Синдром синей бороды - Витич Райдо - Страница 88

Маша качнула головой, не поверив:

— Ерунда. Она не могла знать. Зачем вы лжете?

— Не поверишь, но сегодня я говорю лишь правду.

Маша отшатнулась:

— Нет, — как стыдно! Как отвратительно, унизительно… больно! — Постойте, как такое может быть? Вы совсем запутали меня. Я хотела разобраться, хоть что-то понять, а в итоге лишь еще больше запуталась. Лика не была любовницей отца, а я ее… а теперь она с вами? Да как же может быть? Как она могла знать обо мне? Я не верю….Что-то нет так, вы что-то скрыли. Да вы не сказали, почему держите зло на родителей!

— Спроси у них.

— Нет, я спрашиваю у вас!

— Я еще в начале разговора спросил тебя, знаешь ли ты своих родителей? Все ли ты знаешь о них?

— Все. Знала, знаю.

— Тогда мне нечем тебя удивить, — пожал плечами Вадим. — Мне пора. До свидания, Маша.

— Постойте! — преградила ему путь. — Вы сказали не любовница. Тогда кто?!

Вадим отвел взгляд и, обойдя девушку, пошел к машине. Маша не отставала, и все пыталась остановить мужчину:

— Вы не можете просто уйти.

— Уже ухожу.

— Это жестоко!

`Наоборот', - покосился на ее расстроенное личико.

— Скажите, что вы знаете?! — умоляла Маша.

— Зачем? Ты умная девочка, сложи все сама. Два и два что в математике, что в жизни — четыре.

— Не надо говорить загадками, нечестно. Вы сами сказали `а', скажите и `б'!

— Д! — бросил, подходя к машине, нажал кнопку отключения сигнализации.

— Что `д'?! — разнервничалась Маша, понимая, что сейчас Вадим уедет и она так ничего и не узнает, никогда. Как возможно больше никогда не увидит его. И решительно встала у авто, заслоняя собой дверцу. Вадим поморщился и без церемоний отодвинул девушку. Открыл дверцу и сел за руль. Девушка сникла, совершенно расстроившись:

— Мы еще встретимся?

— Жизнь длинная, — пожал плечами Вадим. Захлопнул дверцу и уехал.

А Маша так и осталась стоять с тоской глядя на удаляющийся проше.

Всю дорогу домой девушка билась над загадкой. Зашла в квартиру. Слова не сказав родителям, прошла в свою комнату, хлопнула дверью. Оглядела интерьер:

- `Д', что за `д'? Дебилка? Диван, Даун, дерево? Друг? Какой друг? Отцу сорок шесть, Лике двадцать три! Дружба? Миф! Мужчина и женщина не могут быть просто друзьями.

Взгляд пробежал по куклам на полках: глупые игрушки, зачем вы здесь? Чтоб показать умственный уровень развития хозяйки? Детство! Девочка. Девушка!

Маша вытащила пакет из ящика стола и принялась скидывать в него с полок игрушки. Сунула в шкаф, задвинула дверцу и уставилась на свое отражение в зеркале: как она удивительно похожа на отца… Да, что удивительного?

— Дочь.

И замерла, от догадки по спине мурашки побежали: дочь?!

Вгляделась в свое отражение, мысленно представляя Лику, отца и примеряя их к себе: нос, губы, глаза, фигура, манеры. Нет, не похожи, но и похожи с Вадимом! Черные глаза, черные волосы… Бред! Мало ли людей с одинаковым цветом глаз и волос! Все братья, сестры?

Но если нет, то почему такое чувство, что да?!

Да нет же! Вадим встречается с Ликой зная, что она его племянница? А если не встречается, а встречался?

Девушка осела на пол: `Лика моя сестра? Я чуть не убила свою сестру?! Благодаря мне она стала ненормальной?! Нет, нет! Отец бы сказал, он бы обязательно раскрыл ее тайну, видя, что происходит. Попытался бы спасти… Не подумал, что я способна на радикальные меры? Чушь! Он видел, он понимал, но ни слова, ни сказал, ни тогда, ни потом. Значит, не дочь?

Или такой отец?! Вадим за это хотел наказать его?… А мать? За то, что знала? А знала ли?

Маша встала и пошла в гостиную за ответом.

Родители видимо сорились по обыкновению. Отец, с мрачным видом, мерил шагами помещение. Мать сидела на диване, поджав ноги и надув губы. Следила за мужчиной угрюмым, неприязненным взглядом. И оба недовольно уставились на девушку.

