Клятва и меч - Шелби Грэм - Страница 6

Роберт заявил о своей позиции с самого начала. Он был сыном короля Генриха I, пусть и незаконнорожденным, и поэтому мог рассчитывать на некоторую поддержку континентальной знати. Его слово могло добавить веса любому из претендентов. Кому? Роберт считал законной наследницей Матильду, хотя и признавал, что нормандцы вряд ли захотят признать верховенство женщины.

Однако бароны трижды давали клятву верности императрице. Конечно, теперь, когда король умер и его тело предано земле, многие из них вздохнули с облегчением – Генрих вызывал у вельмож страх. Но и после смерти монарха им все же было нелегко нарушить свой обет.

Все было бы гораздо проще и легче, будь Матильда мужчиной, мечтали о несбыточном сторонники императрицы. Или граф Роберт родился бы в законном браке! Или король Генрих не поддался бы своей страсти к миногам…

Запутанную ситуацию несколько упростил граф Роберт, отказавшись от претензий на трон. Он объявил, что будет поддерживать свою сводную сестру.

– Мужчинами и прежде руководили женщины, – пояснил он. – История пестрит подобными случаями.

– Плохо уже то, что Матильда – женщина, но куда хуже, что она замужем за этим франтом Готфридом Ангевином, – возразил граф Серрийский. – Это сомнительный союз. Ни один нормандец и тем более саксонец не захочет получать приказы из Анжу.

– Уж слишком вы расшумелись по этому поводу, – поморщился Роберт. – Вспомните, вы так же, как и все, присягали в верности моей сестре.

– Мы были вынуждены это сделать, – холодно заметил граф Серрийский. – Генрих был не тем человеком, которому можно было перечить. Он бы не потерпел возражений. И, в свою очередь, напоминаю, что в первый раз, когда мы дали клятву поддерживать Матильду, она еще не вышла замуж за Готфрида Ангевина, графа Анжуйского, прозванного Плантагенетом. Мы все были против этого нелепого брака и не хотели повторять клятву вторично, но король буквально выжал ее из нас.

– К чему вы клоните? – прямо спросил Роберт.

Граф Серрийский пожал плечами.

– Мы собрались именно для того, чтобы обсудить нынешнее положение. Лично я бы хотел видеть на престоле Стефана Блуаского. Король назвал его имя на смертном ложе…

– Неправда! Только одно имя сошло с его уст…

– Он сказал «Стефан». Мы слышали.

– … и это было имя Матильды.

– Нет, Стефана.

– Вы лжец, граф Серрийский, низкий лжец и клятвопреступник!

– А вы – жалкий прихвостень вашей смазливой сестрички!

Они крепко повздорили – высокий, худощавый Роберт с массивной, как у бульдога, челюстью и приземистый, крепко сложенный граф Серрийский. Оба схватились за свои мечи, но двое из вельмож, присутствовавших на Совете, встали между ними.

– Весь свет возрадуется, узнав, как мы выбираем короля! – обратился к их разуму один из баронов. – Спрячьте оружие, лорды, не позорьте всех нас.

Он предложил отложить дебаты и дать каждому время на спокойное размышление…

– Мы можем спорить до бесконечности, приводя свои доводы, как за, так и против любого претендента на престол, включая графа Роберта, хотя он и отказался от трона, – урезонивал барон распалившихся вельмож. – Не лучше ли, милорды, нам сейчас разойтись и спокойно подумать, кто достоин править Англией. А пока нам надо прийти в себя.

Вельможи расходились небольшими группами, хмурые и недовольные. Снаружи их встретил холодный декабрьский дождь.

Они вновь собрались три дня спустя и обнаружили, что кто-то установил в зале Совета столы в форме полного квадрата, так что теперь бароны лишались возможности собираться группами и сталкиваться с противниками грудь с грудью. Они могли только глядеть друг на друга и, высказываясь, стучать кулаками по столам, подчеркивая этим свои слова, но никто не рискнул бы перелезать через это препятствие и тем унизить свое достоинство. Бароны расселись с мрачным видом, и второе заседание Совета началось.

Матильда на Совет так и не прибыла, граф Стефан затерялся где-то по дороге из Булони, но при тусклом свете зимнего декабрьского солнца обнаружился неожиданный визитер – старший брат Стефана, граф Теобальд Блуаский.

