Пудра и мушка - Хейер Джорджетт - Страница 21

– А-а, Жеттан! Шпионите за хорошенькой Клеоной? Филипп обернулся. К нему подошел лорд Чарлз Фейрфакс.

– Угу, – протянул Филипп.

– Но зачем же так сурово и осуждающе? – воскликнул Фейрфакс. – Разве ничто не радует ваш взор?

Губы Филиппа искривились.

– Я лишился дара речи, – с иронией ответил он.

– Как и все мы. Она восхитительна, не правда ли?

– Чертовски! – согласился Филипп. Он увидел, что кавалер уже провожает Клеону к стулу. – Вы согласитесь меня представить?

– Что? Тем самым безнадежно разрушить все мои шансы? Мы наслышаны о вашей убийственной популярности среди женщин!

– Протестую, меня гнусно оболгали! – не унимался Филипп. – Я вам буду бесконечно признателен! Представьте же!

– Но это будет против моего желания! – ответил его благодетель с плутовским видом и направился к Клеоне.

– Госпожа Клеона, вы позволите наинижайшему из ваших почитателей быть осчастливленным тенью вашей улыбки? Клеона повернула голову.

– О, кого я вижу, лорд Чарлз! Желаю вам приятного времяпрепровождения, сэр! Вас не видно почти целый вечер. Я ужасно на вас обижена, утеряю вас!

– Дорогая леди, разве можно было пробиться к вам? – взмолился Фейрфакс. – Ведь вы окружены поклонниками. Клеона негромко и счастливо рассмеялась.

– Я уверена, что вы лукавите, сэр! Вам нравится дразнить меня! – Ее взгляд перекочевал на стоящего за лордом Филиппа.

Фейрфакс подтолкнул того.

– Госпожа Клеона, разрешите представить вам человека, только что прибывшего из Парижа и совершенно онемевшего от вашей красоты. Я правильно передаю ваши слова? – Он мельком взглянул на Филиппа. – Мистер Жеттан, о котором мы все премного наслышаны!

Клеона смертельно побледнела. Она почувствовала головокружение и сильно стиснула пальцами свой веер. На какое-то мгновение ей почудилось, что она обозналась. Это не мог быть Филипп. Этот изысканнейший франт, что низко ей кланялся! Когда он заговорил, все сомнения отпали: это был именно он, Филипп! Как она могла не узнать его?

– Мадемуазель, не смею надеяться быть удостоенным чести считаться допущенным в круг ваших почитателей, – учтиво произнес он, – но я смотрел на вас и, когда вконец обезумел, лорд Чарлз сжалился надо мной, за что я ему бесконечно благодарен.

Клеона силилась что-то сказать в ответ, но как будто онемела. Она ошеломленно смотрела на него, медленно переводя взгляд с напудренных локонов его парика на усыпанные бриллиантами пряжки туфель. Филипп! Перед ней стоял Филипп!

Филипп – весь в шелках и кружевах! Филипп, напудренный и накрашенный! Усеянный драгоценными камнями и с отполированными ногтями! Ей казалось, что ей это снится. Это было немыслимо, невозможно!

– …В самых смелых своих мечтах я не надеялся увидеть вас здесь, мадемуазель! Вы тут с мадам Шартери? Я угадал?

Клеона пыталась собраться, но ее охватила непреодолимая немота.

– Н-нет, я… я тут с моей тетей, леди Малмерсток, – ответила она.

– Леди Малмерсток?.. – Филипп поднял изящным жестом свой лорнет и стал сквозь него осматривать зал. – Ах да, леди в яблочно-зеленом платье! Как же, я ее прекрасно помню.

– О.. так вы ее… знаете? – спросила Клеона, не в силах оторваться от его лица.

– Я имел счастье встретить ее несколько дней тому назад. Не вспомню только, где?..

– П-п-правда? – Клеоне все это чудилось кошмарным сном.

Филипп присел рядом.

– Вы давно уже в городе, мадемуазель? Тут все так безнадежно скучно, вы согласны со мной? – для большей убедительности он подкрепил свои слова выразительным жестом.

Возмущение начало понемногу пересиливать немоту. Как смел Филипп говорить с ней так занудно и безразлично? Словно они были абсолютно не знакомы?

– Я в Лондоне почти целый месяц, и мне здесь нисколько не скучно. Мне тут очень нравится.

Его брови очень медленно изогнулись вопросительной дугой.

