Облачный атлас - Митчелл Дэвид Стивен - Страница 1

1

Дэвид Митчелл

«Облачный атлас»

Хане и ее дедушке с бабушкой.

В работе над книгой существенную помощь оказали Мануэль Бери, Эмбер Берлингтон, Сузан М. С. Браун, Макникс Верпланке, Лейт Джанкшен, Дэвид Кернер, Родни Кинг, Сабина Лаказе, Дженни Митчелл, Скотт Мойерс, Иэн Монтефайор, Дэвид Де Ниф, Стив Пауэлл, Джонатан Пегг, Джон Перс, Дуглас Стюарт, Кэрол Уэлш, Анжелес Марин Чабелло, Майк Шоу, Дэвид Эбершофф.

Для написания глав Юинга и Закри было предпринято путешествие-исследование на дотацию Общества авторов. Каноническая работа Майкла Кинга о мориори, «Земля в стороне», послужила источником фактического материала по истории Чатемских островов. Некоторые сцены в письмах Роберта Фробишера черпали вдохновение в мемуарах Эрика Фенби «Делиус, каким я его знал» (1936). Персонаж по имени Вивиан Эйрс несколько вольно цитирует Ницше, а стихотворение, которое Хестер Ван Зандт читает Марго Рокер, — это «Брама» Эмерсона.

Тихоокеанский дневник Адама Юинга

Четверг, 7 ноября

На безлюдной полоске побережья за индейской деревушкой мне случилось набрести на цепочку свежих отпечатков чьих-то ног. Через гниющие бурые водоросли, заросли бамбука и приморских кокосов следы эти с неизбежностью привели меня к тому, кто их оставил, — к белому человеку в закатанных брюках и куртке, щеголявшему густой бородой и чрезмерно большой касторовой шляпой, который так яростно лопатил чайной ложкой и просеивал золистый песок, что заметил меня лишь после того, как я его окликнул с удаления в десять ярдов. Именно так я свел знакомство с доктором Генри Гузом, хирургом, некогда практиковавшим среди лондонской знати. Национальность его меня не удивила. Если где-нибудь имеется орлиное гнездо столь уединенное или островок столь удаленный, что можно не столкнуться с англичанином, то они не обозначены ни на единой из виденных мной карт.

Не потерял ли доктор чего-либо на этом унылом берегу? Не могу ли я оказать ему помощь? Доктор Гуз потряс головой, расслабил узел, которым был завязан его носовой платок, и с явной гордостью представил мне на обозрение его содержимое. «Зубы, сэр, суть эмалированные чаши Грааля, поисками которых занят ваш покорный слуга. Во дни минувшие возле этого аркадского побережья располагался банкетный зал каннибалов, да-да, где сильные насыщались слабыми. Что же до зубов, то они их выплевывали, так же как мы с вами — вишневые косточки. Но эти коренные зубы, сэр, возможно преобразовать в золото, и как же? Некий искусник с Пиккадилли, изготовляющий зубные протезы для благородного сословия, платит за то, чем некогда доводилось скрежетать человеческим существам, весьма и весьма щедро. Знаете ли, сэр, сколько можно выручить за четверть фунта?»

Я признался, что сведениями на этот счет не располагаю.

«Вот и я, сэр, не стану вас просвещать, ибо это профессиональная тайна! — Он постучал себя по носу. — Мистер Юинг, вы знакомы с ее светлостью маркизой Мейфер? Нет? Тем лучше для вас, ибо она не что иное, как труп, облаченный в платье с оборочками. Пять лет минуло с того дня, как эта старая карга опорочила мое имя, да-да, выдвинув против меня такие обвинения, из-за которых меня забаллотировали в Хирургическом обществе. — Доктор Гуз посмотрел на море. — Мои странствования начались в тот мрачный час».

Я выразил сочувствие к печальной участи доктора.

«Благодарю вас, сэр, благодарю вас, но вот эти слоновые бивни, — он потряс своим узелком, — суть не что иное, как мои ангелы мщения. Позвольте мне прояснить картину. Маркиза носит зубные протезы, изготовленные вышеупомянутым доктором. В следующий сочельник, как раз в тот момент, когда эта надушенная ослица появится на своем балу в честь послов, я, Генри Гуз, я поднимусь и объявлю всем и каждому, что хозяйка дома жует пищу клыками каннибалов! Сэр Хьюберт, это можно предсказать, тут же бросит мне вызов. «Представьте ваши доказательства, — проревет этот боров, — или же я потребую сатисфакции!» А я провозглашу: «Доказательства, сэр Хьюберт? Что ж, я собирал сам зубы вашей матери из некоей плевательницы, что на юге Тихого океана! Вот, сэр, вот некоторые из их приятелей!» — и брошу эти самые зубы в ее супницу с черепаховым супом, и тут, сэр, я получу свою сатисфакцию! Щелкоперы станут живописать смердящую баронессу в своих новостных листках, и к следующему сезону ей очень повезет, если она получит приглашение на бал в богадельне!»

