Вечерние новости - Хейли Артур - Страница 11

Джессика покачала головой:

— Я и на этот вопрос не могу ответить.

Разозлившись, Партридж не стал ее жалеть.

— Значит, вы хотите сказать, что здесь, в этом уютном кабинетике, вам наплевать на то, что ребята там, в джунглях, трясутся от страха, страдают, а потом — за неимением лучшего — губят себя наркотиками, становятся рабами героина?

— Ничего подобного я не говорила, — возмутилась она.

— Да нет, именно это вы и сказали. — Голос Партриджа был полон презрения. — Вы сказали, что не станете говорить о том, что прогнило и воняет и что необходимо проветрить на публике, чтобы люди знали: есть проблема и как-то надо ее решать. Ведь сюда приезжают все новые зеленые юнцы — их надо предупредить, и тогда, возможно, удастся спасти. Как вы считаете, кого вы оберегаете, леди? Уж конечно, не ребят, которые ведут бои, не тех, кто этого заслуживает. Вы называетесь сотрудником по информации. Так вот, я называю вас сотрудником по сокрытию информации.

Джессика вспыхнула. Она не привыкла, чтобы с ней так разговаривали, и глаза ее засверкали от гнева. На столе стояло хрустальное пресс-папье, и она крепко вцепилась в него. На секунду Партриджу показалось, что она сейчас швырнет пресс-папье ему в голову, и он уже собрался пригнуться. Но Джессика справилась с гневом и спокойно произнесла:

— Что конкретно вы хотите знать?

Партридж постарался ответить ей так же спокойно:

— Главным образом статистику. Я знаю, что у кого-то она есть — ведется ведь учет, проведены обследования.

Жестом, который стал ему потом таким знакомым и любимым, она отбросила на спину каштановые волосы.

— Вы знаете Рекса Талбота?

— Да.

Талбот был молодым американцем, служившим вице-консулом в посольстве на улице Тонг-Нгут, в нескольких кварталах от того места, где они находились.

— Так вот, попросите его рассказать вам о проекте МАКВ, доклад Нострадамус.

Несмотря на всю свою серьезность, Партридж улыбнулся. “Интересно, — подумал он, — кто мог придумать такое название?”

— Вам не обязательно говорить Рексу, что это я послала вас, — продолжала Джессика. — Пусть думает, что вы об этом знаете…

— …немного больше, чем на самом деле, — закончил он за нее. — Это старый журналистский трюк.

— Того же рода, что вы сейчас использовали со мной.

— Вроде, — с улыбкой признался он.

— Я сразу это поняла, — сказала Джессика. — Я просто не стала к вам придираться.

— А вы не такая бессердечная, как я думал, — сказал он ей. — Не хотите поподробнее поговорить на эту тему сегодня за ужином?

К собственному удивлению, Джессика приняла приглашение. А когда они встретились, то обнаружили, что получают удовольствие от общества друг друга, и за этой встречей последовало много других. Правда, на удивление долго их встречи не выходили за те рамки, которые, со свойственной ей прямотой, с самого начала поставила Джессика.

— Я хочу, чтобы вы поняли, что, как бы люди здесь себя ни вели, я — не легкая добыча. Если я ложусь с кем-то в постель, то лишь с человеком, который много значит для меня, а я — для него, так что не говорите, будто я вас не предупредила.

Из-за поездок Партриджа в разные районы Вьетнама они, случалось, подолгу не виделись.

Но неизбежно настал момент, когда желание возобладало над обоими.

Они ужинали в “Каравелле”, где жил Партридж. После ужина в саду отеля, мирном оазисе среди раздираемого противоречиями Сайгона, Партридж обнял Джессику, и она прильнула к нему. Поцелуй был жарким, требовательным, и Партридж почувствовал сквозь тонкое платье Джессики, что она вся горит. Годы спустя он будет вспоминать этот момент как одну из тех редких, волшебных минут, когда все проблемы и заботы — Вьетнам, мерзость войны, неуверенность в будущем, — казалось, отошли на задний план, и было лишь настоящее и они сами. Он спросил ее тихо:

— Пойдем ко мне?

Джессика кивнула в знак согласия.

