Гарон - Витич Райдо - Страница 66

— Все это для тебя.

— Немного? — Яна хмуро перебирала нитку жемчуга. — А где моя сестра?

— Забудь. Она женою стала.

— Купилась? На это? — показала на драгоценности.

— Нет, не за золото — любя.

— Любя?! Она девчонка: наивна и глупа!… Постой! В того, кто ее украл?!

— Да, еще дома полюбила.

— Не верю.

— А чему вообще?…

— Я хочу ее увидеть, услышать лично от нее, что, правда, влюблена, жива, здорова и благополучна.

— Условие? — взгляд Геустиса острым стал.

— Условие чего?

— Союза.

— С тобой?

— Да.

— А ты упрям.

— Так что? Давай-ка здесь, сейчас мы заключим с тобою соглашенье. Мне — ты, а я тебе в замен… Перечисляй, я все приму.

— И сделаешь?

— Обещаю.

— Домой хочу.

— Исключено.

— Тогда оставь меня.

— И это тоже. Могу лишь время дать — подумать.

— Я в плену?

— Почти. С той разницей, что не рабыня ты, а госпожа. Что хочешь — прикажи, любой исполнит. Но бежать не надо. И бесполезно — здесь повсюду — я. Найду мгновенно и верну обратно.

— Посмотрим…

— Ты не поняла. Здесь каждый камень — я, и слуг моих отряды. Мне только щелкни пальцем — обратно приведут тебя. Со мной бороться, что сражаться с солнцем.

— Нет тупиков, а выбор есть всегда.

— Ты думаешь, как эльф, то кровь Авилорна, но ты не он, ты — человек. Что эльф тебе? Зачем он нужен? Подумай — выгода какая и власть — хозяйкой ада стать! Любимой, — заглянул в глаза и голос мягким стал. И руки, словно бархат, по шее провели, плечам. — Ты получишь все, и только укажи: кого, куда, когда, я сделаю. Отомстить? Любому.

— Ненужно, этим я сыта.

— Тогда, чего ты хочешь?

— Солнца с неба.

— Я не шучу.

— Тогда верни Авилорна к жизни. И помоги ему домой вернуться.

— Вот это не могу. Здесь каждому своя дорога.

— А что тогда ты можешь?

— Что угодно, то, что касается тебя или меня, — и обнял, зашептав. — Я все равно тебя женою назову. И не мечтай противиться мне — глупо. Ты лучше о цене подумай, назови…. А, впрочем, я не тороплю. Здесь времени нет, бери его сколько тебе угодно. Я понимаю, нужно присмотреться. Обвыкнуться и кое-что понять. Ну, что ж, я буду только рад занять тебя ознакомленьем с той вотчиной, что скоро твоею станет. И, конечно же, должна ты ближе познакомиться со мной. Понять, что мы с тобой одно, и больше схожи, чем ты с эльфом. Он слишком вялый для тебя. Он… Как ты говорила? А! Инфантильный.

— Я говорила сгоряча, не думая.

— Но ты была права…

— Нет.

— Нет? Ничего, ты его забудешь. Немного погрустишь, и все пройдет.

Девушка не стала просить: и не хотелось ей, и не моглось. И глядя в глаза гарона, думала: был бы жив Авилорн, она бы попросила дунуть ей в лицо и с удовольствием заснула, а проснулась, как обычно, когда все трудности остались позади.

А если сделать шаг назад? Ведь это ад! И пленку открутить на пару кадров — пусть в полынью опять, иль к змеям, Дзамуранчахтачантре. И сделала.

Гарон же не пошевелился и делал вид, что занят изучением монет. Но мир не изменился и не исчез.

Еще два шага. Пусто. Бесполезно.

— Ты вне законов, ты не гость, — спокойно пояснил Геустис. — И правила теперь другие.

— Какие?

— А их нет. Но для тебя, — и добавил, поясняя взглядом. — Пока я рядом.

Девушка вздохнула и покачнулась — кончен бег. Финал не радостный, а как хотелось ей преодолеть весь путь и не одной, а с Авилорном, обнять Альбину, отругать и за прогулку в местах опасных попенять, потом вернуться… И многое еще чего хотелось, но не сбылось и, вроде, кануло в небытие: месть Дзамуранчахтачантре, Аморисорну, горринам, кому-то там еще. Пустое — ничего не надо. Кроме одного — не должен был страдать невинный. Не справедливо, а без справедливости и цели нет и жизнь пуста.

— Я хочу, что б Авилорн был жив.