Я торопливо пожелал Генри Гузу доброго дня. Мне пришло в голову, что он сбежал из Бедлама.

Пятница, 8 ноября

На примитивной верфи под моим окном продолжаются работы над утлегарем — под водительством мистера Сайкса. Мистер Уокер, владелец единственной таверны в Оушн-Бее, ведет здесь самую крупную торговлю лесом и хвастает, что долгие годы владел судостроительной верфью в Ливерпуле. (Я теперь достаточно подкован в этикете антиподов и могу себе позволить выслушивать столь явную ложь.) Мистер Сайкс сказал мне, что для починки бристольской оснастки «Пророчицы» потребуется целая неделя. Семь дней прожить отшельником в «Мушкете» показалось мне суровым приговором, однако я помню о клыках и душераздирающих завываниях бури, равно как о моряках, сброшенных за борт, и нынешнее мое несчастье кажется мне менее тяжким.

Сегодня утром я встретился на лестнице с доктором Гузом, и мы вместе позавтракали. Он пребывает на постое в «Мушкете» с середины октября, после того как приплыл сюда на бразильском торговом судне «Наморадос» с Фиджи, где практиковал в миссии. Теперь доктор ожидает прибытия сильно запаздывающего австралийского парусника «Нелли», чтобы тот доставил его в Сидней. В колонии же он будет искать место на борту какого-нибудь пассажирского судна, идущего в его родной Лондон.

Суждение мое о докторе Гузе было несправедливым и поспешным. Чтобы преуспеть в моей профессии, необходимо быть столь же циничным, как Диомед,[1] но цинизм может не позволить различить более утонченные добродетели. У доктора имеются свои странности, и он охотно выбалтывает их во всех подробностях за глоток перуанской водки «писко» (хотя всегда блюдет меру), но я смею удостоверить, что он — единственный, кроме меня, джентльмен на этой широте к востоку от Сиднея и к западу от Вальпараисо. Я мог бы даже составить для него рекомендательное письмо в Сидней Партриджам, ибо доктор Гуз и дорогой Фред сделаны из одного теста.

Поскольку унылая погода исключала всякую возможность утренней прогулки, мы ублажали друг друга разными историями, поочередно излагаемыми возле камина, где пылали торфяные брикеты и часы пролетали подобно минутам. Я пространно рассказал ему о Тильде и Джексоне, а также о своей боязни «золотой лихорадки» в Сан-Франциско. Затем разговор наш перешел на недавние мои нотариальные мытарства в Новом Южном Уэльсе, а посему — к Гиббону,[2] Мальтусу[3] и Годвину,[4] через пиявок и локомотивы. Внимательный собеседник — это то мягчительное средство, которого мне мучительно недоставало на «Пророчице», а доктор оказался истинным эрудитом. Кроме того, он располагает прекрасной армией обленившихся шахматных воинов, которым мы найдем занятие вплоть до отбытия «Пророчицы» или прибытия «Нелли».

вернуться

1

…циничным, как Диомед… — в греческой мифологии известны два Диомеда: царь Фракии, кормивший своих коней мясом захваченных чужеземцев и побежденный Гераклом, а также герой «Илиады», сын этолийского царя Тидея, фаворит Афины, антагонист Афродиты и Ареса.

вернуться

2

Гиббон, Эдуард (1737–1794) — английский историк, автор «Истории упадка и разрушения Римской империи» (1776–1788).

вернуться

3

Мальтус, Томас Роберт (1766–1834) — английский экономист, основоположник теории мальтузианства, согласно которой благосостояние населения определяется темпами роста народонаселения, которые значительно превышают темпы увеличения производства средств существования.

вернуться

4

Годвин, Уильям (1756–1836) — английский писатель и философ, автор утопического трактата «Рассуждение о политической справедливости» (1793), социально-романтического романа «Калеб Вильямс» (1794); в эссе «О народонаселении» (1820) полемизировал с Мальтусом. Муж «первой феминистки» Мэри Уолстонкрафт (1759–1797); Мэри Шелли (1797–1851), автор «Франкенштейна», — их дочь.