Флора и фауна - Витич Райдо - Страница 31

Взгляд скользнул по мне, задержался на достоинствах фигуры и уже просканировал.

Улыбка стала шире ушей, глаз зашелся в нервном тике подмигивания.

Я вздохнула и опять приложилась к бутылке.

Мне было тошно от взглядов, лиц, форм пробегающей фауны и до воя, до желания кого-нибудь придушить, избить, самым садистским методом изуродовать поднималась ярость. Я не могла понять ее причины, потому что не хотела. Там, в глубине ее черноты раздавались надсадные рыдания и скорбный плач убитых мной иллюзий, веры, надежды, доброты, и мне хотелось отомстить за них, выместить свою ненависть к этому миру, в котором нет мне места хорошей, зато всем нужна плохая. Но если б они понимали, насколько опасен созданный и желанный ими монстр, они бы ужаснулись. И я хотела его выпустить, показать во всей красе, не щадя, не жалея никого и ничего.

Мне чего-то катастрофически не хватало, очень важного, нужного, сильнее воздуха. И никто не желал мне этого не то, что дать, намекнуть, где взять — хотя бы сказать, чего мне не хватает. Я чувствовала себя ущербной из-за отсутствия этого «чего-то», что усиливало раздражение, доводя его до внутреннего невыносимого зуда и бурлящего желания выплеснуться, сорваться на кого угодно под соусом любой причины. Их всегда много и всегда можно найти — это не лица, те же маски, изуродованные своей ущербностью души, которые тщательно скрывают истину, хоть и точно знают ее.

Жизнь моя надоела мне до чертиков, до умопомешательства, но я не могла ее изменить. Как не хотела умирать, потому что боялась пропустить нечто важное, единственно нужное мне, ради чего жила, терпела столько лет. Надежда, глупая игрушка в руках таких же кретинов, как я, еще увлекала меня, еще теплилась где-то на горизонте сознания… и сливалась с яростью.

Моя ненависть копилась годами и ширилась, готовясь на выход, и все реже у меня получалось ее сдержать, проконтролировать, и все меньше я хотела этого.

Сейчас я напоминала себе канистру с бензином-текилой, к которой поднеси спичку-причину и рванет, разметает эту толпу, шокирует до замешательства.

"Запал" пришел сам — тот «мачо».

— Скучаешь, красивая? — уселся вальяжно рядом, раскинув верхние лапки от начала скамейки до конца, и, понятно, преимущественно по моим плечам. Я отпила текилы и мысленно усмехнулась: ясно, передо мной попугай: "гляжусь в себя, как в зеркало, до головокружения, и вижу я".

— Где свою подружку оставил?

— Какую?… А-а, — махнул ладонью, презрительно скривившись. — Пятиминутное увлечение, не больше.

— А ты мечтаешь о великой и светлой любви. К себе. И навеки.

Парень пропустил мою ремарку мимо ушей:

— Меня Володя зовут, а тебя?

— Фани Каплан.

— Супер имечко, — оценил он, повесив на мое плечо свою ручищу. — Предлагаю культурную программу…

Угу, бутылку пива на двоих, порнофильм и кроличий секс до утра.

Гурман!

Моя ярость клацнула челюстями, радуясь знатной дичи.

Я улыбнулась так, что любой обремененный интеллектом зверек понял бы, что лучше уйти, но эта птица, видно, поражения своему обаянию и оперению не знала, потому ничего не заметила

— … прогуляемся, возьмем что-нибудь пожевать и выпить, посидим у меня. Я здесь на набережной живу. Вид из окна, закачаешься.

— Верю, — кивнула. И даже знаю, что возьмем, чтоб проще было обозревать пейзаж: Лешу. Мальчик уже замаячил в конце аллеи, бодро двигаясь в мою сторону.

Замечательно, давно я не развлекалась, стравливая двух самцов за призовой взмах ресниц. Вперед, мальчики, рога на изготовку, копыта в стойку! — и приложилась к бутылке, допив последнее. Вот теперь я готова к рандеву и дивной цирковой программе до полного удовлетворения. Текиловый крен сознания соответствует принятым градусам… внутреннего кипения.

— Пошли? — щедро улыбнулся мне Вова, водрузив ладонь на колено.

— Сейчас, Леху дождемся.

— Кого? — малость увял в улыбке.

— Лешеньку. Он с горячим приветом из ларька идет.

— Может… пусть мимо и идет.

— Не-е, он щедрый, мало будет, еще сбегает, — хохотнула.

