Красотки из Бель-Эйр - Стоун Кэтрин - Страница 28

Но планы изменились. Роб понял это, и решение Сары помогло ему принять собственное решение, которое давно не давало ему покоя, месяцами лишая сна. Роб решил не идти в Гарвардскую школу бизнеса… во всяком случае, этой осенью, а может, никогда.

Собственно, ему не нужно становиться президентом «Адамсона и Уитта». Или президентом Нью-йоркской фондовой биржи. Ему нет нужды тратить свою жизнь на переезды из Гринвича на Уолл-стрит и обратно. Ведь так?

И Роб согласился с собой. Он мог стать кем хочет. Мог следовать своим интересам в литературе и журналистике. Он мог путешествовать, встречаться с новыми людьми, узнавать мир, который существует за золотыми стенами.

Задолго до того как Роб получил от Сары письмо, в котором она писала о своем намерении поступить в Вассар, он подал заявление на Хатауэйскую стипендию. Престижная стипендия, которой было трудно добиться, давала возможность пройти трехлетний курс гуманитарных наук в Англии, в Оксфордском университете.

За неделю до выпуска из Гарварда Роб получил письмо из Лондона. Попечители Хатауэйского совета были рады сообщить… Им особенно понравились умные, проницательные эссе, которые Роб написал о своем путешествии в Лондон предыдущим летом, и их привлекло его предложение опубликовать ряд эссе – свой взгляд на Англию – за время обучения. На самом деле члены совета уже переговорили с главным редактором лондонской «Таймс». Если уровень будущих статей Роба не уступит уровню тех, что они прочли, «Таймс» напечатает их в виде серии материалов под названием «Янки из Коннектикута».

Роб немедленно телеграфировал Хатауэйскому совету в Лондон о своем согласии, сообщил в Гарвардскую школу бизнеса, что решил не поступать к ним, отменил плавание под парусом по Карибскому морю, которое они вместе с Кэмом Эллиоттом запланировали на июль – август, и не мог дождаться того момента, когда сообщит родителям и Саре волнующую новость.

Миновав две внушительные каменные колонны, отмечавшие въезд на территорию поместья Адамсонов, Роб забеспокоился, что Шейла и Джеффри могут встретить его новость без особой радости. И он решил сначала сказать Саре.

– Я так горжусь тобой, Роб! Жду от тебя частых портретов!

– Ты их получишь. А я? Из Вассара?

– Конечно. Роб, а они правда опубликуют то, что ты написал, в лондонской «Таймс»?

– Так они говорят… если сочтут подходящим.

– Сочтут. У тебя всегда так хорошо получается. И мне очень понравилось название «Янки из Коннектикута».

– Оно явилось ко мне среди ночи, и я побыстрей, пока не передумал, вписал его в заявление.

– Оно просто чудесное!

– Если говорить о чудесах, Сара, то мне понравился твой сад.

Роб и Сара сидели на теплой траве внутреннего дворика среди ароматных разноцветных роз.

– Спасибо. На самом деле это сад Питера.

– Питера?

– Питера Дэлтона. Сына Джозефа Дэлтона.

– А…

– Как часто ты будешь приезжать домой, Роб? – Сара продолжила обсуждение планов брата, не смея перейти к своим.

– Не знаю.

– Думаю, я приеду к тебе в гости.

Нет, подумал Роб, инстинктивно защищая ее.

– Я всю жизнь мечтала увидеть Рим, – горячо продолжала Сара. – Мы могли бы встретиться там.

Постепенно Роб стал осознавать присутствие еще одного человека в обнесенном стеной внутреннем дворике. Присутствие… тень… длинная, темная, сумеречная тень, отбрасываемая высоким темноволосым незнакомцем. Роб поднялся, его удивленный, даже озабоченный взгляд встретился со взглядом темно-карих глаз незваного гостя. Мужчина ответил столь же удивленным взглядом, затем, почувствовав неодобрение Роба, темно-карие глаза послали ледяной сигнал защиты. Гордый, вызывающий взгляд, предназначенный Робу, сменился нежной улыбкой, когда мужчина повернулся к Саре.

– Извини, Сара. Я не хотел помешать.

– Ничего страшного, Питер. Познакомься с моим братом. Роб, это Питер Дэлтон. Питер, это Роб.