Геустис прошелся, в раздумьях глядя на золото и сундуки:

— А если соглашусь?

— Тогда и я подумаю.

— Что же, решено.

Кто сказал, что это ад?

А впрочем — он, но как изыскан?

Милейшие слуги, красивые лица, влюбленные взгляды, идеальные тела. Парча и бархат, жемчуг, золото, и обстановка, падишаху в пору. Дворец извит и бесконечен, прекрасен как внутри, так и снаружи, весь из золота и до верху набит произведеньями искусства. А в парке бродят диковинные животные и ластятся, у ног девушки ложатся от тигров, до пантер. Растут цветы, деревья плодоносят. И чистота, и тишина, приятный глазу интерьер. Все мирно, сладко. Любые исполняются мечты. А Геустис забавен и, казалось, правда, он влюблен. Недавно Яна дождик захотела и получила в тот же миг. Грозу? Она разверзла небо. Море? Пожалуйста. Луну?…

Но не верит Яна в благополучие и мыслей чистоту, и совершенно ровно ей влюблен ли Геустис или хитрит. В прогулке по полям и паркам она выглядывала выход, искала что-то не подвластное уму. Улыбаясь слугам, мальчикам, что как конфетки — один другого лучше и смотрят в рот ей, и наперебой стремятся угодить, она, всего лишь, изучала их слабость, брешь искала, выход, испытывала и лукавила, понять пытаясь цель их игр. Гароны, на колено перед ней вставая, не вызывали ничего: ни гордости, ни повышенного самомненья, и власть ей не нужна была, и драгоценности не радовали душу, и все равно — на речи льстивые, заманчивые предложенья, и обожанье, и презенты.

Она не умерла, но словно бы застыла в ожидании, а вот чего — сама не знала. Что-то не давалось ей, зудело в сфере интуитивного. Авилорн? Она глазами собственными видела, как он упал, и по всем определеньям быть должен мертв — меч прошил его насквозь, через лопатку в сердце. Но на душе нет ни печали, в памяти забвенья, и такое чувство, что он не умер, а исчез. И жив, и где-то рядом.

Геустис кружил по зале, искоса поглядывая на Яну, и будто ждал чего.

`Странно. Я жду и он. Чего? Нет, не того, чего просит, другое здесь'.

— Смотрю, ты ничему не рада, — гарон перестал мерить шагами залу и встал напротив девушки.

— Винограду.

— А, что еще желаешь?

— Давайте поговорим на чистоту, — и отодвинула двухъярусную вазу.

— Угу, — он сел и завладел ее рукой. Девушка поморщилась, но промолчала: к чему противиться, не убыло же оттого, что прикоснулся он. К тому же рыкни — может и взорваться, и перестанет милого и мягкого изображать. Вот тоже, не надоело бедному столь несуразную и не подходящую ему роль играть? Видно, что с трудом уже натягивает улыбку и взгляд все строже и пытливей, маска на лице хоть и мила еще, но тяжела и стынет. Не терпится ему решить, а Яна не спешит, специально тянет и ждет когда сорвется он, лицо свое родное обнажит и скажет правду — то, что ему надо. Она? Бред. Нужна не больше, чем он ей.

И Яна поняла, что ей не нравилось потому, что не имело объяснений: не в плену она, а словно бы в гостях, и не у влюбленного Дон Жуана, а у отца или брата, родственника.

— Я жду.

— Ты тоже? — пытливо посмотрела на Геустиса.

— Ты играешь.

— С огнем?

— Со мной.

— А это хуже?

— Я терпелив, но не безгранично.

— Намек? Торопишь или торопишься? Ты многое не сделал.

— Что, например? Готова выдвинуть условия?

— Да.

— Излагай.

— Хочу встретиться с сестрой.

— Исключено. Я говорил.

— С вашим императором.

— Ответ все тот же.

— Прекрасно, тогда и мой вам, отгадать несложно.

Геустис рассмеялся:

— Меня решила обмануть?

— Сложно это сделать.

— Но ты пытаешься, и пока удается.

— Послушай Великий маг, тебе не надоело? Мне лично — да.

— Ты все еще в печали. Давай-ка развлеку, — и встал. Обнял, нежно так, что Яна удивилась и замерла — не доводилось ей встречаться с нежностью такой.

— А как же Авилорн? — на Геустиса покосилась.

— Эльф и сестра. Мы с ними постоянно. Как будто вчетвером, а не вдвоем.

— Ты обещал.

— А ты не обещала.

— Понятно, ждешь, когда я `да' скажу. Тогда и эльфа оживишь?