— Что тебе надо? — грубо спросил отец. А Маша забыла, что хотела спросить, сказать. Смотрела на мужчину и впервые не воспринимала его как родного отца. Он казался ей чужим, незнакомым.

— Лика твоя дочь? — спросила севшим голосом.

Мужчина не переспросил, не удивился, не возмутился. Он молча смотрел на Машу, и та видела по его глазам, что он пытается найти достойный ответ и не находит. И уверилась в правоте своей догадки.

— Что за глупость пришла тебе в голову? — влезла мать. Маша повернула в ее сторону голову, уставилась в холодные голубые глаза, и поняла остальное: мать знала! Поэтому спокойно реагировала на `измену' мужа, приняла Лику в доме. Держала дистанцию и уверяла всех, что девушка ненормальна не из женской ревности, а из материнской неприязни. Она ненавидела Лику! Но тщательно скрывала истинную суть ненависти, чтоб манипулировать и девчушкой и мужем. Молчала, наслаждаясь тем, что Маша изводит собственную сестру, унижала сама. Ничуть не возмущалась отношением отца к собственной дочери.

А тот сделал ее прислугой. Прислугой!

— Вы монстры, — качнула головой Маша, осознав всю низость поступков обоих. Ей стало противно до тошноты, до омерзения, что эти двое ее родители, и она их дочь! О, достойная дочь своих родителей — такая же низкая, грязная, не человек — особь!

— Не сходи с ума, — очнулся Егор и попытался разубедить девушку, видя ее состояние. — С чего ты взяла про Лику?

— А ей Вадим сказал, — догадалась Вера. — Он и не такое скажет. Я предупреждала тебя, что он враг, и тебе, Маша, говорила о его коварстве. Но вы оба словно оглохли, не слышали меня.

— Перестань, Вера, причем тут Вадим?

— А кому еще могло прийти такое в голову? Кто еще желает вбить клин меж нами, перессорить всех? Кому это по силам? Ты приблизил врага, доверился змее — вот результат! — махнула ладонью в сторону онемевшей, потрясенной дочери. — Уверена, это не конец, твой братец преподнесет тебе еще массу сюрпризов. Кстати, ты знаешь, что он соблазнял Машу? Знаешь, что и мне предлагал бросить тебя, стать его женой? Знаешь! Я говорила тебе, но ты как обычно не обратил внимания, отмахнулся!

— Не говори ерунды! — взвился Егор. — Ты всю жизнь его ненавидишь! Всю гадину эту, сестру свою Ирочку простить не можешь! Да вы с ней пара! Что она змеей была редкостной, что ты — гадюка элитная! Близнецы! Это она искалечила всех! Сломала Вадиму жизнь! Исчадие ада!

— Не смей оскорблять ни меня, ни Иру! Ни тебе ее судить! Ты сам-то кто?! Неудачник, лжец, быдло! Да если б мои родители не подобрали тебя, не подняли, ты бы так и сидел на своем заводе! Глотал пыль и грязь!

— Я и глотаю ее каждый день!…

Маша переводила взгляд с отца на мать, с матери на отца и пыталась понять: как она не видела раньше, насколько отвратительны их лица? Насколько мать и отец ненавидят друг друга и издеваются, стараясь укусить, ударить побольнее, и калечат не только себя, но и своих детей? И не замечают этого, занятые изнуряющей борьбой даже не друг с другом, а сами с собой, как не замечают Машу сейчас, занятые выяснением отношений. А дочь для них всего лишь повод, аргумент в споре.

Лика и Маша в одинаковом положении — марионетки, бездушные фигурки, рожденные для манипуляции. А еще Ярослав. Впрочем, о нем и речи нет. Он решил поступать в мореходку, и поступит, потому что всегда добивается того, что хочет. Пройдет чуть больше полгода, как он избавится от опеки родителей, вырвется из этой удушливой атмосферы. А как вырваться Маше? Что ей делать? Неужели она останется одна, здесь, среди не родных, а врагов?

Девушка развернулась и вышла не в силах больше смотреть на родителей, слушать ругань, вечную, бесконечную. Она была, есть и будет пока они вместе. А они никогда не расстанутся, потому что приговорены друг к другу как каторжник к кандалам.

Маша зашла в свою комнату, закрылась на замок и рухнула на диван.

Ее душили слезы и истерический, гомерический хохот.

Вадим открыл дверь, шагнул в квартиру и насторожился: в помещении витал густой аромат яблок и ванили, слышалось жужжание и мелодичное: ля-ля-ля.