Муслин с веточками - Хейер Джорджетт - Страница 49

– Я не знаю. Я имею в виду, ее здесь и не было. Это моя тетя Эстер ухаживает за дядей Гари!

– Но ваш брат сказал…

– О, я думаю, он не расслышал точно, о чем вы спрашивали его, – уклончиво ответила Аманда. – Он совсем глухой, знаете ли!

– Благослови Господь мою душу! Он не показался мне глухим!

– Нет, потому что он очень не любит, чтобы об этом узнали, поэтому он притворяется, будто слышит совсем хорошо.

– Не может быть! Никогда бы не заподозрил. Так значит, Трикси здесь все – таки нет! А кто эта тетя Эстер, о которой вы говорите? Одна из сестер вашего папы? – Он, похоже, заметил присутствие Эстер, стоящей в неподвижности за спиной Аманды, и поклонился. – Рад вас видеть, мадам! Извините, что я не встаю!

– Да, конечно, – сказала Эстер чуть слышно. – Рада познакомиться! Он внезапно вздрогнул:

– А, но вы не можете быть сестрой Гари, если вы Уэтерби!

– Нет, нет! Я хочу сказать, я не Уэтерби! То есть… Аманда, наблюдая ее барахтанье, благородно, но весьма неосмотрительно ринулась ей на помощь.

– Она другая сестра дяди Гарета, – объяснила она.

– Другая сестра? У него нет другой сестры! – сказал мистер Вайнхол. – Их было всего трое: Гари, бедный Артур и Трикси. Что за штучки, детка? Пытаетесь обмануть старика? Ну нет, ничего не выйдет!

– Простите меня! – произнесла Эстер, не в состоянии выносить более ни минуты этого разговора, быстро превращающегося в допрос. – Я посмотрю, может ли сэр Гарет принять вас, сэр! С этими поспешно сказанными словами она выскользнула из комнаты и помчалась наверх, путаясь в складках платья и прибыв в комнату сэра Гарета запыхавшись и со сдвинутым на бок чепцом.

– Гарет! – задыхаясь, произнесла она. – Случилось самое ужасное! Нас разоблачили!

Он опустил номер « Квотерли», который читал.

– Боже мой, в чем дело?

– Мистер Вайнхол! – сказала она, рухнув на стул.

– Как, здесь? – спросил он.

– В зале, разговаривает с Амандой. Он приехал повидать вас!

– Теперь мы все сели в лужу! – сказал сэр Гарет, принимая ситуацию с возмутительным спокойствием. – Он вас видел?

– Да, конечно, видел и, конечно, понял, что я не миссис Уэтерби. Я готова была провалиться сквозь землю, но не могла придумать, что бы сказать, и Аманда совершила роковую ошибку! Гарет, как вы можете лежать тут и смеяться?

– Дорогая, я не могу не смеяться, когда вы врываетесь ко мне с совершенно безумным видом и с этим смешным чепцом, сдвинутым на бок. Я хочу, чтобы вы его выбросили!

– Сейчас не время обсуждать мой чепец! – упрекнула она. – Аманда сказала ему, будто я – ваша другая сестра!

– Ну, это недостойно Аманды! – сказал он, качая головой. – Этого он не проглотит. Она должна придумать что-нибудь получше.

– Не вижу, как она сможет! И можете не сомневаться, еще придет Хильдебранд, понятия не имеющий, что он очень глухой, и это только ухудшит дело!

– О, Хильдебранд – глухой? – спросил он, заинтересованный.

– Да, то есть, нет, вы очень хорошо знаете, что нет! О Боже, мне надо было сказать, что я – Уэтерби! Что теперь делать? Я уверена в одном! Я ему больше не покажусь! Что вы ему скажете?

– Понятия не имею, – откровенно ответил он. – Зависит от того, что могла рассказать ему Аманда.

– Может быть, вам придется сказать правду.

– Может быть, но я сделаю все, чтобы этого избежать.

– Да, умоляю! Это такая чрезвычайно запутанная история, и боюсь, вас очень утомит, если придется все это ему объяснять. Его губы дрожали, но он серьезно ответил:

– И тогда мы можем обнаружить, что он не поверил ни единому слову.

– Да, совершенная правда! Боже мой, он идет! – закричала она, вскакивая со стула. – Я не могу и не стану встречаться с ним! Я наверняка все испорчу, сказав что-нибудь скудоумное. Вы должны понять – я это сделаю!

– Да, но признаюсь, мне ужасно хочется вас слышать, – сказал сэр Гарет с глазами, согретыми смехом.

– Как вы можете быть таким бесчувственным? Где я могу спрятаться? – спросила она, дико озираясь.

– Проскользните в свою комнату, пока он не уйдет! – посоветовал он.