Наверху, у себя в номере, освещенном лишь светом с улицы, он, не выпуская Джессику из объятий, раздел ее, и она помогала ему.

Он овладел ею, и у нее вырвалось:

— Ох, как же я тебя люблю!

Потом Партридж так и не мог припомнить, сказал ли, что тоже любит ее. Но он знал, что любил ее в ту минуту и всегда будет любить.

Растрогало Партриджа и то, что Джессика оказалась девственницей. И потом, продолжая любить друг друга, они находили такую же радость в физическом общении, как и во всем, что связывало их.

В другое время и в другом месте они быстро поженились бы. Джессике хотелось выйти замуж; ей хотелось иметь детей. Но Партридж — по причинам, о которых он потом сожалел, — воздерживался делать ей предложение. У него уже был неудачный брак в Канаде, и он знал, что браки телекорреспондентов часто кончаются крахом. Корреспонденты теленовостей ведут кочевой образ жизни, они могут не бывать дома по двести дней в году, а то и больше, они не привыкли выполнять семейные обязанности и встречают на своем пути такие соблазны по части секса, которым лишь немногие в силах противостоять. В результате супруги очень часто отдаляются друг от друга — как интеллектуально, так и сексуально. И, возобновляя семейную жизнь после долгих перерывов, встречаются как чужие.

Ну а ко всему этому добавлялся Вьетнам. Партридж знал, что рискует жизнью всякий раз, как уезжает из Сайгона, и хотя до сих пор ему везло — везение может ведь когда-то и кончиться. Поэтому было бы нечестно, рассуждал он, взваливать на кого-либо — в данном случае на Джессику — бремя постоянных волнений и возможность страданий потом.

Однажды утром после ночи, проведенной вместе, он сказал об этом Джессике, и, надо признать, не в самый удачный момент. Джессика была потрясена и обижена этой, как ей показалось, ребячливой уловкой со стороны человека, которому она доверилась полностью. И она холодно заявила Партриджу, что на этом их отношения кончаются.

Лишь много позже Джессика поняла, как не правильно истолковала то, что на самом деле было продиктовано добротой и заботой о ней. А Партридж через несколько часов уехал из Сайгона — как раз тогда он отправился в Камбоджу — и отсутствовал месяц.

Кроуфорд Слоун несколько раз встречался с Джессикой, когда она была в обществе Партриджа, и видел ее в здании Информационного агентства США, когда заглядывал туда по делам. И всякий раз его тянуло к Джессике, и ему хотелось ближе с ней познакомиться. Но зная, что она девушка Партриджа, и будучи щепетильным в такого рода делах, он никогда не предлагал ей встретиться, как это часто делали другие.

Однако, узнав от самой Джессики, что они с Партриджем расстались, Слоун тотчас пригласил ее поужинать. Она согласилась, и они стали встречаться. Две недели спустя Слоун признался, что уже давно любит ее, а теперь, узнав ближе, вообще стал боготворить, и сделал ей предложение.

Джессика, никак этого не ожидавшая, попросила время подумать.

В ее душе царил полный хаос. Она страстно и безоглядно любила Гарри. Она ни разу еще не была так увлечена мужчиной и сомневалась, что такое может повториться. Инстинкт подсказывал ей, что такое чувство бывает лишь раз в жизни. И она продолжала его любить — Джессика была в этом уверена. Даже и теперь она отчаянно по нему скучала — вернись он и предложи ей замужество; она скорее всего сказала бы “да”. Но Гарри явно не собирался это делать. Он отверг ее, и чувство горечи и злости засело в Джессике. Некий голос в ней кричал: “…Покажи ему! Пусть знает!”

А с другой стороны, появился Кроуф. И Джессике нравился Кроуфорд Слоун… Но и только!.. Он был ей, безусловно, приятен. Добрый и мягкий, любящий, интеллигентный — ей было интересно с ним. И на Кроуфа можно было положиться.

Он был — Джессика не могла этого не признать — человек надежный, чего про Гарри, при всем его обаянии, сказать было нельзя. С которым же из них лучше прожить вместе жизнь — а именно так понимала Джессика брак: жизнь яркую, но полную волнений или же надежную и прочную? Ей трудно было на это ответить.