О геополитике: работы разных лет - Хаусхофер Карл - Страница 53

53

Но мы должны прикоснуться к этим ранам, потому что здесь становится очевидным немецкое национальное заблуждение, словно рок тянущееся через всю нашу историю, включая времена, когда становление нашего могущества как нации, казалось, достигло своей кульминации. Необходимо только наряду с этим наугад выбранным из многих примером пограничного инстинкта из истории Японии как контраст привести высказывание Карла V: “Если бы одновременно турки стояли под Веной, а французы — перед Страсбургом, я, не раздумывая, поспешил бы на помощь Страсбургу” (в чем был прав думавший мировыми масштабами император, желая отвести угрозу от немецкой земли), но зато надо помнить глупые, задорные напевы “вольности князей”: “Мец и Магд не приняли приглашение императора к танцу…” Как будто не неудача при Меце стала исходным пунктом крушения германской западной границы! Не лучшим было, например, столетия спустя поведение германского рейхстага с его неполноценным рассмотрением вопроса о Цаберне незадолго до войны и многое другое.

Немецкая история как раз изобилует преимущественно утратами инстинкта такого рода. Ф. Эндрес однажды взял на себя смелость составить доводы в пользу этого из ранней истории, основываясь на сочинениях римских писателей.

Поражает, когда сравниваешь, каким способом Япония в процессе исторического развития без обиняков перешла от инстинктивных действий к защите жизненной формы в своих границах, ибо таковыми являются уже перенос столицы из Нара в Киото (Хэйян) в 794 г., действия в Корее в 1874-1909 гг., захват островов Бонин, Рюкю (Нансей), Формоза (Тайвань) и многое другое. [с.146]

Всем этим распоряжается теперь японская мировая держава — несмотря на то что она, пережившая расцвет одновременно с нашей Второй империей, до сих пор подвергалась тем же опасностям, — не нанося ущерба своим национальным святыням в их естественном, хорошо защищенном благодаря внешним укреплениям земном пространстве. А как прогулялись мы?

Кафедральный собор Страсбурга, имперский орел церкви Сен-Трофим в Арле, костел Девы Марии в Данциге (Гданьске), императорский дворец в Познани, замок в Тироле, Фогельвайд-хоф, [готический] собор св. Витта в Праге, Карлштейн, где некогда хранились знаки имперского достоинства, Мархфельд и Прессбург (Братислава), Кронштадт, Ауэрсперг, Рункельштейн, Либенберг, Герхардс-Мер, Хохкёнигсбург, Мюрбах… а также Гейлер исповедальной церкви в Кайзерсберге… Марбург и радующийся народовластию Гент с его древнегерманскими звонницами — все это явно утраченные пограничные знаки и отчасти святыни истории нашего народа!

Следовательно, лишь в том случае если мы, исполненные высоких помыслов, проведем количественную подготовительную работу и сравнительное исследование хода развития, тогда сможем наметить достаточные основы качественной типизации по культурно-географическим, политическим и экономико-географическим периферическим функциям и тем самым, конечно, заложить ценный фундамент для созидания. И. Зёльх, особенно своим рассмотрением естественных границ в научной географии, и С.Б. Фосетт в своей книге “Frontiers” при строгом различии frontier (границ) и boundary (рубежей) и своим анализом функций понятия “frontier”, и своим взглядом на их эволюцию наиболее осознанно и последовательно, как мне кажется, пошли дальше Ратцеля и Зигера.

Такую типизацию, разделение на группы и ряды можно было бы осуществить согласно следующим политико-географическим точкам зрения, которые, естественно, могут указать лишь одну рекомендацию о систематизации среди многих возможных.

Первую группу (I) можно было бы образовать из отчетливо продвинутых вперед, ставших опорным органом (Greiforgan) с военно-географической точки зрения наступательных границ. Опорные пункты на границе (Wachstumsspitzen), горловины коммуникаций (Verkehrskopfe), как их великолепно описывает Ратцель в книге “Gesetzen des raumlichen Wachstums der Staaten” (“Законы пространственного роста государств”), характерны для многообъемлющей жизни такой границы: Гонконг (Сянган) с Коулуном (Цзюлун) по отношению к Южному Китаю, Пешавар и Кветта по отношению к Восточному Ирану; так ощущается Мексикой граница по Рио-Гранде, а нынешней Германией — Страсбург. [с.147]

Первая мировая война. Шармская западня

К I группе примыкает высокоорганизованная, насыщенная коммуникациями, всегда успешно продвигающаяся, развивающаяся граница (II). Ее можно было бы назвать с военно-географической точки зрения границей начеку. Насколько широко можно было бы рассматривать таковой западную государственную границу [Германии], русскую с ее построенной на французские деньги по чисто стратегическим соображениям железнодорожной сетью в канун 1914 г., именно с присущими им соответственно такими тонкостями, как военно-географическая [с.148] западня — “шармская дыра” (trouee de Charmes) и польская железнодорожная сеть? Виделись ли они такими, когда германский штаб придерживался еще возможности русского отступления в глубь [страны] и оставления на произвол судьбы всей этой пограничной организации, когда левое крыло [немецкого] войска после битвы в Лотарингии бегом устремилось прямо на Эпиналь и шармскую западню?

Средняя, третья ступень (III) — граница равновесия, с обеих сторон одновременно и разграничивающая, и соединяющая инстинктивно верные или осознанные жизненные формы и одна из прочнейших пограничных жизненных форм, которая может быть создана только при обоюдном понимании. Временами ее двусторонняя безопасность — симптом прочности благодаря состоянию кондоминиума, как казалось длительное время для Люксембурга и Мореснета, особенно пока Люксембург был в руках голландцев, как примерно могло бы быть с широко задуманной автономией, предоставленной пограничному ландшафту в Эльзасе, Южном Тироле если бы… по ту сторону осознали ее преимущество.

Четвертый тип — укрепленная граница (Schutzgrenze) в состоянии обороны. Она часто имеет сильные, подкрепленные крупными средствами оборонительные сооружения с обеих сторон, известную предрасположенность к поощрению враждебных переходных коммуникаций и защитных зон. Опытный глаз очень легко отличит высокоразвитую в военно-техническом отношении оборонительную границу от границы начеку. В первом случае основу составляют добротно отстроенные долговременные укрепления: крепости не могут маршировать! Так, именно укрепление Верхнего Рейна было явным симптомом нежелания немецкой стороны нападать в этом месте. Оно, следовательно, могло скорее успокоить, чем возбудить, Базель. Выдвинутые вперед рампы, подготовка коммуникаций, проложенные железнодорожные пути (как в Пешаваре, Мерве, Кветте) и уже подведенные к чужим крупным рекам средства для наведения мостов — признаки намерения перейти границу! Закладка Англией пирсов в Зебрюгге (Бельгия) и Эсбьерге (Дания), подготовленные возможности для высадки десанта, предмостные укрепления, принудительный демонтаж крепостей у соседей, как на германском Рейне, — недвусмысленные признаки того, что речь идет не только о защите и безопасности.

вернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернуться