на все мои уговоры, она категорически отказалась плыть на Кипр, заявив, что будет куда нужнее у стен Антиохии. Мне же казалось, что здесь будут нужны разве что гробокопатели. Я поднял с земли полную горсть гальки и принялся швырять ее в зеленоватую воду. Если бы я мог с такой же легкостью отбросить от себя все печали и заботы…

Неподалеку раздался лязг оружия. Я огляделся и увидел выше по течению группу людей, столпившихся возле самого берега. Они яростно размахивали в воздухе орудиями из деревенского арсенала: топорами, молотами и секачами. Среди них я заметил блеск одинокого клинка.

Я вскочил на ноги и побежал к ним. Это были франкские крестьяне, одетые в такое тряпье, которым хороший хозяин не стал бы даже чистить лошадь. Противостоявший им человек в тюрбане, судя по всему, был турком, случайно забредшим на наши позиции. Они травили его, словно собаку, и вот-вот должны были либо выпустить ему внутренности, либо загнать его в реку.

— Что вы делаете? — крикнул я, подбежав поближе.

— Мы поймали шпиона! — Один из франков отскочил назад, увернувшись из-под удара турецкого клинка. — Господин Боэмунд даст за его труп хорошие денежки!

— Деметрий Аскиат? — Исмаилит с трудом отразил удар секача и посмотрел в мою сторону. Я неожиданно понял, что вижу перед собой не турка, а сарацинского оружейника Мушида. — Во имя твоего и моего Бога, отгони от меня этих псов!

— Оставьте его!

Я извлек из ножен меч, который в эти дни постоянно висел у меня на боку, и направил его на стоявшего возле меня франка.

Франк, костлявый и лысый крестьянин, плюнул мне под ноги.

— Он наш! Смотри, грек, как бы и тебе не досталось!

— Я не позволю франкским вилланам обижать человека, находящегося под моей защитой!

Я быстро размял запястья и, взмахнув мечом, выбил из рук франка занесенный для удара секач. Стоило другому крестьянину повернуться в мою сторону, как Мушид плашмя ударил клинком по костяшкам его рук, в которых тот держал тяжелый молот. Франк разжал пальцы и выронил свое орудие. Не успело оно упасть наземь, как третий крестьянин получил удар в живот и отлетел назад, я же тем временем взял свой меч за клинок и ударил еще одного противника набалдашником рукояти, разбив ему губу.

— Мы еще вернемся сюда, предатель! — предупредил меня сухопарый франк. Он бросил взгляд на лежавший у его ног секач, однако вид наших мечей предостерег его от опрометчивого поступка. — Я вернусь сюда со своими братьями и выпущу тебе все кишки, так что, когда я брошу тебя в реку, ты доплывешь до самого Святого Симеона!

Он заковылял прочь, уводя за собою побитых товарищей.

— А ты неплохо дерешься, хотя меч у тебя не из лучших.

Мушид отер свой клинок краем белого шерстяного халата, проверил, нет ли на нем трещин, и вернул его в ножны. При этом раздался еле слышный шипящий звук.

— Фехтованию меня учили варяги. Боюсь, что в скором времени мне придется сражаться уже не с крестьянами, вооруженными секачами.

Мушид поднял брови.

— Ты имеешь в виду Кербогу? — Заметив мое изумление, он рассмеялся. — Деметрий, ты забываешь, что мне приходится много путешествовать. Последние несколько недель повсюду говорят только о нем.

— И где он находится сейчас?