– Я не могу! Лестница как раз напротив этой двери. О небо, Гарет, только послушайте! Какой будет ужас, если он умрет на лестнице! Хотя, конечно, для нас это был бы подарок судьбы. Но не следует такого желать, если, конечно, это не будет для него, бедняжки, счастливым избавлением! Мне придется спрятаться за занавеску. Ради Бога, Гарет, придумайте что-нибудь, что бы его удовлетворило! Маленькая спальня не могла похвалиться шкафом, но угол комнаты был отгорожен ситцевой занавеской. К великому удовольствию сэра Гарета, леди Эстер нырнула туда, между одеждой, как раз в тот момент, когда Чиклейд, помогавший лакею тянуть и толкать мистера Вайнхола по узкой лестнице, открыл дверь и объявил приход гостя. Сэр Гарет замечательно справился с выражением своего лица и встретил старого друга отца с самым подобающим выражением благодарности и удовольствия. Прошло несколько минут, прежде чем мистер Вайнхол, расположившийся на стуле у кровати, смог отдышаться. От усилий красные щеки его стали фиолетовыми, затем постепенно цвет смягчился. Махнув рукой, он выставил своего заботливого помощника из комнаты и сказал:

– Гари! Ну, клянусь Юпитером! Прошло, должно быть, лет двенадцать с тех пор, как я последний раз тебя видел. Как поживаешь, мальчик мой дорогой? Я слышал, не в лучшей форме. Как это случилось, что ты сломал руку? Боже, я узнал бы тебя где угодно. Он едва дал сэру Гарету ответить подобающим образом, прежде чем продолжил, доверительно понизив голос:

– Я рад, что здесь нет этой молодой дамы, ведь я бы не нашел, что ей сказать, клянусь честью, не нашел бы. Ни за что на свете не стал бы ее смущать, надеюсь, ты понимаешь!

– Я абсолютно в этом уверен, сэр, – сказал сэр Гарет, прощупывая почву.

– Да, это было не слишком галантное поведение, и я мог видеть, что она смущена. Ну, не удивительно, ведь я все время спотыкался, а дочка Трикси сказала мне, что она дьявольски чувствительна!

– У нее очень много чувствительности! – осторожно согласился сэр Гарет.

– Да, осмелюсь сказать, а тут еще я, напоминая ей о ее горестном положении, как настоящий болван! Я должен был сразу понять, в чем дело, когда эта хорошенькая крошка сказала, что она твоя другая сестра, но мне это даже в голову не пришло. Как только она ушла, дочка Трикси сказала мне, и даю честное слово, Гари, я никогда так не был поражен за всю мою жизнь. Благослови Господь мою душу, я бы сказал, твой дорогой отец был последним мужчиной на земле… как, ведь даже когда он выставлялся в юношеские дни, я никогда не знал, чтобы он волочился за юбками! Да, а ведь я знал его не хуже других. Заявляю, я не могу это переварить! Я вижу, ты признал ее.

– Совсем… совсем частным образом! – произнес сэр Гарет лишь с легчайшим дрожанием голоса.

– Да, очень правильно, – кивнул мистер Вайнхол. – Твоя мать знала о ее существовании?

– К счастью, нет!

– Тоже хорошо. Ей бы не понравилось. Было бы скверным потрясением для нее, ведь она обожала твоего отца. Ну, ну, бедный Джордж, он сумел сохранить все в тайне, и ты можешь не беспокоиться, что я распространю эту историю. Да и не смог бы, даже если бы хотел, ведь я теперь редко кого-нибудь вижу. Ты знаешь, как сказать бедной девочке, что она не должна меня бояться. Это грустная история. И трогательная малышка: такое милое лицо. Вот что тебе следует сделать, Гари: найти ей респектабельного мужа.

– Я сделаю все, что в моих силах, сэр.

– Правильно: ты слишком похож на своего отца, чтобы не выполнить свой долг! Но скажи мне, мой мальчик, как у тебя дела? Как Трикси? Это такая трагедия, что Артур погиб. Он оставался минут двадцать, беспорядочно болтая о старых временах и старых знакомых; но очевидно, Аманда предупредила его, что не следует слишком долго оставаться у больного, потому что вскоре он достал часы и сказал, что ему пора. Подняться со стула без помощи он не мог, но его помощник ожидал за дверью и вошел в ответ на его сиплый зов. Схватив руку сэра Гарета и заклиная не покидать здешние места, не навестив его, он тяжеловесно удалился, и вскоре можно было слышать, как он от души ругал Чиклейда за какую-то неловкость. Леди Эстер выбралась из своего тайника, теперь уже ее чепец был совсем на боку. Сэр Гарет откинулся на подушки, наблюдая за ней, его полные смеха глаза вопрошали.