Питер переложил тетрадь в синей обложке из правой руки в левую и протянул Робу крепкую мускулистую руку. Мужчины молча обменялись твердым рукопожатием, без улыбки оценивая друг друга взглядом.

– Я могу прийти позже, – сказал Саре Питер.

– Нет. – Роб обращался к Саре, а не к Питеру. – Мне пора сообщить матери и отцу о своих планах.

– Потом расскажешь, Роб?

– Обязательно. Все будет хорошо.

Роб уверенно улыбнулся Саре и покинул великолепный розовый сад, больше не взглянув на Питера Дэлтона.

Все оказалось не так просто. Шейла и Джеффри сидели в большой элегантной комнате и с нескрываемым ужасом смотрели на Роба.

Неужели их дорогой мальчик не знает, что на вымощенной золотыми плитами дороге нет поворотов, перекрестков и стоп-сигналов? Очевидно, не знает! Тогда они должны это прояснить.

– Тебе придется пойти в Гарвардскую школу бизнеса, Роб.

– Я могу, мама, и, вероятно, пойду, но не в этом году.

– В этом году. – Никаких уступок.

– В этом году я буду в Оксфорде. – И в этом, и два следующих.

– Нет.

– Да. Вы не понимаете, – прошептал Роб. Нужно объяснить им поподробнее. Нужно рассказать о том, что его беспокоит, о том, как он несчастен, когда думает о жизни, которую они для него спланировали. Наверняка…

– Мы понимаем, сын, – мрачно возразил Джеффри.

Роб с надеждой посмотрел на отца, но надежда растаяла, едва тот продолжил:

– Возможно, ты беспокоишься, что не справишься с учебой в Гарвардской школе бизнеса?

– Я совсем об этом не беспокоюсь!

– Тебе нет необходимости быть лучшим в группе в школе бизнеса, – явно разочарованная, пробормотала Шейла. Может, Роб, безупречный, уверенный в себе Роб, просто испытывает некоторые сомнения? Шейле не понравился этот признак слабости… любой признак слабости в ее сильном, красивом сыне, но это лучше, чем бунт. Она не очень убедительно добавила: – Этого мы от тебя и не ждем.

– Но вы ждете, что я поступлю в Гарвардскую школу бизнеса, приду в фирму, а со временем возглавлю ее…

– Да, – в унисон ответили Шейла и Джеффри.

Роб смотрел на их решительные лица, и его захлестывали убийственные волны прозрения, одна больнее другой. Они не понимают и даже не хотят попробовать понять! Им дела нет до того, что он несчастен, что ему не сидится на месте. Их волнует только, чтобы он отвечал их ожиданиям. Их ожиданиям, не его собственным! Неужели они не знают, что никто не ожидает от Роба больше, чем он сам? Неужели они не знают, что, какой бы путь ни выбрал их сын, он будет лучшим на этом пути?

Стипендия Хатауэйского совета была очень престижной. Всех, вместе взятых, обладателей Хатауэйской стипендии меньше, чем студентов в его группе в Гарвардской школе бизнеса. Неужели они не гордятся таким достижением? Нет. Осознание этого факта потрясло Роба.

– Я принял стипендию, и я поеду, – наконец с огромным усилием выговорил Роб. – Я уезжаю завтра.

– Ты не посмеешь, – прошептала Шейла.

– А что случится? – потребовал ответа Роб, направляясь в сторону двери. Нужно было побыстрее выбраться отсюда, пока он не оказался узником богатства, роскоши и отчаяния.

– Мы порвем с тобой, – просто ответил Джеффри.

– Отречетесь от меня? И вы это сделаете?

И, глядя на родителей, Роб осознал еще один факт, самый горький из всех. Они были его родителями, но он не знал их, а они не знали его. Все эти годы, полные гордых улыбок и нежных похвал, были годами улыбок и похвал самим себе за то, что они создали, а не ему.

– Мы можем.

– Тогда сделайте это! Делайте то, что должны, как и я сделаю то, что должен.

Роб быстро вышел из комнаты. Нужно поскорее уехать отсюда! Он кинулся в свою спальню за паспортом. Это единственная вещь, которая ему действительно нужна. Одежду можно купить завтра в Нью-Йорке, перед отлетом, или в Лондоне.

Но сначала надо попрощаться с Сарой.

Сара все еще была в розовом саду, как и Питер, сидевший рядом с ней и читавший по тетради в синей обложке.

– Роб! Что случилось?