Помпеи - Харрис Роберт - Страница 55

— Юлия! — Плиний вскинул руку. — Да, я понимаю, ты хочешь как лучше. Но не трать слов впустую. Этот феномен, чем бы он ни был, — знак природы. Он мой.

Корелия распахнула ставни и выглянула на балкон. Справа, над плоской крышей атриума, поднималась гигантская туча, черная, словно ночь — как будто на небе кто-то задергивал тяжелый занавес. Воздух содрогался от грохота. С улицы неслись крики. По внутреннему саду носились рабы — беспорядочно, безо всякой видимой цели, словно рыбы в бочке, которых вот-вот выловят оттуда и отправят на сковородку. Корелия чувствовала себя до странности отстраненно, словно зритель, взирающий из отдельной ложи на тщательно отрепетированное представление. Как будто в любой миг с небес мог спуститься бог и унести ее в безопасное место.

— Что случилось? — крикнула Корелия, но никто не обратил на нее ни малейшего внимания. Она позвала еще раз и поняла, что про нее забыли.

Грохот, исходящий из тучи, делался все громче. Корелия подбежала к двери и попыталась открыть ее, но замок был слишком прочным, и девушке не удалось его выломать. Она бросилась обратно на балкон — но он был слишком высок, чтобы прыгать с него. Корелия увидела внизу Попидия: он поднимался по лестнице из их части дома, гоня перед собой свою пожилую мать, Тедию Вторую. За ними следовали двое их рабов, нагруженные дорожными сумками.

— Попидий! — позвала Корелия.

Попидий, услышав свое имя, притормозил и заозирался по сторонам. Корелия замахала руками, стараясь привлечь его внимание.

— Помоги мне! Он запер меня здесь! Попидий отчаянно затряс головой:

— Он пытается запереть всех нас! Он сошел с ума!

— Прошу тебя — поднимись сюда, отопри дверь!

Попидий заколебался. Он хотел помочь ей. И наверняка помог бы. Но в тот самый миг, когда он уже шагнул в ее сторону, что-то ударило по черепичной крыше и отскочило в сад. Камень, размером с детский кулак. Попидий увидел, как он упал на землю. Еще один камень ударил в перголу. И внезапно настали сумерки, и воздух заполнился летящими камнями. На голову и плечи Попидия обрушился град ударов. На вид эти камни походили на белесую окаменевшую губку. Они не были тяжелыми, но били весьма чувствительно. Их всех словно захватила врасплох буря с градом — если только можно представить себе темный, теплый град. Попидий, не обращая больше внимания на крики Корелии, ринулся в укрытие, в атриум, толкая перед собой мать. Хлопнула дверь — прежний выход из дома Амплиата, — и Попидий выскочил на улицу.

Корелия не видела, как он уходил. Она спряталась в комнате, спасаясь от летящих камней. Мелькнул последний проблеск внешнего мира, а потом все скрыла непроглядная тьма, и грохот камнепада заглушил все крики.

В Геркулануме шла обычная жизнь — до странности обычная. Солнце сияло, небо и море сверкали синевой. Добравшись до прибрежной дороги, Аттилий увидел в море рыбаков, тянущих сети. Казалось, будто в силу какой-то причуды погоды на половину залива обрушилась буря, а вторая половина при этом продолжала нежиться под солнцем и благоден-ствовать. Даже шум, исходящий от горы, здесь не казался угрожающим — подземный гул, плывущий вместе с завесой из каменных обломков в сторону полуострова Суррент.

У городских ворот Геркуланума собралась небольшая толпа зевак, а двое-трое предприимчивых торговцев уже установили палатки и торговали сладостями и вином. По дороге вереницей тянулись пропыленные путники; большинство из них шли пешком и несли свое имущество на себе. Некоторые катили тележки с домашним скарбом. Дети бегали вокруг, радуясь приключению, но лица взрослых закаменели от страха. Аттилия преследовало ощущение, будто он спит и не может проснуться. Какой-то толстяк — он сидел на придорожном столбе и жевал пирог — весело поинтересовался:

— Эй, ну и как там?

— В Оплонтисе темно, как ночью, — отозвался кто-то, — а в Помпеях, должно быть, еще хуже.

— В Помпеях? — дернулся Аттилий. Это словно заставило его очнуться. — А что в Помпеях?