Попугай переварил аргумент, увидев парня, застывшего у скамейки с бутылкой коньяка. Разорился малыш. Видно, неслабо я ему приглянулась.

— Лешенька, познакомься — это Вова, — пропела, поднимаясь и выражая буйную радость опьяневшей и оттого глупой девицы. — Он пригласил нас полюбоваться вечерним пейзажем из окон его квартиры. Пойдем? — цапнула бутылку из руки, преданно заглянув в наливающиеся кровью глазки юноши. Конечно, пойло с коньячной наклейкой после текилы радость так себе, но в предвкушении развлечения я бы и чачу кефиром запила. — Ну, что вы, мальчики? Идем или нет? — капризно надула губки, прижавшись к Леше, но глядя томно на Вову. Тот криво ухмыльнулся и поднялся:

— Договоримся, старик, — бросил парню. Тот мялся, но близость моего тела манила и, еще не решив, как поступить, он все же поплелся за мной, как только «мачо», обняв меня за талию, повел к выходу из парка.

— Леша! — поманила пальчиком, взяла за руку, как малыша. — Ты такой красивый в профиль! — Мальчик расправил плечи и с превосходством глянул на Вову.

— А я? — спросил тот.

— А ты в фас! Вы такие классные! — взвизгнув, обняла обоих за плечи, повиснув на них. Меня мигом вынесли за ограду парка. За ней начиналась набережная, по кривизне пьяного сознания показавшаяся мне почти Венецианской.

— А-а-а, — оттолкнула сопровождающих и рванула к мосту, вспрыгнула на перила ограды, желая свистнуть гондольера, но опомнилась и лишь крикнула:

— Кто за мной, тот герой!

— Эй, свалишься! — забеспокоился Володя. Я засмеялась: мной двигали тоска и отчаянье, горечь и обида. В таком состоянии я не могла упасть одна — только лишь увлекая за собой других. Так уж устроен человек — «тонуть» одному ему не с руки.

Остановилась на квадрате цементного столбика и оглянулась — Алексей пытался влезть на парапет за мной, но испугался в последнюю минуту, а Вова и не пытался заняться смертельно опасной акробатикой. Постарше зверек, умнее, опытнее. Трусливее.

— Рисковая, — с долей зависти и восхищения сказал Леша.

Глупый, я не рисковая, я отчаявшаяся, запутавшаяся, замучившаяся.

Злая. Презирающая весь мир и себя. В нем все настолько ясно и предсказуемо, что от этого холодно и неинтересно жить, к чему-то стремиться. Например, сейчас ставлю на кон свою никчемную жизнь, Володя снимет меня с парапета и на руках потащит в свое гнездо, Леша поплетется следом, так и не решив изобразить благородного рыцаря по спасению загулявших дам или присоединиться к собрату по взятию несопротивляющейся крепости. Для вида попыхтит, кинет пару патетических фраз и… сдастся на милость желания повзрослеть, став "не мальчиком, но мужем".

Так и случилось: Володя стащил меня с ограды и понес в подворотню. Потом перекидывался вполне понятными фразами с Лешей, поднимаясь на этаж, и распахнул перед нами дверь в вполне уютное жилище. Включил музыку и, разрешив мне познакомиться с интерьером и пейзажем под окнами, отвел Алексея в сторону, принялся шептаться, хитро поглядывая на меня. Мальчик же краснел, смущался, мялся и все никак не мог себя заставить посмотреть на меня.

Не боец, — вздохнула. Глотнула коньяка из горла и, взяв с вазы яблоко на закуску, подошла к малышам. Их игры были пошлыми и мерзкими в своей морали, и я бы удивилась, наверное, возмутилась, будь сама другой. Призвала бы Алешу к "долгу, совести и чести", и тот бы смог устоять от соблазна скатиться ниже некуда, сохранить в себе веру в "светлое и чистое" и себя, таким, каким хотел казаться — благородным героем хотя бы в моих глазах, но это не входило в мои планы. Пиранья была голодна не меньше, чем самцы, но голод мой был иным.

Я могла затеять драку, стравив их, могла заставить ползать в ногах, но в последний момент передумала, увидев в глазах Алексея еще живое чувство уважения, хоть и колеблющееся под напором желания. Прильни я к мальчику, и он бы вытащил меня из этой квартиры с боем, желая быть единственным. Прильни к Вове, сдался бы и примкнул, став вторым. И остался бы им по жизни.