Всю жизнь Теобальд оставался лояльным по отношению к королю Генриху I, и его появление в Лонгвилле встретили с радостью соперничавшие группы. Это был знатный и весьма влиятельный вельможа. Если Стефан был графом Булонским и Мортенским, Теобальд оставался графом Блуаским, Шампаньским и Шартрским. Старший из племянников короля Генриха I, он превосходил во всех отношениях Стефана. Чистокровный нормандец, он славился своей честностью и благородством. Единственным его недостатком было сильное заикание, но это не имело большого значения – он всегда мог найти кого-то, кто мог бы высказать его мысли складно.

Две недели дворяне до хрипоты обменивались доводами и контрдоводами. Роберт с пеной у рта отстаивал право Матильды на трон, остальные, опасливо глядя на Теобальда, говорили, что предпочитают на престоле Стефана.

– Вы – нормандцы, никто не сомневается в этом, – напирал граф Серрийский. – Но вы не были в Англии, не говорите ни слова по-английски и, держу пари, даже не знаете, что это остров. Стефан же – собственник обширных земель в Британии, в этом он уступает только церкви. И его мать – сестра короля Генриха I.

– Ч-ч-чертов г-глупец! – взорвался Теобальд. – В-в-вы д-д-думаете, я не з-з-знаю этого? Я его б-б-брат! Его мать п-п-прежде родила м-м-меня, ид-д-диот!

Граф Серрийский, сопровождаемый смехом остальных лордов, сконфуженно сел на свое место.

Но дальше события развивались далеко не так забавно. Роберт продолжал настаивать на своем, хотя его крайне обеспокоили сообщения о начавшихся в Англии беспорядках. Воспользовавшись безвластием, мелкие землевладельцы решили разжиться за счет своих более слабых соседей и стали совершать набеги на их поместья. Усилившиеся в стране хаос и беззаконие настоятельно требовали от Совета принятия срочного решения. Но в чью пользу? Матильды? Стефана? Теобальда?

Голосованием они выбрали Теобальда, и он, заикаясь сильнее, чем всегда, дал свое согласие взойти на английский трон. Но это не означало общего одобрения дворян – Теобальд просто собрал больше голосов, чем другие претенденты. Так или иначе, девятнадцатого декабря он был провозглашен королем Англии.

По иронии судьбы ровно через день в Лонгвилль прибыл гонец с ошеломляющим известием. Он объяснил, почему Стефан, выехав из Булони, так и не появился на заседании Совета баронов. Оказалось, он нанял корабль и высадился в Дувре. Местный констебль не впустил его в здешний замок, озадаченный Стефан направился в Кентербери, где снова получил отказ.

Роберт слушал гонца с довольной улыбкой. Ничего удивительного, подумал он, поскольку оба эти замка принадлежат мне, констебли получили от меня соответствующий приказ. Но вскоре его улыбка погасла.

Смущенный пристальным взглядом вельмож, гонец пробормотал:

– …Тогда, когда они… то есть когда граф Стефан…

– Говори!

– … когда граф Стефан получил запрет въехать в Дувр и Кентербери, он и его люди поехали… поехали в сторону Лондона…

– Почему бы и нет? Он не чужой во дворце.

– …поехали в сторону Лондона, да, и народ… народ принял его…

– Что значит – принял?

Боясь вызвать гнев вельмож, напуганный гонец пролепетал:

– Народ… выбрал его королем! Люди кричали, что они вправе решать, кто будет их правителем. Как я слышал, церковь тоже признала его. Стефан будет коронован завтра или днем позже в Вестминстере… Он…

Остальные слова гонца заглушил громогласный рев, в котором смешались радость и гнев. Это было смело, даже дерзко – бескровным путем захватить страну, пока ее лорды судили да рядили что и как и когда. Монарх находился уже во дворце и со дня на день должен взойти на престол!

Сторонники Стефана пребывали в восторге, но с этого момента дерзкий самозванец обрел и непримиримых врагов.

К середине декабря окрестности Уоллингфорда засыпал снег. И все же даже промерзший после долгой дороги путник невольно останавливался, с восхищением оглядывая заснеженный замок на высоком берегу Темзы. Его башни рельефно выделялись на фоне темного неба. Поля вокруг испещрили следы кроликов и лисиц, крестьяне сообщали, что в полумиле от города видели волков.