Путник покачал головой и многозначительно чиркнул большим пальцем по горлу, и Аттилий, вспомнив о Корелии, содрогнулся. Он заставил девушку уехать от акведука, думая, что отсылает ее в безопасное место. Но теперь, скользнув взглядом по дороге на Помпеи — до того места, где она скрывалась во мраке, — инженер понял, что добился совершенно противоположного результата. Выброшенная Везувием туча плыла прямо на город.

— Не надо туда ехать, гражданин! — предупредил Аттилия путник. — Там не пройти!

Но Аттилий уже развернул коня и погнал его навстречу потоку беженцев.

...Чем дальше он продвигался, тем более запруженной становилась дорога и тем более жалко выглядели беглецы. Людей покрывал густой слой серой пыли, казалось, будто все они в одночасье поседели, а лица их превратились в посмертные маски, окропленные кровью. Некоторые до сих пор несли горящие факелы. Разбитая армия выбеленных стариков, призраков, пережив злосчастное поражение, устало тащилась прочь; у них даже не было сил говорить. Животные, сопровождающие людей — волы, ослы, лошади, собаки, кошки, — напоминали ожившие алебастровые изваяния. За ними на дороге оставались пепельные следы колес и отпечатков ног.

Сбоку, из масличной рощи, донесся какой-то грохот. С другой стороны, из моря, словно встали мириады крохотных фонтанчиков. По дороге застучали камни. Лошадь Аттилия остановилась и опустила голову, отказываясь идти дальше. Внезапно край тучи, до которого на первый взгляд было не менее полумили, устремился в их сторону. Небо потемнело и покрылось летящими камнями; в мгновение ока солнечный день превратился в сумерки, и Аттилий оказался под обстрелом. Это не были твердые камни — всего лишь белый шлак, комья затвердевшего пепла, — но они летели с чудовищной высоты. Они сыпались на голову и плечи Аттилия. В полумраке смутно вырисовывались силуэты людей и повозок. Слышались крики женщин. Виднелись тусклые пятна факелов. Лошадь взбрыкнула и развернулась. Аттилию пришлось отказаться от попыток стать спасателем; он превратился в частичку перепуганного потока беженцев, отчаянно пытающихся обогнать каменную бурю. Конь Аттилия пробился на край дороги и пошел галопом вдоль нее.

Затем воздух посветлел, из черного сделался бурым, а потом над ними вновь засиял солнечный свет.

Но люди продолжали спешить; беженцев подстегивала опасность, преследующая их по пятам. Аттилий понял, что теперь не только дорога на Помпеи сделалась непроходимой: ветер изменился и понес угрозу на запад, вдоль побережья. Какая-то пожилая пара, рыдая, сидела у края дороги. У них не было сил двигаться дальше. Какая-то тележка перевернулась, и хозяин отчаянно пытался привести ее в порядок, а его жена тем временем успокаивала младенца и маленькую девочку, цепляющуюся за ее подол. Бегущие люди огибали тележку, как река огибает камень, и этот поток нес Аттилия обратно к Геркулануму.

Зеваки у городских ворот заметили стену падающих камней, и к тому моменту, когда туда добрался Аттилий, торговцы поспешно собирали свои товары. Толпа разделилась: одни решили искать укрытия в городе, другие присоединились к бегству. Но даже сейчас, бросив взгляд поверх крыш, Аттилий заметил все тех же рыбаков в море и грузовое судно из Египта, идущее к Путеолам. «Море», — подумал он. Если раздобыть лодку, возможно, он сумеет обогнуть каменный ливень и добраться до Помпей с юга — по морю. Акварий решил, что пытаться пробиться к берегу здесь, в Геркулануме, не имеет смысла. Но рядом с Геркуланумом располагалась большая вилла, жилище сенатора Педия Кассия, покровителя философов. Быть может, там он отыщет подходящую лодку.

Аттилий проехал еще немного по забитой людьми дороге — до ворот, которые, как он предположил, принадлежали вилле Кальпурния. Акварий завел лошадь во двор, привязал ее к ограде и огляделся, пытаясь отыскать хоть одну живую душу. Но огромный дворец словно вымер. Аттилий вошел через открытую дверь в великолепный атриум, а оттуда — во внутренний сад. Послышались крики, топот ног по каменному полу, а потом из-за угла выскочил раб. Он катил тачку, заполненную свитками. Аттилий окликнул его, но раб, не обращая внимания на неизвестного, повез тачку дальше, в дверь. Из двери вынырнул другой раб — тоже с тачкой, но с пустой, — и поспешно направился в глубь дома. Акварий преградил ему путь: