Время драконов (Триптих 1) - Гусаков Сергей "СОМ" - Страница 23

— Нет,— отрезал Андрей,— выйдет только Оля. А тебе я сейчас кое-что объясню и кое-что напомню...

— Ольга фыркнула и перебралась со своим рюком в вагон.

— Вот,— сказал Мамонт, протягивая пустую бутылку из-под “кубанской”,— можно собрать тряпочкой или носочком, и выжать сюда. Ещё не всё потеряно.

— Ну зачем же — в бутылку... Её же потом не примут — я лучше что-нибудь придумаю...

— Всё, что мог! В этой жизни!! Ты уже придумал!!!

... а дальше был местный автобус, на который они всё-таки успели и двадцать минут езды по тряской обледенелой дороге; белые поля и чёрная полоса леса у горизонта с катящимся по-над ней мандариновым солнцем, всех швыряло из стороны в сторону и друг на друга в минутном автобусном тепле — кратком дарованном кайфе, а потом Ильинское, конечная остановка: автобус, проскальзывая по глянцу укатанного снега, сделал круг — будто демонстрируя им круговой пейзаж/панораму высоких холмов, заросших лесом, и деревню, укутанную снегом, что закрывала речную долину, лежащую пред холмами,—

— и снова холод и ветер; Мамонт с Дизелем побежали в магазин — «соль-то хоть не забудьте», крикнула им в спины Ольга — а они пошли вперёд по белому разбитому зеркалу, из которого — из каждого сверкающего осколочка — било солнце, и осколочки эти хрустели под ногами леденцами, а сугробы казались мороженым —

: деревенская улочка, заваленная по заборы белым, белые толстые крыши домов и белый морозный трубный дым,— запахи жареной картошки, пирогов, дрожжей и борща, и чуть заметная в снегу — белая на белом — тропинка в конце улочки, спуск к реке;

— тропинка, перечеркнув лёд реки, упёрлась в откос другого берега; они пошли вдоль него по льду и вскоре берег расступился,— Сашка увидел узкую полынью, «Родник», сказал Пищер,— «сейчас хорошо, добавил Вет, а летом бы километр до моста пришлось обходить»,— «летом можно и вброд», сказала Ольга; здесь набрали большую двадцатилитровую канистру воды — она и занимала полрюкзака Пищера,— «потому что источников под землёй нет», сказал Пищер,— «можно полиэтилен под свод подвесить,– сказал Вет,– чтоб с канистрой каждый раз не мучиться — я уж грот присмотрел, где каплет прилично, только дырку в центре полиэтилена сделать и какую-нибудь ёмкость для сбора воды подставить»,— но пока приходилось затаскивать воду с поверхности, и они наполнили канистру плюс все фляжки, которые были — Сашка с презрением вылил из своей московскую хлорку, и прополоскал её, прежде чем набирать родниковую, чтоб не осквернить Вкуса,— мороз жёг щёки и руки, но вода казалась тёплой и сладковатой на вкус, и падал снег, и таял, попадая в тёмную воду, а от воды поднимался пар — и оседал на ветвях ив, склонившихся над водой, кристалликами инея; это было так необычно красиво и здорово — бело-пушистые ветви, склонившиеся к самой воде, фантастические наросты снежных цветов и сосулек,— «как под землёй», сказал Вет,— и все пили из Родника, ложась перед ним прямо на снег — «традиция», сказал Пищер,— и пил эту воду вместе со всеми Сашка, чувствуя, как с каждым глотком её из него уходит то, земное — а приходит и входит то, чему он не знает ни слов, ни эмоций,— “пока не знает”, догадывался он,—

— здесь их догнали Мамонт и Дизель; канистру поволокли за собой на ремне по снегу, потому что было смешно пытаться навьючить её сверху на чей-то рюкзак,— «н-но, залётные!» — командовал Вет впрягшимся в ремень Дизелю и Пищеру —

— и вокруг было утро, чистый лес и мерцающий кристалликами пара воздух, «Магический Воздух Ильинского», сказала Ольга — у Сашки голова шла кругом от такой красоты, а Мамонт каждые десять шагов спотыкался и обрушивался в снег, взметая каскады снежной крупы и пыли, и орал: «Э-ге-гей, гей — я снова, снова в силе!» — Вет хохотал и всё пытался вскочить на Мамонта, чтоб ‘прокатиться на бесполезно искупаемом’ — потому что Мамонт умудрился по колено провалиться под лёд у самого Родника —

— а Ольга шла, и тихонечко напевала строфы Гены:

