Чудес не бывает - Витич Райдо - Страница 33

Странно, что не вздернули рядом, а может, хотели насытиться не только видом мертвеца, но и крови?…

— Странную вы завели себе подружку. Это она вам про рожки и копыта рассказывала? Забавно же вы время проводили, — ухмыльнулся Гарт, но, увидев полный скорби взгляд мальчика, потерял задор и желание насмехаться. — Прости, — бросил, искренне пожалев, что неволь разбередил рану парня. Чтобы там не было, а вести себя как свинья ему никто права не давал.

— Ничего, — тихо ответила Исвильда.

Оррик зло уставился на друга, жалея, что Гарт друг и его не придушишь за то что он причинил боль девушке.

— Больше не лезь со своими расспросами!

— Я не хотел, — с раскаяньем заверил тот, успокаивая Орри.

— Проверь лучше все ли на месте, — приказал ему Даган и Фогин послушно развернул коня.

Оррик с сочувствием посмотрел на девушку и нерешительно протянул к ней ладонь, накрыл, ее руку. Он боялся оскорбить Исвильду прикосновением, и не мог отказать себе в удовольствии почувствовать тепло ее кожи под пальцами.

— Как звали твою спасительницу? Я должен заказать молебен за ее светлую душу.

— Не знаю, Орри. Я полгода провела в горячке и не спрашивала, как зовут ту, что выхаживает меня… Я самая большая грешница.

— Не говори так. Это не правда. Ты была ребенком…

— Максимильян тоже. Ему было всего восемь лет, когда он погиб как воин, защищая свой дом!… А я бежала, — отвернулась с трудом сдерживая слезы.

— Ну, же, девочка, не плачь. Умоляю! — сжал ее руку, скорбя и сопереживая ее горю. — За каждым из нас водятся грешки и нелицеприятные поступки. Жизнь груба и грязна. Мы живем в мире, где нет святости, чему удивляться, если сами уподобляемся грязи? Но тебя это не касается, ты чиста. Как была чистым невинным ребенком, таким и осталась. Господь не зря спас тебя… Это меня нужно было забрать, — бросил глухо, каясь в своем проступке. — Твой брат просил меня присмотреть за вами, но умирал мой дед и я направился не к вам, а домой, решив позже навестить вашу семью…

— Ты выполнил долг перед близким…

— И не оправдал доверие друга.

— Долг часто раздирает нас на части.

— И приводит к трагедиям

Он хотел спросить: как все произошло? Но не стал, видя, что девушке плохо от воспоминаний. Они и ему тяжелы были, хотя он и не являлся участником тех событий. А может тем и тяжелы?

Воображение нарисовало жуткую картину, в которой маленькая Исвильда в одной рубашке задыхаясь, бежит по лесу, а за ней гонится свора наемников, для которых что человека, что лося загнать — забава…

Сколько раз он наблюдал подобные картины наяву?

И рад лишь одному — он был наемником, но играл в другие игры, служа другим Богам.

Тоже гнал как зверя по лесу, но негодяев, что пачкали свое звание преступлениями и грязными делишками, продавали свою душу и людей за золото.

Оррик никого не предал и не продал, хоть тоже получал золото, отдавая свою силу и умение королю. Но можно ли думать, что это достоинство?

— Я виноват…

И смолк, понимая, что его слова ничего не значат. И его вина, осознает он ее или нет, так же не имеет значения, потому что не воскресит убитых, не излечит раны Исвильды.

Нет, не станет он бередить душу себе и девочке пустыми извинениями и заверениями — он будет рядом, защитит ее, найдет виновных, пусть уйдет на то вся его жизнь, и накажет — это и будет признанием, пусть малым, но воздаянием за свой грех.

Господь милостив, но как коварна порой его милость к низким мерзавцам, которым он прощает грехи наравне с невинными детьми, не видя разницу меж грехом одного и другого. Индульгенция стоит золота и, по какой-то злой усмешке, не иначе сатаны, доступна лишь богачам, что порой наживались на слезах и бедах людей. И им рай?

Нет, пусть Господь гневается на Оррика, но он послужит иному закону, закону, что не знает индульгенций, не продает прощение грехов за все блага мира. Закону чести и совести, что принимает раскаянье лишь исправлением, прощает, очищая от скверны дурных помыслов и поступков.

