Фатерланд - Харрис Роберт - Страница 63

Состояние прибывших жалкое – грязные, пыльные, показывая на рот, протягивают миски и чашки, плачут от жажды. В вагонах остаются лежать мертвые и неспособные двигаться больные – Вейдеман говорит, что их путь начался четверо суток назад. Эсэсовские охранники строят способных идти в две шеренги. Крики разлучаемых людей. После многочисленных команд колонны трогаются в противоположных направлениях. Трудоспособные мужчины направляются в сторону рабочего лагеря. Остальные двигаются в сторону деревьев. Мы с Вейдеманом следуем за ними. Оглянувшись, я вижу, как заключенные в полосатых одеждах вскарабкиваются в товарные вагоны, выволакивая оттуда багаж и трупы.

8:30. Вейдеман прикидывает, что в колонне почти две тысячи человек: женщины с младенцами на руках, цепляющиеся за юбки детишки, старики и старухи, подростки, больные, сумасшедшие. Они движутся по пять человек в ряд по шлаковой 300-метровой дороге, проходят двор, попадают на другую дорогу, в конце которой двенадцать бетонных ступеней ведут в огромный, стометровой длины, подвал. Вывеска на нескольких языках (немецком, французском, греческом, венгерском) гласит: «Бани и дезинфекция». Хорошее освещение, десятки скамеек, сотни пронумерованных вешалок.

Охранники кричат: «Всем раздеться! Дается десять минут!» Люди стесняются, смотрят друг на друга. Приказ повторяют более резко, и на этот раз нерешительно, но спокойно люди подчиняются. «Запомните номер своей вешалки, чтобы получить одежду!» Среди них снуют лагерные холуи, подбадривая, помогая раздеться слабым телом и духом. Некоторые матери пытаются спрятать младенцев в кучах одежды, но они быстро обнаруживают себя.

9:05. Сопровождаемая по бокам охранниками толпа обнаженных людей через большие дубовые двери медленно перемещается во второе помещение, такое же большое, как и первое, но абсолютно голое, если не считать поддерживающие потолок четыре толстые квадратные колонны, расположенные с интервалом в двадцать метров. В нижней части каждой колонны металлическая решетка. Помещение заполняется, двери закрываются. Вейдеман машет мне. Следом за ним я по бетонным ступеням выхожу из опустевшей раздевалки на свежий воздух. Слышу шум автомобильного мотора.

По траве, растущей на крыше сооружения, подпрыгивая, едет небольшой фургон со знаками Красного Креста. Останавливается. Из машины появляются офицер СС и врач в противогазах, несущие четыре металлические канистры. Из травы в двадцати метрах друг от друга выступают четыре незаметные бетонные трубы. Врач и эсэсовец поднимают крышки на трубах и высыпают желтовато-лиловое зернистое вещество. Снимают противогазы и закуривают на солнышке.

9:09. Вейдеман снова ведет меня вниз. Тишина в помещении нарушается лишь глухим стуком, раздающимся в дальнем конце помещения позади чемоданов и груд ещё не остывшей одежды. В дубовые двери вставлен небольшой стеклянный глазок. Я заглядываю в него. По глазку бьют кулаком, и я отдергиваю голову.

Один из охранников говорит: «Должно быть, сегодня водичка в душе слишком горячая – очень уж сильно орут».

Когда мы вернулись наружу, Вейдеман сказал, что теперь придется подождать двадцать минут. Не хотел бы я побывать в Канаде? «Где?» – спрашиваю я. Он смеется: «Канада – это один из лагерных секторов». «Почему Канада?» Он пожимает плечами – никто не знает.

Канада. В километре от газовой камеры. Обнесенный колючей проволокой, со сторожевыми башнями на каждом углу огромный прямоугольный двор. Горы вещей – чемоданов, рюкзаков, ящиков, саквояжей, свертков, одеял, детских и инвалидных колясок, протезов, щеток, расчесок. Вейдеман: подготовленные для рейхсфюрера СС данные о посланном недавно в рейх имуществе: мужских рубашек – 132.000, женских пальто – 155.000, женских волос – 3000 килограммов («товарный вагон»), ребячьих курточек – 15.000, детских платьев – 9000, носовых платков – 135.000. В качестве сувенира получаю прекрасный докторский чемоданчик – по настоянию Вейдемана.

