В мире животиков. Детская книга для взрослых, взрослая книга для детей - Лукьянова Ирина - Страница 46

46

В кают-компании на столе стояло хрустальное дерево, последний привет ушедшего под воду острова.

— По справедливости, — просипел капитан, простудившийся во время вчерашней прогулки, — это дерево надо отдать Саньку, потому что сережку он потерял.

— Санек одну сережку потерял, пусть одну и берет, — возразил боцман Михалыч.

— По справедливости, — сказал вдруг Санек, — вообще надо Ильку и Федю спросить.

Федя вышел вперед, очень гордый тем, что его мнением кто-то интересуется, и Илька испугалась, что он сморозит глупость. Но боялась она напрасно.

— Пусть каждый берет ровно столько, сколько надо, — постановил Федя. — Маме сережки, сестренкам, у кого сколько, девчонкам там… У кого зверюша, берите по паре, у кого зверка — по две. Несправедливо, конечно, но что делать: они, зверки, такие. Дочкам тоже берите, у кого есть, и внучкам, конечно.

Михалыч, расстроенно смотревший в пол, оживился и поднял глаза.

— А этим, как их… невесткам… можно? — спросил он, прикинув на пальцах и отложив, судя по всему, три пары.

— Можно и невесткам, — махнул рукой Федя. — Только пусть каждый посчитает, кому сколько надо, со всеми племянницами и кузинами, и лишнего не брать. А если кто забудет, так тому потом Санек отдаст. Они же новые нарастут. А Санек пусть возьмет все дерево. Только можно я тоже для мамы возьму? Ой, и сестренке… И для Ильки… Кстати, а где Илька?

А Илька тем временем стояла на корме, глядя на белые водяные кудри, уходящие в темноту, и пела колыбельную тринадцати голубым мотылькам, засыпающим на сгибе ее левой лапы.

Любовная песнь зверька

Иногда, сильно стосковавшись по зверюше и убедившись, что никто его не слышит, зверек принимается петь Любовную Песнь. Будучи страшно стеснителен, он особенно заботится о том, чтобы ни одна, даже самая маленькая зверюша не оказалась в этот момент рядом. Потому что тогда все эти глупые девчонки увидят зверьковую слабость, неприличную мягкость и отвратительную сентиментальность. Стоя на пыльной дороге посреди родного города и ковыряя босой задней лапой сухую землю, зверек сначала тихо, а потом все громче начинает петь свою песню, слушать которую невозможно без слез.

При передаче ее человеческим языком приходится, конечно, опустить множество деталей, нюансов и обертонов. Дело в том, что зверек не столько поет, сколько воет, и ритм его песенки создается чередованием длинных подвывов с короткими. Разумеется, ни о каких рифмах или размерах не может быть и речи, но их в избытке компенсирует страсть. Так что наш бедный перевод с его сменой длинных и коротких строк дает лишь самое приблизительное представление об истинной Любовной Песни Зверька.

ЛЮБОВНАЯ ПЕСНЬ ЗВЕРЬКАО зверюша, толстая, белая и пушистая,С ушами,С бантиком на макушке, кисточкой на хвосте,В усах,В передничке, с веничком, с совком, с поварешкой,Или без,Зову тебя, призываю тебя изо всех сил:Иди сюда!Я здесь стою один, никому на фиг не нужный,В штанах,Некормленый, непоеный, с невычесанными репьями,Но это бы тьфу,Без заботы, без ласки, без чьего-либо участияИ любви,Стою тут, блин, как прямо, блин, я не знаю,Вообще!О зверюша, белая и пушистая, а ты в это времяВ кругуСемьи, друзей и близких знакомых, тоже пушистых —Скоты!—Готовишь вкусные лепешки, сладкие оладушки, душистые плюшки,Картошку фри,А я стою один, и ни одна тварь не предложитПожрать!Но это все ерунда, потому что еда не главное,А главное то,Что я томлюсь по твоим глазам, усам и лапам,И ушам,По любви, состраданию, терпению, умилениюИ кисточке на хвосте,И если ты не придешь, то я возьму и сдохнуПрям щас!

Зверюша, которая издалека слышит эти ужасные завывания (лишенные, конечно, всякого намека на мелодичность и благозвучность), прибегает немедленно. Потому что она и так уже шла к зверьку с корзиночкой масла или пирожков с черешней, но тут припускается во весь дух.

— Зверек! — кричит она, раскрасневшись от бега, волнения и — что греха таить — удовольствия. — Зверек, я здесь! Я уже!

— Т-ты!.. — оцепенев от смущения и негодования, отвечает ей зверек, весь красный. — Т-ты слышала, что ли?

— Ну да, — хлопает глазами зверюша. — Ты же меня зовешь!

— Я никого не зову! — кричит зверек, которого застали за таким незверьковым занятием. — Девчонка! Дура! Это я так, для себя… стих учу, вот! Это вовсе и не я придумал! И вообще я не к тебе обращаюсь! Попеть уже нельзя, честное слово… Тут же сбегаются какие-то… с ушами… Иди вообще отсюда, если хочешь знать! — И, выпалив эту несвязную тираду, убегает к себе.

Зверюша, конечно, пускает поначалу обиженную слезу, но уже по пути обратно в зверюшливый городок настроение ее резко улучшается. Зверюши ведь, в сущности, весьма умные и сметливые существа.

Сказка о воздушных шариках

Один зверек, звали его Антошка, гулял себе по городу, беспечно заложив лапы в карманы. Делать ему было нечего, погода стояла прекрасная, теплая, золотистая. В такую погоду зверьки и зверюши вообще редко сидят дома: зверюши трудятся, не покладая лап, а то еще гуляют со зверюшатами, катаются на велосипедах и играют в бадминтон. Зверьки сидят на крылечках, почитывают журналы, режутся в домино. Маленькие зверьки с визгом носятся по городу, карабкаются по пожарным лестницам, обследуют подвалы, чердаки и заброшенные дома и бегают на речку купаться.

Антошка был еще недостаточно стар, чтобы играть в домино, но уже не так молод, чтобы палить во дворе костер и лазить по чердакам. Поэтому он просто гулял с независимым видом, держа руки в карманах и потихоньку перебирая лежащие там важные нужности, и думал о том, не пойти ли купаться и как хорошо быть капитаном дальнего плаванья.

Навстречу ему шестеро юных зверьков катили по земле здоровенный баллон и возбужденно пищали, как какие-нибудь зверюши-детсадовки. Антошка удивился, отчего это зверьки, всегда хрипловато-басовитые, так дикообразно пищат, но не успел. Зверьки остановились и робко, но довольно нагло (так умеют разговаривать только молодые зверьки) спросили, не знает ли он, что это такое. И открыли на баллоне кран, откуда с шипением полез какой-то газ.

— Закройте, закройте! — закричал Антошка, испугавшись, что газ ядовитый и сейчас рядом с баллоном будут лежать семь симпатичных зверьковых трупов.

Потом он понюхал воздух над баллоном — ничем не пахло. Он осторожно приоткрыл краник посильнее и снова понюхал. Не пахло. Антошка прислушался к себе, ища признаки острого отравления. Признаков не было.

— Бросьте вы его, от греха подальше, — посоветовал он и сам удивился, до чего пискляво это вышло.

Как назло, мимо шла небольшая зверюша цвета кофе с молоком — естественно, с ужасно деловитым видом. Она собиралась навестить приятеля-зверька, который на днях объелся мороженого и теперь сидел дома. Антошка очень не хотел позориться перед зверюшей, так что не стал ей ничего пищать, а только махнул лапой: проходи, мол. Зверюша поняла совсем наоборот и подошла поближе.