Вуаль тысячи слез - ван Ластбадер Эрик - Страница 65

— Огонь — другая ипостась воды, — ответила конара Лиистра. — Вода поднимается до определенного уровня, а огонь разгорается от сквозняков, проникающих сквозь щели и трещины.

— Он должен был вырваться сюда, в коридор, и сжечь соседние кельи, если все было так, как ты говоришь. — Конара Инггрес присела у двери, показывая на щель под ней. Расстояние равнялось двум пальцам. — Почему огонь остался в келье?

Внимательно осмотрев дверь, конара Лиистра вздохнула.

— Запирающее заклинание. У конары Урдмы точно паранойя, она опечатала дверь!

Конара Инггрес поднялась, сложив ладони в виде чаши.

Лицо конары Лиистры побелело.

— Что ты делаешь?

— Мы ведь хотим узнать, что там внутри?

— Но если мы…

— Не беспокойся. Когда выйдем, я снова наложу блокирующее заклинание. Конара Урдма никогда ни о чем не догадается.

— А как ты… — Конара Лиистра не договорила, потому что поняла, что заклятие снято. «Как ей это удалось? — подумала она. — Какое заклинание она использовала?»

Конара Инггрес нажала на ручку, и, скрипнув, дверь отворилась. Внутри было черным-черно. В келье стоял резкий аромат горелой смолы и менее выраженный сладковатый запах, возникающий обычно на кладбище.

Подруги шагнули за порог, и конара Лиистра подняла лампу. В келье было что-то, от чего у нее в животе образовался тугой узел, и она тихонько взвизгнула. Какой-то частью души конара больше всего хотела развернуться и убежать прочь.

— Что это так пахнет? Страх?

— Да, страх, — прошептала конара Инггрес, — что же еще?

Каменные стены, пол и потолок от огня почернели и стали шероховатыми. На стенах виднелись глубокие полосы там, где вкрапления металлических пород расплавились под воздействием адского пламени. Казалось, конары вошли в клетку, где раньше содержалось бешеное чудовище.

Спутницы осторожно добрались до центра кельи. Там на полу лежала кучка пепла. Подобрав подол платья, конара Инггрес присела, а конара Лиистра опустила лампу.

— Здесь находился какой-то предмет, — сказала конара Инггрес. — Видишь, следы пальцев, сгребавших что-то к центру?

— Похоже, что-то искали, — подтвердила конара Лиистра. — Только что?

— Готова поспорить, конара Урдма знает, — заявила конара Инггрес, поднимаясь. — Ведь это она опечатала келью. Урдма определенно провела собственное расследование.

— Ты была права. Наверное, она подозревала, что конара Бартта приходила сюда. — Конара Лиистра нервно кусала губу. — Может, пора вернуться? Есть здесь что-то такое, от чего мне не по себе.

— Молись Миине.

— Уже молилась. Кажется, Богине нет дела до этой кельи.

Конара Инггрес была слишком занята, чтобы ответить. Она изучала следы на кучке пепла. Вот ее взгляд проследовал за самым длинным отпечатком в темный угол сожженной кельи.

— Дай-ка я посмотрю. — Инггрес взяла лампу из рук подруги и зашла в угол, конара Лиистра — за ней. Словно нехотя тени расступились перед неярким светом масляной лампы. — Что тут у нас такое? — Конара Инггрес подняла нечто маленькое, заброшенное в самый угол, и обтерла подолом угольную пыль. Это был небольшой предмет из украшенной гравировкой бронзы, тускло светившийся в свете лампы. Конара Инггрес начисто вытерла его и завертела в руках.

— И что с ним делать?

Конара Лиистра взяла предмет дрожащими пальцами и внимательно рассмотрела.

— Ручная работа, довольно старая. Похоже на… Если бы я не была уверена, что… — Лиистра закусила губу.

— Что это? Что ты об этом думаешь?

— Я видела что-то подобное на картинке в одной из книг… Среди чертежей. — Конара Лиистра неподвижно уставилась на подругу. — Это курок хад-атты.

— Что? Флейтой пользоваться запрещено!

Хад-аттой называли древний инструмент, использовавшийся, как говорилось, для «проб на ересь». Небольшой кристаллический цилиндр медленно погружали в горло жертвы, поэтому хад-атту и прозвали флейтой. С помощью таких флейт, первый экземпляр которых, как говорили, использовала сама Миина, определяли, кто из рамахан являлся еретиком. Правда, считалось, что все хад-атты уничтожили еще в прошлом веке.

