Фатерланд - Харрис Роберт - Страница 36

Адъютант Небе, гладко выбритый выпускник Гейдельберга и Оксфорда Отто Бек, поднял глаза на входящего в приемную Марша.

– Мне нужно поговорить с оберстгруппенфюрером, – сказал Марш.

– Он никого не принимает.

– Меня примет.

– Нет, не примет.

Марш, опершись кулаками о стол, наклонился к лицу Бека:

– Спросите.

Он услышал, как позади него секретарь Небе шепнула:

– Вызвать охрану?

– Минутку, Ингрид. – Среди выпускников школы СС в Оксфорде считалось шиком щеголять английским хладнокровием. Бек щелчком смахнул с рукава мундира невидимую пылинку. – И как о вас доложить?

– Марш.

– А-а, знаменитый Марш. – Бек поднял трубку телефона. – Герр оберстгруппенфюрер, на встрече с вами настаивает штурмбаннфюрер Марш. – Он взглянул на следователя и кивнул. – Очень хорошо.

Бек нажал спрятанную под крышкой стола кнопку, открывающую электронные замки.

– Пять минут, Марш. У него разговор с рейхсфюрером.

В кабинет вела массивная дубовая дверь. Закрытые жалюзи почти не пропускали дневного света. Небе, согнувшись над столом в желтом круге, отбрасываемом настольной лампой, разглядывал в лупу машинописный текст. Направил на посетителя один огромный расплывшийся рыбий глаз.

– Что мы имеем?.. – Он положил лупу на стол. – Штурмбаннфюрер Марш? Полагаю, с пустыми руками?

– К сожалению.

Небе кивнул.

– Дежурные сообщают, что полицейские участки по всему рейху забиты дряхлыми нищими, потерявшими документы престарелыми пьяницами, всяким старьем… Глобусу хватит чем заняться до самого Рождества. – Он откинулся в кресле. – Насколько я знаю Лютера, он слишком хитер, чтобы показываться на людях. Он будет выжидать несколько дней. Только на это вам и остается надеяться.

– Позвольте обратиться с просьбой.

– Давайте.

– Я хочу съездить за границу.

Оберстгруппенфюрер расхохотался, хлопая ладонями по столу.

– Ваше личное дело, Марш, довольно содержательно, но в нем нигде не упоминается о вашем чувстве юмора. Превосходно! Кто знает, может быть, вы ещё поживете. Какой-нибудь комендант концлагеря сделает вас своим любимчиком.

– Мне нужно в Швейцарию.

– Разумеется. Изумительные пейзажи.

– Мне звонили из «Люфтганзы». Лютер в воскресенье днем летал в Цюрих и вернулся в Берлин последним рейсом в понедельник. Думаю, у него есть доступ к номерному банковскому вкладу.

Хозяин кабинета перестал хохотать и лишь время от времени посмеивался.

– Где доказательства?

Марш положил на стол конверт.

– Прошлой ночью я изъял его из квартиры Штукарта.

Небе открыл конверт и стал через лупу разглядывать письмо. Поднял глаза.

– А ключ к нему не полагается?

Марш молча разглядывал висевшие над головой шефа крипо картины. «Возвращающиеся с поля крестьянские девушки» Шмутцлера и «Фюрер на трибуне» Падуа – ужасная банальная мазня.

– А-а, понимаю. – Небе снова откинулся, постукивая лупой по щеке. – Если не разрешу ехать, не получу ключ. Правда, я мог бы передать вас в гестапо, и тамошние специалисты убедили бы вас отдать его – возможно, довольно быстро. Но тогда о содержимом ящика узнают Глобус с Гейдрихом, а не я.

Он помолчал. Потом с трудом поднялся с кресла и заковылял к окну. Немного раздвинув жалюзи, выглянул наружу. Марш видел, как он медленно водил взглядом по сторонам.

Наконец оберстгруппенфюрер промолвил:

– Соблазнительное предложение. Но почему у меня перед глазами видение, будто я машу вам белым платком с площадки для провожающих в аэропорту имени Германа Геринга и вы никогда уже не вернетесь?

– Полагаю, излишне давать вам слово.

– Такой намек для нас оскорбителен.

Небе вернулся к столу и ещё раз перечитал письма. Нажал кнопку на столе:

– Бека.

Появился адъютант.

– Марш, давайте ваш паспорт. А теперь, Бек, направьте его в министерство внутренних дел, и пусть там немедленно выдадут двадцатичетырехчасовую выездную визу, действительную с шести часов сегодняшнего вечера до шести часов завтрашнего.

