Окончательный диагноз - Хейли Артур - Страница 26

— Да, но вы вмешиваетесь в другие дела. Запрещаете, например, врачам курить. Это, разумеется, относится и ко мне тоже, не так ли?

— Оставляю это на ваше усмотрение, доктор Пирсон.

— Так вот что, молодой человек. — Спокойствие и выдержка молодого врача окончательно вывели из себя Пирсона. — У вас могут быть прекрасные аттестации и свои принципы и понятия о работе, но вам еще учиться и учиться, молодой человек.

Отделением руковожу я и буду еще долго руководить им, уверяю вас! Поэтому лучше сейчас решить, хотите вы работать здесь или нет!

Коулмен так и не успел ответить: в дверь кабинета постучали.

— Да! — нетерпеливо крикнул Пирсон.

Вошла девушка-секретарь и с любопытством посмотрела на них. Без сомнения, громкий голос Пирсона был слышен даже в коридоре.

— Простите, доктор Пирсон. Вам телеграммы, — сказала она, передавая Пирсону два конверта.

Когда девушка вышла, Коулмен хотел было продолжить разговор, но Пирсон уже торопливо распечатывал один из конвертов.

— Это ответы на наш запрос — консультация больной доктора Люси Грэйнджер. — В голосе его не было уже ни раздражения, ни гнева. — Мы так давно их ждем.

Коулмен понял, что неприятный разговор отложен, и молча согласился с этим. Его тоже интересовало содержание долгожданных телеграмм. Не успел Пирсон прочесть первую из них, как зазвонил телефон.

— Слушаю!

— Говорят из родильного отделения. Передаю трубку доктору Дорнбергеру.

В трубке послышался взволнованный голос Чарльза Дорнбергера:

— Джо, в чем дело? Что у вас там происходит? Моя пациентка миссис Александер на пути в больницу — преждевременные роды. А вы до сих пор не дали мне ее анализ крови. Пришлите немедленно!

— Хорошо, Чарли. — Бросив трубку на рычаг, Пирсон стал рыться в бумагах на столе. Телеграммы он протянул Коулмену:

— Читайте, что они там пишут.

Отыскав наконец нужный анализ, он вызвал по телефону Баннистера. Тот немедленно явился.

— Вы меня звали? — В голосе Баннистера все еще звучала обида.

— Звал, звал. Немедленно отнеси этот анализ доктору Дорнбергеру. У жены лаборанта Александера преждевременные роды.

— Он знает об этом? — Тон и выражение лица Баннистера мгновенно изменились.

— Иди! — нетерпеливо сказал Пирсон. Баннистер поспешно вышел.

Дэвид Коулмен едва ли видел все это, ибо пытался понять смысл двух противоречивых телеграмм, которые держал в руках.

— Ну что там пишут? — повернулся к нему Пирсон. — С ногой или без ноги останется наша больная?

“Вот где начинается и кончается патанатомия, — подумал Коулмен. — Мы всегда должны помнить, как мало, в сущности, мы знаем”.

— Доктор Коллингем из Бостона считает, что опухоль злокачественная, а по мнению доктора Эрнхарта из Нью-Йорка, она доброкачественная, — тихо произнес Коулмен.

В кабинете на мгновение воцарилась тишина. Затем Пирсон с горечью произнес:

— Два светила медицинской науки! Один говорит — да, другой — нет. — Он посмотрел на Коулмена. В голосе его не было ни прежней иронии, ни враждебности. — Итак, мой юный друг патологоанатом, доктор Люси Грэйнджер ждет нашего ответа. Она должна получить его сегодня же. И ответ должен быть окончательным. Как вам нравится, подобно судьбе, брать в свои руки жизнь человека, а? — спросил он с невеселой улыбкой.

Глава 16

На перекрестке главной улицы и улицы Свободы дежурный полицейский уже за несколько кварталов услышал вой сирены. Взмахом палочки он тут же остановил движение, и, когда появилась “скорая помощь”, перекресток был пуст, и машина беспрепятственно проследовала дальше. Пешеходы с испугом и любопытством провожали ее взглядом.

Элизабет Александер лишь смутно сознавала, что происходит вокруг. Жестокая боль отпускала ее лишь на секунду, чтобы обрушиться с новой силой, жечь и терзать ее тело. Она судорожно вцепилась в чью-то протянутую руку, чье-то лицо с жесткой короткой бородкой заботливо склонилось над ней, и голос успокаивающе произнес:

— Держитесь за меня, вам будет легче.