9:31. Возвращаемся в подземное сооружение. В воздухе громкое жужжание электромоторов – патентованная система удаления газа «Эксхатор». Двери открываются. Трупы навалены в одном конце (неразборчиво), ноги запачканы испражнениями, менструальной кровью, руки искусаны и исцарапаны. Входит «зондеркоманда» евреев в резиновых сапогах и фартуках, в противогазах. (Согласно В., скопления газа держатся на уровне пола до двух часов.) Обмывают из шлангов скользкие трупы. Чтобы оттащить их к четырем двухдверным лифтам, на кисти рук набрасывают веревочные петли. Вместимость каждого: 25 (неразборчиво)… звонок, спускается на один этаж в…

10:02. Крематорий. Удушающая жара: 15 печей работают на полную мощь. Оглушительный шум: дизельные вентиляторы раздувают пламя. Трупы из лифта выгружаются на конвейер (металлические катки). Кровь и т.п. стекают в бетонный желоб. Стоящие с обеих сторон парикмахеры бреют головы. Волосы собирают в мешки. Кольца, бусы, браслеты и т.п. бросают в металлический ящик. В конце зубная команда – 8 человек с крючками и щипцами – удаление золота (зубы, мосты, пломбы). В. подает мне жестянку с золотом попробовать на вес: очень тяжелое. Трупы сбрасываются в печи с металлических тачек.

Вейдеман: в лагере четыре такие газовые камеры с крематорием. Пропускная способность каждой – по 2000 трупов в сутки; итого 8000. Обслуживается еврейской рабочей силой, заменяемой каждые 2-3 месяца. Операция, таким образом, осуществляется по принципу самообслуживания; секреты исчезают вместе с их носителями. Самая большая головная боль в отношении секретности – зловоние, а по ночам – пламя из труб, видимое на много километров, особенно воинским эшелонам, направляющимся по основной линии на Восток.

Марш сверил даты. Лютер посетил Аушвиц 15 июля. 17 июля Булер направил Критцингеру в рейхсканцелярию карту с указанием расположения шести лагерей. 9 августа в Швейцарии был сделан последний вклад. В том же году, по словам жены Лютера, с ним случилось нервное расстройство.

Он сделал пометку. Четвертым был Критцингер. Его имя встречалось всюду. Он заглянул в записную книжку Булера. Там даты тоже совпадали. Решена ещё одна загадка.

Перо бегало по бумаге. Он почти закончил.

Маленькая деталь, оставшаяся не замеченной днем: одна из приблизительно десятка бумажек, сунутых наугад в порванную папку. Это был циркуляр начальника группы Главного хозяйственного управления СС группенфюрера Рихарда Глюкса, датированный 6 августа 1942 года:

«По вопросу об использовании срезанных волос.

Ознакомившись с отчетом, начальник Главного хозяйственного управления обергруппенфюрер СС Поль приказал, чтобы все человеческие волосы, срезанные в концентрационных лагерях, нашли применение. Из человеческих волос можно производить промышленный войлок или прясть нити. Расчесанные женские волосы можно использовать в качестве материала для изготовления носков для экипажей подводных лодок и войлочных чулок для железнодорожников.

В связи с этим вам поручается после их санобработки организовать хранение волос заключенных женщин. Мужские волосы могут быть использованы, только если они не короче 20 сантиметров.

Сведения о количестве волос, полученных за месяц, отдельно женских, отдельно мужских, должны передаваться нам пятого числа каждого месяца начиная с 5 сентября 1942 года».

Он ещё раз перечитал: «…для экипажей подводных лодок…»

«Раз. Два. Три. Четыре. Пять…» Марш, задержав дыхание, считал под водой. Он слушал приглушенные звуки, разглядывал плавающие в темноте, похожие на водоросли причудливые нити. «Четырнадцать. Пятнадцать. Шестнадцать…» Шумно вынырнул, жадно глотая воздух. Несколько раз глубоко вдохнув, набрал полные легкие кислорода и снова погрузился в воду. На этот раз продержался до двадцати пяти, пока, чуть не задохнувшись, не выскочил, расплескав воду по полу ванной.