— Сколько раз мы ходили

К Роднику этой тропкой

Вместе черпали силы

Торопливо и робко

Иль придя отдыхать

И послушать Природу

На Земле не сыскать

Равно ценную воду

И река рядом с нами

Что ворчлива от века

Гладит ива ветвями

Нежно сонную реку

Смотрит ласково вниз

Будто над колыбелью

А вокруг – оглянись! –

Воздух полнится трелью

Здесь природа добра

И мороз ей не страшен

В платье из серебра

Лишь становится краше

Крепок лёд на реке

Сократит нам дорогу

И душа налегке

Позабыв про тревогу

Знаю рано иль поздно

Я вернусь в это диво

Сталактитовой гроздью

Ветвь протянет мне ива

Ледяной перезвон

Её веток прозрачных

Дарит радужный сон

И Пророчит Удачу...

..: Был февраль 1977 года, и это был его первый выход в Ильи.

: Самый первый. Можно сказать — Рождение.

И все они тогда были вместе. Уже – и ещё.

* * *

— А почему Пищер больше не ходит? — спросил Пит.

: Сашка пожал плечами.

— Кто его знает? Себя дай Бог понять... Собственно, после истории со Шквариным он тоже долго не ходил — почти год, пока вы служили,— болел, потому что такие “прогулки” даром не проходят... В Первом меде лежал, Гном его к себе в клинику пристроил – ну, там они и спелись на почве спелеонавтики. Объявил, гордо-гордо так, что Уходит в Большую Науку — ставил какие-то эксперименты с Морозовым в Снежной, и всё одолевал меня расспросами/просьбами: ах, Сашка, не мог бы ты мне помочь собрать-сконструировать шлем такой для магнитного съёма энцефалопараметрии…

– И что: собрал-сконструировал? Этот, как его — член?..

– Не до того мне тогда было. Сашка маленький на руках, и Ленка. И мама с варикозом в больнице… Пахал, как лошадь, на двух работах сразу. И про Ильи не забывал, между прочим. Как и про озвучку слётов самодеятельных…

– Но как же Пищер, без твоей электронной помощи?

– Умотал в Туркмению, к ашхабадским медикам. Они вроде бы в Бахарденской пещере этот самой спелеомагнитной параметрией активно занимались. А где ашхабадцы – там, ясное дело, и Кугитанг. Он мне писал иногда, тамошние красоты подземные нахваливая. Звал к себе, будто издеваясь: на какие шиши мне было добраться туда, и когда? Смешно. Кстати, по слухам, поимел там Пищер изрядное приключение с Пальцевым — будто мир настолько тесен, что не разойтись им было “на одной шестой”... Сам ничего не рассказывал: вы же знаете его, коль не захочет говорить — слова клещами не вытянешь.

– А как заведётся трендить — хоть святых выноси, да,– пробурчал Сталкер,– что ни телега, то пурга…

– На себя посмотри. Пищер по делу трендил. А тебе лишь бы приколоться, стебало фигово. Как у нас в Ильях оживилось всё — он вернулся. И между прочим, к Старице именно он нас всех приручил. Университет Подземный придумал – хоть в одной Системе было ещё такое, как у нас в Ильях? И организовал тот Эксперимент. После которого всё кончилось: сами знаете, как. Оттого он потом и озлобился — на весь мир.

— Сашка замолчал, полез в карман за сигаретами.

— Весёлая группа у него была,— мечтательно протянул Сталкер.— Я с ними в аккурат в семьдесят шестом познакомился... Перед тем ещё, как они тебя привели, да. “ЗМ” называлась — “Три Маразматика”: Пищер, Мамонт и Дизель. И ещё с ними тогда Коровин ходил, и Вет. И девица какая-то... Не помню, как её. Я девиц вообще не различаю, да.

— А где они сейчас? — спросил Пит.

— Никто не ходит,— хмуро сказал Сашка. — Дизель ещё в семьдесят девятом в комсомольские работнички продался — чтоб из института не вылететь и в армии не пахать,— дослужился аж до инструктора... А потом связался с ГБ. Всё плакался, как нажрётся — я, говорит, не против вас всех, ребята, я ж за белые за берёзы наши... За Расею-Мать... Мать его,— Сашка выругался,— потом “женился на дублёнке”, дочке какого-то дипломата, коллеги папашиного,— она стюардессой летала в Токио и на Кипр — и ничего, успокоилась совесть. Сейчас наверняка каким-нибудь “СП” заправляет — что хорошо лежит, прихватизирует, что плохо – присваивает...