Мой пылкий рыцарь - Хауэлл Ханна - Страница 62

— И все же ты стал союзником этого человека?

— Так пожелал король. Да и сам я жаждал пролить хоть немного крови Макнейрнов. — Макфиб перевел взгляд на бездыханное тело Фрейзера и неожиданно в сердцах плюнул. — Я мог бы говорить о преступлениях этого человека до захода солнца и все равно что-то упустил бы. Но ты наверняка наслышан о нем не хуже моего.

— Так ты шел на эту битву, стремясь отомстить не только Макнейрну, но и Фрейзеру?

— Не совсем. Но я действительно искал случая посчитаться с негодяем. Его неразумная ненависть к тебе дала мне шанс, которого я так давно искал. Я с самого начала подозревал, что он воспользуется налетом на Кенгарвей, чтобы попытаться убить тебя.

Гейбл тоже вложил меч в ножны и окинул Макфиба ироничным взглядом:

— А тебе не пришло в голову, что было бы не худо уведомить меня или хотя бы кого-нибудь из моих людей о своих намерениях?

— Я не видел в этом необходимости, — невозмутимо отозвался Макфиб и неожиданно улыбнулся. Впечатление было такое, что на всегда хмуром небе блеснул луч солнца. — Да и стал бы ты, сэр Амальвилль, будучи придворным самого короля, прислушиваться к подозрениям какого-то паршивого шотландца относительно другого приближенного?

Гейбл на это лишь усмехнулся — замечание и впрямь было справедливым.

— И все же я хотел сам убить его.

— За то, что лишил тебя возможности осуществить законную месть, я прошу твоего милостивого прощения, — высокопарно произнес Макфиб. — Думаю, однако, что это был не единственный твой враг. Обещаю, что впредь не стану вмешиваться!

Гейбл покачал головой и отправился разыскивать Эйнсли. Позднее, когда он убедится, что с девушкой все в порядке, у него еще будет возможность поразмыслить над словами Макфиба. Рыцарь начинал склоняться к мнению, что при всей своей грубости и необразованности этот огромный шотландец гораздо умнее и хитрее, чем кажется на первый взгляд. Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить, как он только что повел себя. Макфиб терпеливо ждал своего часа, чтобы расправиться с Фрейзером, и, как только такая возможность возникла, действовал с быстротой молнии, несмотря на свою внешнюю неуклюжесть. Ни один из его людей не пострадал в этой схватке. Решительность, с которой шотландец набросился на Фрейзера, свидетельствовала о незаурядном военном искусстве, а также о том, что свой план он, без сомнения, обдумал заранее.

Поразмыслив, Гейбл решил, что с Макфибом надо держать ухо востро и при первом удобном случае как можно больше разузнать о нем. Впрочем, в данный момент рыцаря интересовала только Эйнсли и ничего больше.

Гейбл нашел девушку в закутке, образованном из жердей и натянутых на них грязных овечьих шкур. Маленькая горничная и ее мать уже вытащили стрелу и обработали рану. При взгляде на лоскуты ткани, выполнявшие роль бинтов и опоясывавшие нежное плечо Эйнсли, Гейблу стало дурно. Тряпки были серыми от грязи, так же как мех, на котором лежала девушка, и руки ее сиделок. Зная, какое значение придает чистоте сама Эйнсли — в свое время, помнится, его это даже насмешило, — Гейбл был удивлен, что она не стала настаивать на своем в этот раз. Он хорошо помнил, как быстро и безболезненно зажили раны Джастиса и Рональда, обработанные Эйнсли.

От души поблагодарив женщин за помощь, Гейбл деликатно удалил их из закутка. Как только они вернулись к своим родичам, рыцарь знаком подозвал к себе Джастиса. Если Эйнсли права и грязь действительно представляет опасность при ранениях, остается надеяться только на то, что еще не поздно возместить ущерб, невольно нанесенный усердными, но не слишком чистоплотными сиделками.

— Она еще не очнулась? — спросил Джастис, взглянув на Эйнсли, и тут же добавил, чтобы успокоить Гейбла: — Впрочем, это не означает ничего плохого!

— Ты помнишь, как Эйнсли обрабатывала твою рану? — прервал его Гейбл, опускаясь на колени рядом с девушкой.

Джастис пожал плечами:

— Смазывала какими-то мазями, а потом перевязывала. По-моему, эти женщины тоже неплохо справились…

— А ты посмотри внимательней, кузен. Разве ты не помнишь, какое значение Эйнсли придавала чистоте — и раны, и того, кто ее лечит?