Его совесть его простит, а Бог пусть не вмешивается, раз не вмешался в то утро, когда стая его верных хищников вырезала добрых христиан и поборников веры Божьей.

— Оррик? — позвала мужчину Исвильда. — Что с тобой?

Даган успокаивающе улыбнулся девушке — достаточно с нее волнений. Он оставит свои еретические мысли при себе. Пусть это ангел не знает грязи его мыслей, довольно с него грязи мира.

— Все хорошо. Не утомилась?

— Нет.

— Тогда прибавим ходу? Не страшно?

— С тобой? Нет.

Орри словно бальзам на сердце вылили.

После таких слов он на любой подвиг был готов.

Глава 12

Стоянку пришлось разбивать в лесу уже в темноте. Высланный вперед отряд, сообщил, что опасности нет, и Оррик разрешил спешиться. Расставил дозорных, распорядился об ужине, лично проверил округу, оставив девушку под присмотром Галиган.

Они мирно беседовали сидя под раскидистой елью и улыбались друг другу как давние и очень близкие знакомые. Ревность опять непрошенным гостем прокралась в сердце Оррика. Но смеет ли она вторгаться? Какие права у него на девушку? Опекуна, не больше. А хочется много большего.

Но что он предложит ей? Нищее существование жены наемника?

У него есть жена, будь она неладна, но если б и не было, у Оррика язык бы не повернулся предложить Исвильде руку и сердце, за которыми ничего, кроме пылкой страсти и жизни, данной лишь для одного — служить ей.

Тогда крышу разваливающего замка, в котором из охраны десяток крестьян и слепой Проспер?

А может, продать замок и земли? Родную вотчину?…

Если б дали за него достаточную сумму что обеспечила девушке безбедное существование, он бы не думая продал его.

Жаль, что он может предложить ей лишь мизер: свою верную руку, меч, умение воина и сердце, что бьется лишь для нее.

Орри любовался девушкой, радуясь, что она улыбается, а значит на душе ее сейчас спокойно и готов был простить Галиган все прежние обиды за то, что он развеселил Исвильду.

— Что происходит, Орри? — тихо спросил Гарт, подходя из-за спины. Даган вздрогнул от неожиданности, что не укрылось от глаз друга. — Ты теряешь сноровку и внимание. Это все твое увлечение.

— Нет, Гарт, это не увлечение.

— Что же? Претворение в жизнь той бредовой задумки?

— Это любовь Гарт. И против нее бессилен разум, и все доводы пусты.

— А кошель с золотом?

— Труха. Вот оно настоящее сокровище, — сказал не спуская взгляда с Исвильды, взгляда, что опустил Гарта в пучину отчаянья.

— Мне страшно за тебя, — прошептал он.

— Не стоит переживать. Теперь со мной ничего не случится, потому что у меня есть ради чего жить, к чему стремиться.

— К разводу? В родной замок?

Оррик покосился на Гарта: о чем он? Неужели не понял, не услышал, что ему говорят?

— Замок я продам, чтоб обеспечить будущее.

— Мальчишки?! У него есть родители!!…

— У него никого нет кроме меня.

Гарт задумался — это меняло дело. И хоть что-то ставило на свои места. Жалость Оррика он знал не понаслышке, бывало, последний медяк нищенке отдавал, а сам потом голодал.

Но суть в другом:

— Ты знаешь его?

— Да.

— У тебя долг перед ним или его родителями?

— И перед собой.

— А передо мной?

Орри повернулся к Гарту:

— Я был бы рад, если ты останешься с нами.

— Третьим?

— Да.

— Кому это нужно?

— Мне, прежде всего. Мне очень нужен ты, чтобы обеспечить охрану мальчику. Ты тот в ком я уверен как в себе, тот кто не предаст.

— Сдался тебе этот малец, — качнул головой Гарт, заподозрив, что дело нечисто и Орри не договаривает очень многое, но не оттого что не доверяет, а скорее не может. Либо связан клятвой, либо чего-то боится.

— Он и ты — все, что у меня есть.

— Ладно, босяк, — усмехнулся Фогин. — Прорвемся. Не привыкать.