– Вы меня возвращаете к жизни! – сказал Филипп, перемежая английский и французский языки. – Когда все вокруг помирают со скуки, сколь радостно встретить того, кто так непосредственно веселится! – Он посмотрел на нее с нескрываемым восхищением. – Вам, несомненно, больше к лицу веселье, чем печать уныния, что застыла на лицах других женщин.

– Клеона чувствовала, как ее все глубже и глубже затягивает этот водоворот.

– Я рада увидеть одобрение в ваших глазах, сэр. Вы недавно из Парижа?

– Около двух недель. Успел насквозь пропитаться этим проклятым туманом. Я уже было собрался обратно во Францию. Но теперь, – он отвесил учтивый поклон, – я должен благодарить судьбу, что не позволил себе этот поспешный шаг…

– Неужели? – кисло сказала Клеона. – А как вы нашли сэра Морриса?

– Я никак не могу его разыскать, – недоуменно ответил Филипп; в глубине его глаз вспыхнул озорной огонек. – Я просил его, чтобы он оказал честь посетить мой дом…

– А вам не лучше было бы лично известить его о своем приезде? – ее голос задрожал.

Филипп от неожиданности встрепенулся.

– Мадемуазель, верно, изволит шутить? В деревню? В такую погоду? – его всего передернуло.

– Понятно, – пролепетала Клеона и подумала, что он говорит правду. Она начала раздраженно ковырять каблуком пол. Филипп не отводил глаз.

– Какая изящная маленькая ножка, – мягко сказал он. Ножка молниеносно спряталась.

– Как это жестоко! Сие зрелище определенно вдохновило меня на мадригал.

– Вам нравится потешаться надо мной, сэр? – Что вы! – возмутился Филипп. – Разве вы можете служить пищей для забавы или намеком на насмешку? Вы вызываете только кристально чистый восторг и восхищение. Мой глаз, милая мадемуазель, удивительно тонко чувствует красоту, и не имеет значения, где эта красота – в лице или ножках: глаз начинает нашептывать мозгу, а там расцветает мадригал. Я полагаю, что вам их посвящают целыми сотнями? Я наслышан о ваших ослепительных победах, я чуть не умер от ревности, увидя вас наяву.

– Я вам не верю, – хихикнула Клеона.

– Не верите? Ах, если бы я только смел надеяться!

– Я вас решительно не понимаю, сэр! На что надеяться?

– Я только прошу, как милости, воздать должное вашим маленьким ножкам.

– Мистер Жеттан, я тоже прошу, чтобы вы, наконец, перестали делать из себя посмешище.

– Если обожание выглядит в ваших глазах смешно, то я должен немедленно подчиниться. Ради вашей единственной улыбки я готов на все, за исключением того, что не в моей власти.

Глаза Клеоны заблестели.

– Вы изрядно преуспели в искусстве лести, сэр.

– Что вы! В чем угодно, но только не в этом, даже когда это так необходимо, как сейчас, – Филипп широко улыбнулся.

– Вы меня удивляете, сэр! Я всегда считала Париж родиной лести.

– Поверьте, это просто клевета. Париж учит умению восхищаться.

– О-ля-ля! – Клеона тоже умела притворяться. – Вы так глубокомысленны, мистер Жеттан! Боюсь, что я не в состоянии уследить за вашей мыслью. Ведь я всего лишь недавно приехала из деревни. – Она произнесла последнюю фразу достаточно колко.

– Не может быть, – ответил он, разглядывая ее с видом искушенного человека.

– Это так же точно, как и то, что еще шесть месяцев назад вы презирали все это! – Клеона обвела веером его модное одеяние.

– Как, разве прошло всего шесть месяцев? Мне кажется, что все это как будто вообще из другой жизни… У вас такая хорошая память, мадемуазель.

– У меня? – Клеона поняла, что сделала ошибку, и поспешила ее исправить. – Не думаю, сэр. Это наш дорогой сэр Моррис напомнил мне.

Ее глаза впились в его лицо в надежде увидеть смущение. Но мистер Жеттан казался непроницаемым и продолжал невозмутимо улыбаться.

– Теперь я совершенно пропал! – вздохнул он. – Мадемуазель Клеона определенно забыла, как произошел мой отъезд? Увы, но я вижу, что это именно так.

Сердце Клеоны забилось. Ей почудились нотки обиды в его ровном и спокойном голосе.

– Моя память, навряд ли длиннее вашей, мадемуазель, но я, по-моему, ничем вам не обязан.