— Ну да, что-то припоминаю, — протянул Джастис. — Кажется, для остальных Макнейрнов чистота — пустой звук!

— Вот именно. Иди-ка сюда, поможешь мне снять с нее эти жуткие тряпки.

— Вначале надо принести чистые одеяла и воду. Может быть, мне удастся раздобыть немного эля, который варят и пьют здешние жители. Помнится, Эйнсли именно им поливала мою рану.

Как только Джастис ушел, Гейбл сосредоточил все свое внимание на Эйнсли. Его беспокоила ее бледность и странная неподвижность. Когда ему удалось наконец освободить рану от окровавленных бинтов, он ужаснулся при виде зияющей дыры в плече девушки. Эйнсли ведь такая миниатюрная и хрупкая! Эта рана может оказаться опасной, если не сказать смертельной, для ее нежного организма. Все тело Эйнсли покрывали синяки. А как она похудела! Гейбл понимал, что и то, и другое — следствие жестокого обращения отца. Для выздоровления ей нужны силы, которых, судя по всему, у нее осталось совсем немного. За одно то, как Дугган Макнейрн обращался со своим собственным ребенком, он заслужил самое суровое наказание…

Не успел Джастис возвратиться с водой, чистыми тряпками и одеялами, как Гейбл захлопотал вокруг Эйнсли. Первым делом он раздел и выкупал девушку, надеясь, что она простила бы его за такое самоуправство.

Пока Гейбл промывал и обрабатывал рану, Джастис держал Эйнсли — боль, очевидно, была так велика, что даже в бессознательном состоянии девушка стонала и пыталась вырваться, когда чувствовала прикосновение к ране. Окончив работу и попросив Джастиса завернуть раненую в одеяло, Гейбл умылся и даже хлебнул немного крепкого напитка, которым только что поливал плечо Эйнсли.

— Не могу поверить, что кто-то может это пить, — поморщившись, заметил он, отставляя кувшин и вытирая выступившие слезы.

— Я тоже как-то его попробовал. По-моему, слишком крепкий, — подтвердил Джастис.

— Да, прямо обжигает. — Гейбл перевел дух и осторожно убрал прядь волос, упавшую Эйнсли на лоб. — Рана очень глубока, а Дугган, будь он неладен, сделал все, чтобы лишить дочь сил, необходимых для выздоровления!

— Даже в таком виде — вся в синяках и исхудавшая — Эйнсли Макнейрн гораздо сильнее большинства женщин, которых мы с тобой знаем. Если женщина и может оправиться от подобного ранения, то, несомненно, только Эйнсли!

— Дай Бог, чтобы ты был прав, кузен, иначе я ни за что не прощу себе, что моя слабость послужила причиной ее гибели!

— Твоя слабость? — переспросил Джастис, удивленно глядя на кузена. — О чем ты говоришь? Если ты когда-то и проявил слабость, не пойму, как она могла повлиять на сегодняшнюю трагедию…

— Я имею в виду не то, о чем ты подумал, а то, что мои колебания и сомнения не позволили мне обращаться со своими врагами так, как они того заслуживали. Я был милостив к тем, кого надо было сурово наказать. Я пытался заключить мир с людьми, не имеющими никакого понятия о чести. Мое нежелание пролить кровь других привело к тому, что пролилась кровь Эйнсли. Мне следовало расправиться с Фрейзером еще тогда, в Бельфлере, когда он в первый раз попытался убить ее…

— Милосердие и нежелание убивать всех и каждого, кто стоит у тебя на пути, — это не слабость. Если бы ты убил Фрейзера в Бельфлере, ты бы серьезно разгневал короля, и тот, в свою очередь, не позволил бы тебе участвовать в этой битве, тем более возглавить ее. А это стоило бы жизни Эйнсли и всех ее родичей!

— В любом случае мне следовало разгадать коварный замысел Фрейзера и не дать ему возможности стрелять в Эйнсли!

— Ты — человек чести, Гейбл. Такому человеку нелегко разгадать предательство, поскольку сам он на него не способен. Может быть, тебе действительно не следует так слепо доверять людям, но ни слабости, ни вины я здесь не вижу. Ты сражался с Фрейзером лицом к лицу, как и подобает мужчине. Ты победил, он сдался… — Джастис немного помолчал и задумчиво добавил: — Я сам решил, что на этом все и кончится. Это мне следовало быть внимательнее — ведь я обещал защищать тебя со спины… Нет, Гейбл, как ни крути, а ты не виноват в том, что не сумел распознать подлый трюк Фрейзера!