На мгновение Элизабет показалось, что это ее отец, но ведь отца нет, он давно умер. Когда боль немного отпустила ее, она увидела немолодого санитара и поняла, что с бешеной скоростью мчится в машине по улицам города. И тогда весь ужас свершившегося оглушил ее.

— Мой ребенок! О Боже, не дайте ему погибнуть. Нет, нет!..

В родильном отделении больницы Трех Графств доктор Дорнбергер готовился к приему роженицы. Когда старшая сестра показала ему анализ крови, только что полученный из лаборатории, старый акушер, взглянув на него, облегченно вздохнул:

— Наконец-то. Кровь резус-отрицательная. Ну что ж, хотя бы здесь можно не опасаться осложнений. Вы приготовили инкубатор?

— Да, доктор. Все готово.

В это время носилки с Элизабет Александер уже проносили по шумному коридору первого этажа к лифту.

Быстрота, спокойствие и привычная четкость действий персонала невольно успокоили Элизабет. Хотя боли не утихали, она уже почти привыкла к ним, и состояние страха и отчаяния не было таким сильным, как в первые минуты. Она понимала, что роды начались, и смирилась с неизбежным. Еще немного, и она увидит доктора Дорнбергера.

Доктор Пирсон все еще не выпускал из рук телеграмм, словно не верил тому, что в них написано.

— Злокачественная. Доброкачественная. И оба уверены в своей правоте. А мы? Мы снова там, где были, — наконец промолвил он, кладя телеграммы на стол.

— Нет, — тихо сказал Коулмен. — Мы потеряли два дня.

— Да, да! — воскликнул доктор Пирсон, в сердцах ударив кулаком по ладони. — Я и без вас это прекрасно знаю. — В голосе его была несвойственная ему растерянность. — Если опухоль злокачественная, необходимо срочно оперировать, иначе будет поздно. — Он повернулся и в упор посмотрел на Коулмена. — Больной всего девятнадцать лет, вы понимаете? Если бы ей было пятьдесят! Но в девятнадцать лет остаться без ноги!

Несмотря на отсутствие особой симпатии к доктору Пирсону и свою почти полную уверенность в том, что опухоль доброкачественная, Коулмен проникся к нему сочувствием. В этой нелегкой ситуации вся ответственность за окончательный диагноз ложилась на старого патологоанатома.

— Надо иметь мужество, чтобы в таком сложном случае взять на себя ответственность… — нерешительно начал было он, чтобы успокоить старого врача, но это было подобно зажженной спичке, брошенной в бак с бензином. Пирсон буквально взвился.

— Мне не нужны избитые, ничего не значащие фразы! Брать ответственность! А что я делаю все эти тридцать лет? В эту минуту зазвонил телефон.

— Да? — схватив трубку, резко сказал Пирсон, а затем лицо его смягчилось. — Люси, пожалуй, вам следует спуститься к нам. Я вас жду. — Положив трубку, не глядя на Коулмена, он сказал:

— Сейчас сюда придет доктор Люси Грэйнджер. Если хотите, можете остаться.

Словно не слыша этих слов, Коулмен вдруг медленно произнес, как бы повторяя вслух свои мысли:

— Пожалуй, есть еще один выход… Пирсон резко вскинул голову.

— Что?

— Рентгеновский снимок был сделан две недели назад. — Коулмен говорил все так же медленно, как бы размышляя вслух. — Если опухоль злокачественная и она растет, новый снимок покажет изменения…

Пирсон без слов взял трубку и тут же попросил соединить его с доктором Беллом, рентгенологом. Затем посмотрел на Коулмена острым, оценивающим взглядом и одобрительно произнес:

— Что-что, но мыслить вы умеете — это уже хорошо.

Джон Александер нервно погасил окурок о край пепельницы и, поднявшись с кресла, подошел к окну комнаты ожидания, шутливо именуемой “чистилищем для будущих папаш”. Двор больницы, простирающиеся за ним улицы и крыши домов, а еще дальше — длинные крыши сталеплавильных заводов тускло поблескивали от недавно прошедшего дождя. Значит, подумал Джон, за то время, что он здесь, прошел дождь, а он этого даже не заметил. Сообщение о том, что Элизабет доставлена в больницу, застало его в кухне. Туда послал его доктор Пирсон взять пробы на анализ. Сестра Строуган опять жаловалась на антисанитарию в кухне, виной чему были старые посудомоечные аппараты. Джон смотрел на серый асфальт в лужах и мокрые крыши, и никогда еще Берлингтон не казался ему таким безотрадным и унылым местом.