Похоже, не все.

Теперь подруги поняли, что за сладковатый запах стоял в келье.

Конара Инггрес кивнула.

— Конара Бартта приходила сюда регулярно.

— Так же, как и лейна Астар, конара Лоденум, послушница Риана. Все пропавшие рамаханы…

— Погибшие при неизвестных обстоятельствах…

— По крайней мере, так нам сообщили.

— А на самом деле их пытали. Пресвятая Миина!

Звонок колокольчика прозвенел очень слабо, но обе конары вздрогнули от страха.

— Кто может прийти в это время? — раздраженно спросила конара Инггрес.

— Моя очередь открывать, — объявила конара Лиистра, страшно обрадовавшаяся, что может уйти из ужасной кельи. Она тут же отдала курок подруге. — Не спускай с него глаз. — Конара поспешила к двери, но у самого порога оглянулась. — И не оставайся здесь одна. Наложи блокирующее заклинание как можно скорее и уходи.

Конара Инггрес рассеянно кивнула, рассматривая курок.

Госпожа Джийан стояла под окном кабинета конары Урдмы в монастыре Плывущей Белизны и упивалась непроглядной темнотой ночи. Внизу, на складчатом горном выступе, погруженный во мрак лежал Каменный Рубеж. Джийан смотрела на родное селение потухшим взором, будто опасалась, что малейшее проявление эмоций может спалить дотла всех жителей и, словно опухоль, удалить селение с горного склона.

Джийан знала, что однажды именно так и случится.

Закутавшись с головы до ног в длинную черную накидку, она подошла к главному входу в монастырь Плывущей Белизны и позвонила. Глазные яблоки за опушенными веками бешено завращались. Однако, когда со скрипом раскрылась тяжелая дверь, глаза, которые уже подчинялись Маласокке, приобрели совершенно нормальный вид.

Джийан улыбнулась открывшей дверь послушнице. Риане эта улыбка показалась бы странной и не похожей на Джийан.

И эта догадка была бы верной, ведь в теле Джийан жило нечто ужасное — сбежавший из Бездны архидемон Хоролаггия. Он еще не окончательно завладел душой колдуньи, но его власти было достаточно, чтобы ею манипулировать. Именно демон теперь руководил ее словами и действиями.

На самом деле улыбка Хоролаггии была ужасна, но послушница увидела лишь то, что ей полагалось. Улыбнувшись в ответ, она пригласила Джийан и страшного архидемона войти в монастырь, обитательницы которого жили в страхе, лжи и невежестве.

Здесь Бартта продолжила вносить изменения в заповеди Великой Богини Миины, начатые еще конарой Моссой во времена ее безграничного царствования в монастыре. Теперь пришел черед конары Урдмы. Зло начало просачиваться в монастырь еще при конаре Моссе, проросло и укоренилось при Бартте и теперь, при конаре Урдме, которая была прилежной и способной ученицей, обещало расцвети и дать урожай.

Джийан прошла за послушницей через сады и подсобные помещения прямо в монастырь, где попросила другую послушницу вызвать дежурную конару. Послушница была невысокой, с мелкими чертами лица, тоненькой, как тростинка. Наверняка слишком молода, чтобы помнить Джийан или хотя бы слышать ее имя. Итак, пребывая в блаженном неведении, девушка предложила Джийан сесть и, спросив, не желает ли странница чего-нибудь выпить, удалилась.

Погруженная в мрачные размышления Джийан отвернулась от окна. Бронзовые лампы, мягко освещавшие кабинет, немного потемнели от нагара. Маленькие колечки дыма, извиваясь, исчезали под почерневшими балками. За пять минут, проведенных в одиночестве, Джийан успела достать из кармана накидки маленькую сумочку из змеиной кожи и положить ее на край стола. Затем колдунья посмотрела в зеркало, висевшее на стене. Терновый венец, равно как и пронзавшие ладони шипы, виднелись очень четко. Это было физическое проявление войны, которая велась за господство над душой Джийан. И в этом мире его можно было заметить лишь в зеркале. Хоролаггии теперь казалось, что он напрасно захватил Джийан в присутствии девушки, потому что тогда любая колдунья могла заметить колючую корону и шипы, возникшие в момент наложения Маласокки. И та девица, без сомнения, все видела. Хоролаггия понял, что она новичок и не в состоянии понять увиденного. И все же когда-нибудь девушка могла бы использовать это заклинание против самого архидемона…