Бек, бросив взгляд на Марша, выскользнул из кабинета.

Небе продолжал:

– Вот мои условия. Глава швейцарской криминальной полиции господин Штреули – мой хороший приятель. С того момента, как вы выйдете из самолета, и до посадки на обратный рейс его люди будут вести за вами наблюдение. Не пытайтесь улизнуть от них. Если вы не вернетесь завтра, вас арестуют и депортируют. Если попытаетесь бежать в Берн и попасть в иностранное посольство, вас остановят. В любом случае вам некуда деваться. После вчерашнего радостного сообщения американцы просто вышвырнут вас обратно через границу. Англичане, французы и итальянцы сделают то, что мы им скажем. Австралия и Канада послушаются американцев. Предположим, остаются ещё китайцы, но на вашем месте я предпочел бы лучше попытать счастья в концлагере. Как только вернетесь в Берлин, расскажете мне все, что узнали. Идет? – Марш кивнул. – Прекрасно. Фюрер называет Швейцарию «нацией хозяев отелей». Рекомендую «Бор-о-Лак» на Тальштрассе. С видом на озеро. Роскошнее не найдете. Прекрасное местечко для приговоренного.

Вернувшись к себе, «турист» Марш забронировал место в гостинице и билет на самолет. Через час паспорт был у него на руках. Внутри проставлена виза: вездесущий орел и обрамленная венком свастика; места, куда вписываются даты, заполнены неразборчивым почерком бюрократа.

Срок действия выездной визы находился в прямой зависимости от политической благонадежности обратившегося за ней. Партийным бонзам – десять лет, членам партии – пять, гражданам с безупречной репутацией – год, лагерному отребью, естественно, ничего не полагалось. Его отнесли к касте неприкасаемых – недовольных, тунеядцев, уклоняющихся от работы, потенциальных преступников. Отсюда и виза – всего на двадцать четыре часа.

Марш позвонил в отдел крипо по расследованию экономических преступлений и спросил эксперта по швейцарским делам. Когда он упомянул Цаугга и спросил, располагает ли отдел какой-то информацией, на другом конце рассмеялись:

– Сколько у вас времени?

– Рассказывайте с самого начала.

– Минутку, пожалуйста.

Собеседник положил трубку и пошел за папкой.

Банк «Цаугг и Си» основан в 1877 году финансистом французско-немецкого происхождения Луи Цауггом. Подписавший письмо Штукарта Герман Цаугг был внуком основателя и до сих пор числился главным директором банка. Берлин больше двадцати лет следит за его деятельностью. В сороковые годы Цаугг имел обширную клиентуру среди немецких подданных сомнительной репутации. В настоящее время его подозревают в сокрытии миллионов рейхсмарок наличными, а также в виде произведений искусства, слитков драгоценных металлов, ювелирных изделий и драгоценных камней. Их давно следовало бы конфисковать, но все это находилось вне досягаемости министерства финансов.

– А что у нас имеется о самом Цаугге?

– Только незначительные подробности. Ему пятьдесят четыре года, женат, есть сын. Особняк на Цюрихском озере. Весьма уважаемая персона. Довольно скрытен. Множество влиятельных друзей в швейцарском правительстве.

Марш закурил и взял листок бумаги.

– Повторите-ка мне адрес.

Макс Йегер появился, когда Ксавьер писал ему записку. Он открыл задом дверь и, обливаясь потом, ввалился с горой папок.

Отросшая за два дня щетина придавала ему грозный вид.

– Зави, слава Богу, – воскликнул Макс, глядя поверх бумаг. – Я ищу тебя весь день. Где ты был?

– Везде. А это что? Твои мемуары?

– Те самые убийства в Шпандау. Слышал, что сказал утром дядюшка Артур? – Он передразнил пронзительный голос Небе: – «Йегер, вы можете вернуться к обычным обязанностям». – Он бросил папки на стол так, что задребезжали оконные рамы, а кабинет заволокло пылью. – Показания свидетелей и присутствовавших на свадьбе гостей. Протокол вскрытия – из бедняги выковыряли пятнадцать пуль. – Он потянулся, протер кулаками глаза. – Мог бы проспать неделю. Скажу откровенно: я слишком стар для приключения, в которые меня втянули прошлой ночью. Сердце может не выдержать. А чем, черт возьми, ты теперь занимаешься?